Игорь Недозор - Трилогия: Плацдарм, Гарнизон, Контрудар Страница 174

Глубоко вдохнув, едва смог удержать слезы. Читтак стояла печальная, не поднимая глаз.

- Как ты? Здорова, дорогая? - спросил ее аксакал, внимательно разглядывая круглый живот.

- Хвала Вечному Небу и Священной Луне!

- Вижу, вижу! Сына ждешь? Наследника рода?

В это время женщины рода повели Марикк к юрте молодоженов, обошли ее вместе с нею и ввели внутрь.

Стали подходить сородичи, здороваться. Старейшина распорядился:

- Хватит, дайте дорогу! Пусть в дом войдут! Гости вошли в комнаты. А с ними и сам аксакал. Женщины кинулись искать занавес для невесты, но старейшина пресек их суету:

- Оставьте, не носитесь тут! - И Марикк: - Не стесняйся, светик! Тебе можно! Не к месту сейчас всякие церемонии.

Та между тем и не думала смущаться. А бабы все шумели:

- Э, каков старец! Дети приехали! Полная чаша! Ну, доволен? А этот парень тоже зять, значит? Желаем долго жить да любить молодым! Блага всем вашим детям!

Старейшина действительно был доволен. Две дочери теперь замужем за почтенными людьми… Пусть и чужинцы, не из этого мира.

Внесли мешки с подарками, разместились. Старейшина ушел во двор и принялся резать с работниками барана.

Наконец, Хоррисан затворил сараи, остальные прибрались в доме, разожгли печь. Его старшая жена, почтенная тетка лет пятидесяти, старуха по-здешнему, важно переваливаясь, командовала служанками и младшими родственницами. Те выбивали пыль из кошм, трясли ковры.

А младшая, любимая доченька Хоррисана, Арма, в белом, развевающемся на ветру платье, звеня золотыми серьгами и серебряными подвесками, вытряхнула красно-желтые одеяла - на них будет сидеть ее сестра с мужем!

Хоррисан на свежем воздухе поразмышлял о том, что творится окрест, да о том, чем угостить почтенных подданных сардара Сантора.

А тем временем уже вовсю шипели, пыхтели и шкварчали казаны и котлы, капал жир с ивовых прутьев, усаженных отборным мясом.

Близился час угощения и трапезы.

Поглядывая на Читтак и Марикк, возвращавшихся с прогулки, Хоррисан не без удовольствия подумал: «Достойных жен я вырастил для достойных людей - дородны, белы и идут плавно».

Увидев, что его младшая дочь, подняв на руки дочурку Бровченко, собралась с ней выйти на воздух, старейшина сказал:

- Дай-ка ее мне, дорогая! - и, нежно обнюхав шейку ребенка, поцеловал в личико.

Настроение - уже душа пела.

- Ей, благодарение Небу!

Посмотрел на зятьев. Вроде по-старому они господа. Но на вид никакие не господа, а как будто свои, родные дети-сыновья.

Он не смог объяснить себе сам, что за чувства его одолевают. Ладно, время, видать, принадлежит таким. И при таких «родных господах» захотелось жить очень долго.

Пока молодые люди прогуливались, чаевничали у себя, старейшина заскочил в конюшню и велел взбить молоко всех семи кобылиц, вернулся и строго проверил, как вымели-прибрали гостевую юрту. Велел жене расстелить особо толстые одеяла для беременной Читтак.

Терпеливо выждав час, послал брата за молодежью. Появившихся на пороге Бровченко и Коркунова пригласил сесть во главе дастархана, а Читтак и Марикк усадил по правую руку от себя.

Мачеха сама принялась разливать по пиалам кумыс, щедро, старательно, не обделяя даже соседей и детей. А к младшей падчерице, Марикк, ну просто пристала:

- Пей, милая, пей! Дай-ка еще подолью! Старейшина тоже не уставал потчевать зятьев:

- Почему не пьете, сынки? Ведь какой замечательный кумыс!

- Ох, отец, и рад бы, да уже напился! - отвечал Коркунов. - Дай дух переведу!

На что Хоррисан глубокомысленно и огорченно замечал:

- Ох, отвыкли вы там, в городе, от правильной еды!

На следующий день, само собой разумеется, Хоррисан устроил той. Хотел зарезать лошадь-трехлетку, но Бровченко настоял на годовалой. Тем более что десять родственных домов зарезали по барану.

Мясо в казаны не вмещалось, кумыс разве что в озеро не стекал, борцы играли плечами, всадники схватились в козлодрании, певцы дутары не оставляли…

С отцом Читтак была мягка, разговорчива, тиха, как и полагалось.

Не представляя, о чем говорить с дочерью, Хоррисан осведомился:

- Читтак, золотко! Слышал я, ты буквы разумеешь? Та закивала.

- О! - всплеснул он руками. - Никак не пойму я затей сардара. Стоит ли баб учить читать? Все равно женщинам такими умными, как мужчины, никогда не стать!

Читтак не спорила.

Женщина задумалась и молча смотрела, как Арма играет на прибрежном песке с маленькой племянницей. Да, с Армой надо что-то решать. Сестренке двенадцать, носит уже длинные платья. Непременно надо забрать ее с собой в город и найти хорошего мужа.

«Сложно им будет меня понять, - думала Читтак. - Но что ее ждет, младшую, в роду не самом богатом, но гордом? Какой муж ей найдется? Нет. надо непременно поговорить с родичами и забрать сестру с собой».

Вот только прогуляются перед трапезой, чтоб был аппетит, и поговорит. А сейчас в горы.

В горы на машине не поднимешься, только в седле. Да не беда, не всадники, что ли, лошадей не сыскать? Быстро и с умом подобрали для поездки уважаемых зятьев надежно объезженных лошадей.

На серую в яблоках смирную кобылку, пристроив под себя еще и сложенное одеяло, взобралась Читтак с ребенком. Сам Бровченко сел на жеребца рыжей масти, Марикк досталась светло-пепельная лошадка, а Коркунов выехал на вороном коне. Сопровождавший гостей местный товарищ тоже не остался пешим.

Выехали ранним утром.

Читтак улыбалась, видя, как елозит на лошади ее сестра, отвыкшая от верховой езды. Одной рукой она держалась за луку седла, другой то перетягивала, то теряла уздечку. А вот она сама не упускала случая поездить на коне в Тхан-Такх, даже горожанок учила… И мужа, кстати, выучила!

В полдень путники остановились передохнуть в пристроившейся на склоне рощице, скушали барашка, кумыс попили и вновь забрались в седла. Двигались уже не так скоро, как в утренние часы, Марикк страдала, еле удерживаясь на своей кобыле. Читтак же бодро подгоняла свою лошадь легкими прикосновениями камчи. А девочка беззаботно дремала, покачивая головкой. Везли ее поочередно.

Между делом Читтак вспоминала историю знакомства с мужем.

Как пять лет назад, спасаясь от прорвавшейся стаи нетварей, их кочевка вышла к посту чужинцев, то есть землян. Там она и увидела статного синеглазого воина, что свалил одним громовым выстрелом из тяжеленного метателя грозного хищноклыка.

Потом почти месяц Бровченко не отходил ни на шаг от Читтак.

Так и бродил с нею по зеленым горным лугам, по лесу, то ведя ее под ручку, то обнимая за талию, то вплетая ей в волосы сорванные цветочки и собирая для нее сладкие ягоды. А если Читтак уставала, нес ее, устраивая ее голову на сгибе одной руки, а под коленями утвердив другую.