Антон Грановский - Мастер гнева Страница 18

– А вы с этим не согласны?

– Не думаю. У меня за спиной немало грехов, Вольфганг. Я ведь не всегда был пастором.

– А кем вы были раньше?

Пастор вздохнул, и Волчку показалось, что по лицу старика пробежала тень.

– Сейчас не стоит говорить об этом, Вольфганг. Кстати, как тебе похлебка?

Волчок улыбнулся и ответил, что ничего вкуснее в жизни не ел. Щеки пастора зарумянились от удовольствия.

– Это еще что, – не без гордости заявил он. – Попробовал бы ты ее пирожки с луком и капустой. Она готовит их по воскресеньям. Впрочем, у тебя еще будет возможность их попробовать. – Пастор облизал деревянную ложку и положил ее на стол. После чего снова воззрился на Волчка и продолжил: – Воскресенье будет послезавтра, Вольфганг, а ты еще слаб. Куда бы ты ни собирался, тебе придется отложить путешествие на несколько дней. Иначе ты просто не сможешь продолжить свой путь.

Волчок не стал возражать. Чувствовал он себя и впрямь неважно. Кроме того, ему совершенно некуда было идти. Пастор вытер губы льняной салфеткой и грустно проговорил:

– В наше неспокойное время монастыри берут пример с торговых домов и допускают в свои пределы лишь тех, кто достаточно богат, чтобы дать обет бедности.

– А у вас не так? – осторожно спросил Волчок.

– У нас не так, – ответил пастор Нейреттер серьезным и спокойным голосом.

– На что же вы живете? Где берете средства к существованию?

– В нашей общине есть отличные ремесленники, их товар востребован горожанами. Кроме того, община владеет обширными виноградниками, Вольфганг. Мы делаем хорошее вино.

Егор отправил в рот очередную ложку похлебки и спросил:

– У вас большая община?

– Не очень, – ответил пастор. – Нас пятьдесят восемь человек. Половина – люди пришлые. Мы никому не отказываем в приюте, Вольфганг. Часто странники просятся переночевать на одну ночь, а потом остаются здесь навсегда.

Помолчав немного, пастор вздохнул и добавил, как бы следуя внутреннему диалогу, который вел с собой беспрестанно:

– Дьявол ходит меж нами ежечасно, Вольфганг. И набор его уловок безграничен.

Егор отложил ложку, вытер руки об рубашку и задал вопрос по существу:

– Часто ли злые духи вселяются в общинников?

По лицу пастора пробежала тень.

– За последние семь лет это четвертый случай, – ответил он. – Накануне кузнец Ганс сильно усомнился в Христе и потерял опору. Неудивительно, что злые духи воспользовались этим. Господь указал нам четкий и ясный путь к спасению, Вольфганг. И не Его вина, если мы делаем неправильный выбор.

– Четыре случая за семь лет? Думаю, у вас нет повода для большого беспокойства, – заметил Волчок.

– Ошибаешься, сын мой, – возразил, еще больше помрачнев, пастор Нейреттер. – Я сказал, что это четвертый случай за последние семь лет. Но я не сказал тебе, что три из них пришлись на последний месяц. Зло становится сильнее. Вероятно, это из-за недостатка веры, а значит, виноват в этих бедах только я.

– Почему?

– Потому что я пастырь, Вольфганг. А если в стаде гибнут овцы, виноват в этом пастух.

– Даже если они гибнут от волчьих зубов?

– Особенно если они гибнут от волчьих зубов.

Волчок помолчал, обдумывая слова священника, а потом осторожно спросил:

– Что же мешает пастырю завести пастушьих собак?

Пастор Нейреттер посмотрел на Волчка удивленно. Затем его взгляд отяжелел, а на сухих губах появилась мрачная усмешка.

– Сын мой, для человека, который никогда прежде не был в наших краях, ты слишком прозорлив.

– Что вы имеете в виду? – не понял Волчок.

Пастор чуть прищурил припухшие веки и ответил:

– Пастушьих собак.

– Но я…

– Уже поздно, – перебил священник. – Тебе нужно отдохнуть и помолиться. Ты ведь веруешь в Иисуса, не так ли?

– Верую, – слегка растерянно ответил Волчок. – Но боюсь, что вера моя не слишком крепка.

– Это плохо. Злые духи не делают различий межу общинниками и пришлыми людьми. Советую тебе провести ночь в молитвах, если ты не хочешь проснуться со звериными когтями вместо ногтей.

Пастор встал из-за стола, пожелал Волчку спокойной ночи и собрался уйти, но Волчок остановил его.

– Отче, я хотел бы попросить вас об одолжении.

Священник обернулся, пристально посмотрел на Волчка и спросил:

– О каком?

– Вы говорили, что многие странники, просившие ночлега, остались у вас навсегда. Что, если и я поступлю так же?

Во взгляде пастора появилось недоверие, которое затем, когда он убедился в том, что Волчок не шутит, сменилось удивлением.

– Сын мой, ты просишь об этом после того, что увидел?

– Да.

– Но почему?

– Я уже сказал, что моя вера неглубока и некрепка. Возможно, жизнь здесь, близ Адского леса, послужит ей испытанием.

– Испытанием? – Пастор Нейреттер мрачно ухмыльнулся. – Вас, молодых, ничем не проймешь, верно? Увидев перед собой груду кровавых костей, вы отшатнетесь, но если рядом заиграет музыка, вы позабудете обо всем и устроите танцы прямо на костях.

– Но я совсем не шучу, – возразил Волчок. – Позвольте мне остаться здесь, отче. Я заблудился в жизни, и мне некуда идти. Дайте мне разобраться в себе и в том, что со мной происходит.

Некоторое время пастор хмуро и молча размышлял, поглядывая на Волчка неодобрительным взглядом. Наконец, он вздохнул и сказал:

– Этот вопрос всегда решает община, Вольфганг. Но думаю, что никто из наших людей не будет против. После смерти Ганса деревня осталась без кузнеца. Кажется, сам Господь послал нам тебя. Однако помни о моем предупреждении и не забудь помолиться.

Пастор развернулся и вышел из комнаты.

6

Прошло два дня. Своим Волчок в общине еще не стал, однако люди уже смотрели на него без неприязни и подозрения. Работа его была востребована, и постепенно общинники проникались к нему уважением.

На улице послышался перестук копыт и скрип телеги. Волчок сунул поковку в горн, затем сбросил рукавицы и вышел из кузницы на улицу. Страж Отто, жилистый, кадыкастый, привязал лошадь к коновязи.

– Ну, что, кузнец? – поинтересовался он грубым голосом. – Готова ли работа?

– Готова, – ответил Волчок.

Он вернулся в кузню и через минуту выкатил на улицу новые колеса.

– Подсобить? – спросил Отто, прищурив темно-карие, почти черные глаза.

– Не надо.

Волчок легко и умело вышиб из осей чеки, снял старые колеса и установил новые. Все это заняло у него несколько минут. Затем Волчок выпрямился и критически оглядел свою работу.

– Вроде сидят неплохо, – сказал он наконец.

– Отличная работа, – похвалил Отто. – Вижу, ты и впрямь умеешь работать с железом, странник Вольфганг.

– Спасибо на добром слове.

– Но это не значит, что ты мне нравишься. – Глаза Отто снова похолодели. – Ты мне не нравишься, пришелец. И я тебе не доверяю.

– Да ну? – Волчок хмыкнул. – Интересно знать, почему?

– Потому что ты не тот, за кого себя выдаешь. Я не первый год живу на свете и таких хлыщей, как ты, вижу насквозь.

– Видишь насквозь? Это хорошо. У меня что-то крутит живот. Не посмотришь, в чем там дело?

Лицо стража Отто побелело.

– Ты смеешь зубоскалить над моими словами? – процедил он сквозь зубы.

«Кажется, я разозлил его всерьез. Надо спустить конфликт на тормозах, пока он не разбил мне голову».

Однако вместо того, чтобы «спустить на тормозах», Волчок гордо поднял голову и произнес:

– Пастор Нейреттер разрешил мне остаться, Отто. И мне плевать, нравлюсь я тебе или нет. А теперь убери свою лапу с моего плеча, пока в моей руке не появился меч или кинжал.

Пару секунд Отто смотрел Волчку в глаза, и губы его слегка подрагивали от ярости и гнева. Но затем он заставил себя усмехнуться и с видимым усилием опустил руку.

– Ладно, парень. Однажды ты оплошаешь, и я получу возможность выбить из тебя дух. И будь уверен – я сделаю это с большим удовольствием.

Волчок ничего на это не ответил.

Страж запрыгнул на телегу.

– Надеюсь, что колеса не отвалятся, – напутствовал его Волчок.

Когда телега стража Отто, прогромыхав по ухабам, свернула за деревья, Волчок вытер рукою потный лоб и повернулся к кузне. Но тут он услышал чьи-то негромкие шаги. Из-за угла кузницы вывернул пастор Нейреттер.

– Не помешаю? – вежливо осведомился он.

– Нет, отче. Конечно, нет.

Волчок и пастор сели на скамейку. За овином и сараюшками чернел дубовый лес. Через четыре версты дубняк переходил в смешанный лес, очень сырой, густой и запутанный.

Волчок откинул со лба волосы и поинтересовался:

– Отче, почему этот лес называют Адским?

– У местных крестьян издревле существует поверье, что этот лес живой, – ответил священник. – Когда-то в старину, еще до того, как светлое учение Христа вошло в умы и души людей, считалось, что в лесу живет могущественный древний дух с непроизносимым именем. Говорят, что тысячу лет назад ганзейские воины убили в этом лесу две тысячи пленников, которых перегоняли из Болгарии. Убили жестоко, очень жестоко. Поставили всех на колени и разбили им головы топорами. Поскольку работа была тяжелая, ганзейцы время от времени позволяли себе отдохнуть. Они сидели на траве и ели хлеб с мясом, запивая его пивом и весело балагуря. И все это под стоны тех, кто был ранен, и вопли тех, кто ожидал своей участи. Казнь продолжалась целый день, и говорят, что воздух в лесу был так плотно наполнен страхом, гневом и злобой, что ожил и превратился в не знающего покоя духа. Грибники и собиратели кореньев до сих пор находят в лесу полуистлевшие человеческие кости. А иногда – осколки черепов, расколотых топорами.