Антон Медведев - Звездные взломщики Страница 18

Машина подрагивала в воздушных струях, на меня стре­мительно неслась и уходила под брюхо глайдера нескончаемая стена леса. Вскоре лес поредел, а вот и знакомое мне еще с детства болото...

Глайдер я опустил на маленьком топком островке. Распах­нув дверь, с наслаждением вдохнул свежий воздух, потом дос­тал биту и вылез из машины.

Опоры глайдера глубоко увязли в топкой почве, машина легла брюхом на грунт. Я с сомнением взглянул на нее, раз­мышляя о том, не утонет ли она окончательно, потом махнул рукой и побрел в сторону.

Здесь, на болоте, леса как такового уже давно не было, из зыбкого грунта в разных местах торчали голые стволы давно погибших деревьев. Подойдя к ближайшему, я покрепче сжал биту, размахнулся и от души врезал по стволу.

Наверное, во мне действительно накопилось слишком много злости — дерево переломилось в нескольких местах и рухнуло, один из обломков чувствительно задел меня по спи­не. Впрочем, это только добавило мне злости. Подняв биту, я шагнул к очередному дереву...

Я крушил гнилые стволы минут двадцать, пока, вконец обессиленный, не упал на колени, в плотоядно чавкнувшую болотную жижу.

Меня трясло, я был мокрый и грязный. И все-таки это было лучше, чем чувствовать себя обманутым. Эх, Алиса...

Поднявшись, я отшвырнул в сторону биту и побрел к ма­шине.

За время моего отсутствия глайдер успел основательно увяз­нуть в болоте, вода почти доходила до нижней кромки дверей.

Ну и черт є ней — я плюхнулся на сиденье, этого оказалось достаточно, чтобы вода полилась в салон. Еще раз чертыхнув­шись, я торопливо захлопнул дверь, потом с отвращением по­смотрел на мокрую лужу на полу. Включив двигатель, взял ручку на себя.

Глайдер едва шевельнулся. Плохо — я выжал до упора газ и снова потянул ручку.

Глайдер бился в болоте, как смертельно раненное живот­ное. Перекладывая штурвал, мне удалось-таки мало-помалу раскачать машину. Последнее усилие — и глайдер рывком взмыл в воздух, оставив после себя быстро заполнявшуюся водой вмятину.

Наверное, это было глупо. И все-таки я почувствовал себя лучше. Человеку необходимо время от времени выпускать пар, это одна из особенностей нашей психики. Да, можно сдержи­вать себя, контролировать свои эмоции и чувства. Но однаж­ды плотина рухнет, весь сдерживаемый вал раздражения вы­плеснется наружу, и один бог знает, к чему это приведет.

Но окончательно я почувствовал себя человеком, лишь забравшись в полную горячей воды ванну. Горячая вода смы­ла все проблемы и заботы, и даже предательство Алисы не казалось мне уже таким большим горем. Наверное, мне про­сто очень хотелось так думать.

Трехдневный перелет до Тивии прошел на редкость спо­койно. Я валялся в постели, смотрел видео, читал книги. Од­ним словом, убивал время как мог. Трижды в сутки ходил в корабельный ресторан, в промежутках пару раз навещал бар, пытаясь отвлечься от грустных мыслей — измена Алисы все еще давала себя знать. Дважды мне показалось, что за мной следят, но это меня не слишком взволновало. В конце концов, сэр Бартон наверняка подстраховался и хочет быть в курсе всех моих дел.

С космодрома Тивии я вышел в приподнятом настроении, так у меня бывает всегда в преддверии нового дела. В руках я крепко сжимал злополучный кейс, под завязку набитый раз­ными полезными в моем деле мелочами. На случай, если ка- кой-нибудь чересчур ретивый полисмен заинтересуется этими милыми штучками, в кармане у меня лежал фальшивый сер­тификат на право проведения курсов повышения квалифика­ции для служащих частных охранных предприятий. И то, что лежало у меня в чемоданчике, становилось всего-навсего на­глядными пособиями. Просто и эффективно. Может, я слиш­ком рано поставил крест на своей гениальности?

Итак, я на Тивии. Теперь предстояло ознакомиться с ин­тересующим меня зданием и найти слабое место в системе охраны — вряд ли меня впустят просто так, за красивые глаза. Сняв номер в маленьком третьесортном отеле, я и занялся этим вплотную.

Одно дело, когда ты изучаешь объект акции по бумагам или с экрана терминала. И совсем другое, когда видишь его вживую. Прямо скажем, увиденное мне очень и очень не понравилось.

Представьте высокое здание из стекла и бетона, вершина которого теряется в облаках. Стекло, разумеется, бронирован­ное, бетон не уступит самой прочной стали. Крыша срезана под углом в шестьдесят градусов, удержаться на ней практи­чески невозможно.

Но это — только вершина айсберга, причем в самом пря­мом смысле слова. Согласно планам сэра Бартона, основание здания уходило под землю метров на триста, это еще порядка ста этажей. Вся эта махина называлась зданием Национально­го Алмазного Фонда, или, в просторечии, Алмазным Домом. Название «алмазный» было достаточно условным, здесь хра­нилась масса самых разнообразных ценностей, начиная от бриллиантов и золота и заканчивая денежной наличностью и произведениями искусства.

В плане здание делилось на две части: надземную, где распо­лагались кабинеты дирекции, служащих Алмазного Фонда, офи­сы сопутствующих фирм и прочих пристроившихся под теплое крылышко Фонда учреждений, и подземную. Вся подземная часть представляла собой собственно хранилище, попасть туда было не просто не то что постороннему, но и самим служащим Фонда. Каждый подземный этаж представлял собой, по сути, отдельный бронированный уровень. Снаружи пробиться невозможно, тол­стые стены плюс вмонтированные в них датчики вибрации ис­ключали любую возможность проникновения. На нижние этажи вел единственный лифт; чтобы попасть в него, надо было войти в небольшую охраняемую комнату на первом этаже. У вошедше­го, а это всегда был служащий Фонда, проверялись документы, охранник связывался с дирекцией и узнавал, действительно ли этому человеку сегодня разрешен вход в Хранилище. Получив подтверждение, охрана пропускала его к лифту. У лифта человек прикладывал ладонь к окошку сканера — сравнивались отпечат­ки с заложенными в память компьютера, потом проходила голо­совая идентификация и сканирование радужной оболочки глаза. При совпадении всех параметров двери лифта открывались. Сто­ит отметить, что и в самой комнате проверки стояли видеокаме­ры, с помощью которых двери лифта, сама комната и действия охраны контролировались независимым охранным подразделе­нием из другой части здания.

Попав в лифт, служащий опускался на интересующий его уровень. Из лифта он попадал в небольшой коридор с много­тонной бронированной дверью, находящейся под постоянным наблюдением видеокамеры. Подойдя к двери, служащий дол­жен был набрать на панели восьмизначный код. Этот код он получал у заместителя директора непосредственно перед спус­ком в Хранилище. Сами коды менялись директором Фонда каждый вечер, в конце рабочего дня. Коды подбирались ком­пьютером, для каждого уровня вырабатывался новый код. Если набранный служащим код был правильным, загорался зеле­ный индикатор, замок двери снимался с блокировки. Если код был ложным, в комнате охраны раздавался сигнал предупреж­дения, служащему предлагалось набрать правильный код в те­чение тридцати секунд. В случае если он не мог этого сделать, комната наполнялась усыпляющим газом. По сведениям сэра Бартона, раньше газ был отравляющим, но после пары несча­стных случаев его предпочли заменить на более безопасный.

Чтобы открыть саму дверь, надо было иметь специальный ключ, его следовало получить перед спуском в Хранилище у самого директора Фонда. Одним словом, система безопаснос­ти здесь и в самом деле была на уровне.

Разумеется, все это было весьма неприятно — но не на­столько, чтобы у меня опустились руки. Чем сложнее задача, тем приятнее ее решать.

Самым сложным мне представлялся способ проникнове­ния в здание. Мне надо было оказаться там ночью, на первый взгляд это казалось почти невозможным. Днем я мог попасть в здание без особых проблем, достаточно было найти удобный предлог и получить пропуск на входе. Но сложность состояла в том, что число вошедших в Алмазный Дом людей и число вышедших строго учитывалось, поэтому я не мог где-нибудь спрятаться и ждать ночи — пропажа одного человека будет замечена, начнутся поиски. И в том, что меня найдут, можно было не сомневаться. Второй причиной, по которой я отверг этот вариант, была невозможность пронести с собой оборудо­вание, а мне его понадобится довольно много. Таким образом, легальный путь проникновения отпадал.

Это и в самом деле оказалось сложной проблемой. В итоге после долгих и мучительных раздумий я был вынужден принять в качестве рабочего все тот же парашютный вариант/Основная сложность состояла в скошенной крыше здания — под ее про­зрачной кровлей располагалась оранжерея. На такой высоте все­гда гуляет ветер, покатая крыша абсолютно гладкая, на ней про­сто не за что зацепиться. Чуть превысь скорость — и тебя ударит о крышу, потом отшвырнет назад. Две-три секунды, за время которых ты будешь судорожно цепляться за гладкое брониро­ванное стекло, — и короткий полет вниз со спутанным парашю­том. Да, спастись теоретически еще можно — отстегнуть погас­ший купол, раскрыть запаску. Постараться, чтобы тебя вновь не кинуло на стену. Если и выживешь, то сама операция будет без­надежно провалена.