Артём Каменистый - Запретный мир Страница 16

Робин обернулся и сурово уставился на джигита. Тот стоял в подчёркнуто расслабленной позе, являя собой воплощение невинности.

– Послушай, Ахмед, ты же мог его серьёзно покалечить. Не нравится, так скажи словами, нам только драк не хватало. Немедленно перед ним извинись.

– А пусть он не трогать твоя девушка.

– Да она мне нужна? Я же ничего ей не сделал, я же без всякой задней мысли, можно сказать, со всей душой. У меня вон, подруга бегает, – Густав показал на светловолосую пленницу.

– Вот и отлично, а ну, пожали друг другу руки! Вот так! Сата, иди за мной.

Отойдя чуть в сторону, Робин расстелил плащ, усадил девушку, присел рядом. Та смотрела испуганно, опасаясь наказания. Улыбнувшись, он поспешил её успокоить:

– Всё хорошо. Ты совсем ни в чём не виновата. Хорошо. Поняла?

Сата кивнула головой.

– Вот и отлично. Кстати, что такое саотюн? Са-о-тюн. Поняла?

Глаза девушки испуганно вспыхнули, налились страхом. Она стыдливо обернулась на суетящихся неподалёку людей, глянула на Робина с отчаянной обидой, поднялась, начала снимать платье.

– Да что за день!!! – воскликнул тот, вскакивая.

Схватив Сату за руки, он попытался её успокоить:

– Всё! Хватит! Я просто хотел узнать. Я всё понял. Да что ж ты так меня боишься! Я же тебя пальцем не трогал, не обижал! Ты забыла, как меня спасала? Разве я обижу тебя, глупая. Эх, жаль, ты мало понимаешь наш язык!

– Я понимать, – девушка виновато улыбнулась, смущённо потупилась.

– Ладно, прости мне моё дурное любопытство. Присядь. Слушай, я знаю, что понимаешь ты больше, чем можешь сказать, так что мои слова тебе в основном ясны. Мне очень интересно, что мы сегодня повстречали. Кто это был?

– Цохван.

– Это слово произносила старая женщина в твоём селении, когда тебя отдавала мне. Что это значит?

– Ты цохван.

– Ничего не пойму. На эту тварь я совершенно не похож. Не мог же я за эти дни так измениться!

Девушка нахмурила личико, попыталась объяснить.

– Ты не ходить живой лес без страх. Нур тебя делать стоять, смотреть, ты быть другой, не лес без страх. Ты прийти не знаю. Ты рождаться не звезда. Ты цохван!

– Но это было совсем другое существо. Почему оно взорвалось после ранения?

Бросив на Робина снисходительный взгляд, Сата пояснила:

– Все знать, цохван не трогать. Его уметь трогать только нур. Он делать это хорошо.

– Кто такой нур?

– Ты говорить циклоп.

– Понятно. А скажи вот что, Ахмед цохван?

– Да.

– Но ты же видела, он был ранен, но не взорвался. Почему?

– Он другой цохван, я не знать. Я не атон, не имин, я дэйко. Я мало знать.

– Что такое дэйко?

– Это плохо. Мне нет никогда к атону, мне не петь имин. Мне могут хотеть заставлять умирать.

В глазах девушки показались слёзы. Сердце Робина дрогнуло, он обнял малышку, успокаивающе погладил по спине.

– Я мало что понял из твоих слов, но догадался: дэйко быть не очень весело. Успокойся, здесь ты не дэйко, никто тебя не обидит. Я поговорю с Густавом, он будет обходить тебя десятой дорогой.

Робин выходил из реки, где мылся в стороне от лагеря, и замер. На берегу возле его одежды, поджав к груди ноги, сидела Елена.

– Эй, красавица, ты бы отвернулась, что ли.

– А зачем? Я хочу на тебя посмотреть.

Пожав плечами, Робин с напускным безразличием выбрался на сушу, поспешно отряхнул воду, стал натягивать одежду на влажное тело, мысленно проклиная бесстыжую нимфоманку. Её насмешливый взгляд не покидал его ни на мгновение.

– Ну, и как впечатление? – одевшись, спросил он.

– У тебя очень красивое тело. Мне понравилось. Не хочешь взглянуть на моё?

– Спасибо, как-нибудь в другой раз.

– Ну надо же, чем же я хуже твоей Саты? Неужели эта зелёная девчонка умеет что-то особенное, чего не умею я? Может, просветишь?

– Между нами ничего не было, это знают все, тут ничего не скроешь.

– Обманывать нехорошо. Вы только что так мило обнимались, прямо как голубки, приятно было смотреть.

Посмотрев на Елену с сожалением, Робин спокойно констатировал:

– Ты воспринимаешь весь мир через призму своей испорченности. Учти, она иногда здорово искажает картину.

– Так тебе не нравятся испорченные женщины?

– Честно говоря – нет. Так что извини, пойду я.

– Смотри, когда передумаешь, может быть поздно.

– Как-нибудь переживу.

Робин поднял оружие и не спеша направился к лагерю. Девушка смотрела ему вслед, в глазах угасла насмешка, сменившись обиженно-растерянным выражением. Слепым, рефлекторным движением она зачерпнула горсть крупного песка, сжала в руке, палец что-то укололо. Очнувшись, она со злобой швырнула содержимое ладони в воду и, встав, пошла на свет костра.

– Великий, мы нашли место, где цохваны провели ночь... – Голос охотника был почтителен, но сам он не терял достоинство.

– Как твоё имя? – спросил Зардрак.

– Меня называют Тукс Длинный Лук.

– Тукс, что ты видел в том месте?

– Цохваны нарвали много веток, сложили их в кучи и спали на них. Они жгли очень большой костёр, когда я отыскал это место, угли ещё не остыли. Вокруг были обгрызенные кости разных птиц и нагусов. В кустах я нашёл кучи кала, и там были странные вещи.

Охотник протянул жрецу что-то похожее на смятую тряпку. Странный материал был почти невесом и шелестел при сгибании. Зардрак понюхал находку, брезгливо скривился от явного запаха дерьма.

– Куда ушли цохваны?

– Великий, они отправились в сторону Большого озера. Я не пошёл за ними, мне не было приказано выследить их.

– Тукс, имины нашли это в голове убитого нура. Ты знаешь, что это такое?

Охотник повертел увесистый продолговатый медный конус, внимательно рассмотрел со всех сторон, подбросил в ладони.

– Великий, я видел страшные раны в головах священных нуров. Они будто бы нанесены стрелами, хотя только проклятый цохван сможет пронзить могучую голову лесного стража. Но это непохоже на оставленный наконечник, такую вещь трудно прикрепить к древку. И медь здесь только сверху, внутри что-то другое, оно тяжелее сотума или меркита. Я не знаю, что это такое.

Зардрак задумчиво покачал головой. Слова Тукса подтверждали его выводы. Обернувшись, он в очередной раз окинул взглядом место кровавой битвы. Десятки поселян стаскивали тела к возводимой пирамиде погребального костра, на многих лицах застыл страх: большинство ни разу не видело такого количества трупов, а уж мёртвые нуры могли напугать любого крестьянина.

– Тукс, ты сам вызвался идти по следу, оставил других охотников. Почему?