Дмитрий Янковский - Операция «Караван» Страница 18

После инъекции я ощутил, как похолодела кожа. Это сузились периферийные сосуды, отгоняя кровь вглубь тела. Но за два часа ничего с ней не станет, не омертвеет.

Второй заряд представлял собой препарат для ограничения тонуса, чтобы мышцы не стояли колом. Третий — обезболивающее. Без него на глубине километра уже некомфортно, давление сдавливает костные пазухи и ощущение, как от сильной ломоты на погоду. Только намного сильнее.

Пока все. Я подкорректировал угол атаки крыльев стабилизаторов и начал штопором рушиться в глубину.

Начало действовать обезболивающее. Осязательные ощущения остались, как при местном наркозе, а болевые ушли без остатка. Ну и эмоционально разносить начало. Так, в пределах нормы, но ощутимо. Побочные эффекты химии, с этим ничего не попишешь.

Отмечая легкие нарушения координации, я перевел локатор на режим повышенного разрешения. Дальность обнаружения целей сократилась до километра, но зато в зеленоватом мареве изображения проявились искорки более мелких, чем сама платформа, объектов. Это были мины и торпеды. Те торпеды, которые уцелели при взрыве и те, которые успели подтянуться со стороны по сигналу тревоги. Их оказалось больше, чем я рассчитывал.

Когда тварей мало, они всегда одинаково реагируют на мелкую, вроде пловца-одиночки, цель. Это мы давно заметили и внесли эту особенность в Каталог. Встреча с одиночной торпедой, а тем более с миной, почти наверняка вызовет детонацию на предельно большой дистанции. Чаще всего расстояние столь велико, что не дает боевому пловцу шансов на ответные действия, ведь гарпун идет на дозвуковой скорости. А вот ударная волна на сверхзвуковой, плюща все на своем пути.

Зато когда торпед много, как бывает в боевых охранениях, они не могут прибегать к такой тактике, поскольку велика опасность детонации самих тварей, оказавшихся вблизи эпицентра взрыва. И тогда они действуют иначе. Обнаружив подозрительный объект, выделяют одного-двух бойцов, в задачу которых входит уйти как можно дальше от основной стаи в сторону цели и там взорваться, не подвергая опасности остальных.

В случае неудачи на поражение отправляются еще двое, и так до тех пор, пока задача не будет выполнена. Каким бы кто ни был прекрасным и хорошо вооруженным бойцом, выжить при таком подходе биотехов фактически невозможно, учитывая их количество в акватории. При достаточной сноровке можно поразить пять, ну десять торпед. Но не пятьдесят же! И уж, тем более, не сто.

Однако я вполне правомочно считал Каталог Вершинского не менее мощным оружием, чем торпедометы и гарпунные карабины. Знание, как говорят — сила. Чем больше мы узнавали о повадках тварей, тем сильнее росли наши шансы. Каталог позволял не держать это все в голове, а иметь возможность передать другим, которые наверняка придут нам на смену. Не верил я, что человечество будет спокойно ждать двести-триста лет, пока передохнут все биотехи. Мы не справимся, найдутся другие.

Хотя я не рассматривал Каталог только как средство передачи важной для выживания информации, я рассматривал его как мощное средство стратегического анализа. На основе эмпирически изученных приемов, которыми твари пытались нас уничтожить, мы составляли собственную тактику и стратегию противодействия им. Причем в спокойной обстановке, на базе, а не во время самой атаки. И наш сегодняшний план был составлен как раз на основе такого анализа. И план моих собственных действий тоже. И оружие, которое мы взяли с собой, не было бездумной, пускающей пыль в глаза огневой мощью. Оно было подобрано именно с учетом необходимых задач.

В общем, у нас был шанс. При определенных раскладах.

Локатор продолжал рисовать на забрале шлема изумрудные точки, но я их сознательно не считал. Их было слишком много, а психику незачем попусту портить. В моем положении от устойчивости психики выживание зависело не в последнюю очередь.

Нет, считать тварей было бессмысленно, все равно им числа не было. А вот снизить скорость имело смысл, поскольку было уже известно, что на тихоходные цели биотехи обращают внимание меньше, чем на скоростные. Точнее, не меньше, а позже. И дело было не в моем нежелании как можно скорее вступить в схватку, а в необходимости поближе подобраться к боевому охранению до начала атаки.

Это было основной частью плана, составленного на основе Каталога. Вот только на практике мы этот способ еще ни разу не проверяли.

Я отстегнул от каркаса и изготовил торпедомет. Ему предназначено было сыграть партию первой скрипки в моем оркестре. Расчетная дальность поражения у него была полтора километра, а от первых рядов боевого охранения я уже находился метров на четыреста ближе.

В каждом из четырех стволов, заключенных в общий корпус, находилось по управляемой торпеде с массой боевого заряда в двести граммов морской смеси.

Не ахти какая мощь, но и ее под водой достаточно для того, чтобы вызвать индуктивную детонацию биотехов в радиусе двадцати пяти метров от эпицентра взрыва. Это мы проверяли. В этом я был уверен. А дальше почти все зависело от скорости реакции и точности тварей.

Вернув менее крутой угол атаки стабилизаторов на каркасе, я продолжил погружение, но уже по более пологому сближающемуся курсу. Меня вот-вот должны были обнаружить, но я надеялся выиграть еще хоть одну драгоценную сотню метров. Потому что каждая сотня метров давала снижение подлетного времени моих снарядов. Чем меньше они будут находиться на траектории, тем больше у них шансов достигнуть цели.

Не снижая скорости, я активировал на торпедомете голографический прицел и отключил прорисовку радарных меток на забрале шлема. Чтобы не мешали. Прицел имел хоть и меньшую площадь проекции, но обладал не намного меньшей точностью, чем главный локатор гидрокостюма. К тому же он выдавал огневой сектор в объеме, что добавляло точности и удобства.

Все это позволяло в полной мере контролировать пространство вокруг и иметь возможность управления снарядами на траектории.

Ракетная платформа сияла крупной изумрудной каплей на краю голографической проекции, а ближе ко мне, как зеленый песок, сгрудились торпеды и мины боевого охранения.

В лоб не подступиться, это понятно. Да только кому оно надо, в лоб? Я ждал, когда меня засекут и хоть как-то отреагируют, без реакции биотехов я попросту не мог знать, куда отправить первый снаряд. Но они не реагировали, хотя я приблизился ровно на километр. Дальше все, двигаться было нельзя. Потому что если рванет хоть одна мина с боевым зарядом более тонны, меня может и глушануть.

Ожидание всегда неприятно. А на глубине оно неприятно особенно. И внедренная в организм химия совершенно не способствует спокойному созерцанию. Не для того она создана. Она побуждает к действию.

В общем, за несколько минут я извелся окончательно и начал подумывать об изменении плана. Биотехи словно считывали мое состояние, они зависли в глубине и ждали, когда я сорвусь и нападу первым. Надо было срочно побудить их к активности. Каким-нибудь, не требующим больших затрат, способом.

В принципе, можно было воспользоваться гарпунным карабином, его дальнобойности с лихвой хватило бы для нарушения боевых порядков тварей. Вот только не очень это удобно под водой. Тут не бросишь под ноги одно оружие, чтобы пальнуть из другого, тут торпедомет придется вешать обратно на каркас, снимать оттуда карабин, стрелять, потом вешать его обратно, а затем снова брать в руки торпедомет. На все эти рокировки времени могло и не хватить. Биотехи вообще не отличались медлительностью.

И тут до меня дошло, что Алекс, в общем-то, вовсе не далеко в тылу. При эффективной дальности боя карабина ТУК-15 в два с половиной километра, гарпун он мог послать на все три, даже с хвостиком. Напарник же находился позади меня примерно в полутора километрах.

Это означало возможность ведения огня гарпунами по фронту боевого охранения ракетной платформы.

Хоть какой-то вменяемой точности при этом добиться было невозможно, но она и не была нужна.

Перехватив торпедомет левой рукой, я набрал на коммуникаторе: «Пальни разок в сторону платформы. Сил нет ждать атаки».

В ответ пришло: «Ок. Градусов на пятнадцать правее тебя. Не попади под шпильку».

Алекс выдавал отличные показатели на тренировочных стрельбах, но все равно ожидание выстрела в свою сторону мало кого оставит равнодушным. Через несколько секунд, всего метрах в тридцати правее меня, пронзил воду скоростной гарпун. За ним остался тугой, быстро исчезающий след из пузырьков пара.

На голографической проекции прицела снаряд выглядел непрерывно удлиняющейся рубиновой трассой, ее оставлял активный маячок, которым мы для удобства оснастили все гарпуны.

Когда конец яркой стрелы оказался на половине расстояния между мной и боевым охранением ракетной платформы, биотехи наконец отреагировали. Меньше секунды ушло у них на оценку ситуации, после чего из первого кольца обороны вырвались две «Стрелки» и, ускоряясь, бросились на перехват.