Аристократ на отдыхе. Том 3 - Алекс Рудин Страница 17

Ну, обиделась и обиделась. Грустить по этому поводу я не собирался.

И вот Лиза появилась снова. Да еще и сумела каким-то образом отыскать место, где я поселился.

— Она приехала на извозчике, — сказал Умник. — Ходила вдоль ограды и заглядывала в сад. А потом постучала в калитку, но Прохор ее не пустил.

— Прохор, ко мне приходила девушка? — спросил я старого слугу.

— Была тут одна, — проворчал Прохор. — Тебя спрашивала. Важное дело, говорит!

— А ты что? — улыбнулся я.

— А я ее прогнал, — заявил Прохор. — Знаю я эти важные дела!

И он презрительно сплюнул на песок дорожки.

— Ты идешь, или нет? Сам напросился на чай, а теперь о ерунде спрашиваешь. Луке Ивановичу спать давно пора, а он не ложится.

— Сейчас, — кивнул я. — Возьми пирожные!

— Беранже, — проворчал Прохор, принимая у меня картонку. — Дорогущие!

Отставной гвардеец умудрился изобразить тоном такую смесь одобрения и осуждения, что я уважительно хмыкнул.

— Держи, Потап! — я протянул медвежонку баранью ногу. — Приятного аппетита!

— Это что, сырое мясо? — заволновался Умник. — Как настоящему хищнику? Спасибо, Никита!

Медвежонок довольно заворчал, схватил ногу и скрылся в темноте сада.

Я пошел за ним.

— Ты куда? — окликнул меня Прохор.

— Сейчас, — не оборачиваясь, ответил я. — Хочу показать твоему барину одну любопытную штуку.

Ледяной куб с мертвой змеей внутри так и лежал в шкафу. Холод обжег ладони, высасывая магическую энергию. Змея с ненавистью смотрела на меня пылающими рубинами глаз.

— Мерзкая штука! — прошамкал Живчик.

Я был с ним полностью согласен. Неприятная тварь — куда хуже любого демона.

Я завернул ледяной куб в покрывало, которое сдернул с кровати, и, шурша усыпавшими дорожку листьями, вернулся к особняку.

Прохор нетерпеливо переминался на пороге.

— Долго тебя ждать?

— Давай, показывай дорогу, — усмехнулся я.

Вслед за слугой я поднялся на второй этаж по темной скрипучей лестнице. Она привела нас в огромный, утонувший во мраке зал. Хозяева отчаянно экономили даже на освещении, к тому же, темнота позволяла скрывать бедность — съеденную молью ткань тяжелых штор, выцветшие от времени обои, трещины и пятна сырости на великолепных лепных потолках.

Вдоль стен едва угадывались очертания мебели — когда-то это был зал для торжественных приемов.

Умирающий особняк резко контрастировал с сияющей ночными огнями Столицей.

Я вспомнил высокие окна Императорского дворца и беззаботно танцевавшие в них черные тени.

С еле слышным скрипом отворилась высокая дверь. На вытертый паркет упала полоска слабого света.

Прохор пропустил меня вперед, и я оказался в небольшой столовой.

Первое, что привлекло мое внимание — лампа. С высокого потолка спускалась витая бронзовая цепь — тонкая, но прочная. На ней висел шар из тонкого стекла, который бережно поддерживали отлитые из бронзы дубовые ветви. Внутри шара вращались два элементаля — багрово-оранжевый элементаль Огня и ослепительно-белый элементаль Молнии.

Лампа то мягко вспыхивала дневным светом, то бросала на старинную мебель закатные блики — в зависимости от того, какой элементаль светился ярче.

Бесконечная череда переливов света завораживала.

— Это вы сделали? — спросил я сидевшего за столом хозяина, имея в виду лампу.

Артефакт настолько меня поразил, что я забыл о вежливости.

— Да, — ответил старый граф.

Он утопал в удобном глубоком кресле. Блики света падали на его лицо, освещая впалые щеки и отражаясь в глубине внимательных серых глаз.

Ноги графа были заботливо укутаны теплым клетчатым пледом.

Вознесенский был очень стар — старше Прохора. В нем чувствовались одновременно и уверенная сила опытного талантливого мага, и хрупкость, присущая старикам.

Внутренняя сила артефактора и его возраст боролись друг с другом, и возраст постепенно побеждал. Но еще не победил окончательно.

Я некстати подумал, что Вознесенский моложе меня.

— Присаживайтесь, Никита Васильевич, — пригласил граф. — Прохор рассказал мне о вас. Меня зовут Лука Иванович Вознесенский. Очень рад познакомиться.

— Здравствуйте, Лука Иванович, — кивнул я и присел на тяжелый стул.

— Спасибо, — усмехнулся Вознесенский. — Вот здоровье-то в последнее время и подводит.

— Ничего не подводит, — буркнул Прохор, стоя наготове рядом с хозяином. — Налить вам чаю, Лука Иванович?

— Налей, — кивнул артефактор. — И гостю тоже.

Прохор осторожно разлил крепкий горячий чай в чашки из тонкого китайского фарфора. Украшенные синим узором стенки чашек просвечивали насквозь — настолько тонким и хрупким был материал.

— Попробуйте, Никита Васильевич, — предложил Вознесенский.

Я сделал осторожный глоток — чай показался мне слишком горячим. Но он не обжигал, хотя я видел пар, который поднимался над чашкой.

— Сервиз — тоже артефакт, — усмехнулся Вознесенский моему удивлению. — Чай в чашке остается ровно таким, чтобы вам было приятно его пить.

— Как вы это сделали? — спросил я.

— Немного магии Льда, немного магии Огня, — задумчиво сказал Вознесенский. — И совсем чуть-чуть ментальной магии — чтобы угадать предпочтения гостя. Пришлось повозиться с тонким плетением магических нитей. Одна чашка разбилась…

Старик вздохнул с сожалением.

— Но пять уцелели, и магия работает до сих пор.

— Отличная работа, — искренне сказал я.

Чай был крепким и вкусным. В нем явственно ощущался аромат луговых трав.

Вознесенский довольно улыбнулся. Потом взял с блюда шоколадное пирожное, откусил и прикрыл глаза.

— Пирожные от Беранже. Вкус юности. Спасибо, Никита Васильевич — побаловали старика.

— Настасья печет ничуть не хуже, — ревниво сказал Прохор.

Я усмехнулся. Слуга свободно вмешивался в разговор. Старики стали так близки друг другу, что стерлась грань между слугой и хозяином.