Сергей Вольнов - Вечный поход Страница 18

Эти люди возникали внезапно. Показывали заветные всесильные дощечки с печатями — пайцзы, — выданные самим Повелителем Вселенной. Доставали их из самых неожиданных мест, из богатых одеяний или из клочьев драных лохмотьев. О чём-то секретничали с Великим Ханом. И точно так же, внезапно, исчезали.

Посланники…

Эти также появились негаданно. Показали странную незримую пайцзу, обозначенную в воздухе затейливыми словами. И признал хан пришлых людей за своих. Вначале нехотя, а затем всё больше и больше советовался с ними. Называл по именам…

Ох, не доверял им Хасанбек! Кожей чуял угрозу, исходящую от этих чужеземцев. И ничегошеньки не мог сделать. Разве что, молчаливо скрипеть зубами, натыкаясь на них взглядом. Кусмэ Есуг. И Дэггу Тасх…

Темник уже не раз ловил себя на мысли, что готов преступить запрет хана… лишь бы уничтожить раз и навсегда возможную угрозу жизни Повелителя. Его даже не пугало последующее за этим наказание. Пусть, коль так угодно Небесам… Не ему разбираться в хитросплетениях судеб. Уничтожить! Растереть в пыль этих червей! А там… Может быть, чего-нибудь да стоит то памятное, некогда обещанное ханом, избавление от наказаний за девять преступлений? Тем более, что за все последующие годы и годы походов — не заслужил преданный хану витязь ни единого наказания. Не от чего было избавлять. Так ужель не потянут те девять избавлений на одно, ЦЕЛОЕ И БОЛЬШОЕ?

Сколько раз он обдумывал, как бы получше, а главное — необъяснимее для других лишить жизни этих самозванцев. При ином раскладе и с кем-то другим — можно было бы подстроить всё так, чтобы ещё и заслужить благодарность Великого Хана за бдительную и самоотверженную службу…

Всё можно бы… И уже не страшил его, как прежде, ханский гнев. Что-то изнутри подсказывало Хасанбеку — не разменяется хан на жизни этих Посланников ЕГО ЖИЗНЬЮ. А уж коль ошибается верный темник, значит, уже не место ему на такой ответственной службе, как охрана ханской жизни. И пуще всего казнил он себя за ту мимолетную растерянность при первой встрече с этими людьми! Уже давным-давно обглодали бы стервятники их кости, выклевали эти пугающие глаза, наполненные серой водицей.

Чуял верный темник коварство этих двух змеев, по своей ли воле, по наущению ли заползших в их лагерь и свернувшихся до поры в тёплый комок на груди Великого Хана. Ох, чуял! Да вот только не мог никак высчитать — когда и где ждать удара? А в том, что удар непременно последует, не сомневался ни капли.

Что, что вынуждало Великого терпеть речи о том, что ему надобно УМЕРЕТЬ?! Почему не снёс Чингисхан голову нечестивца, рот коего изрекал такое непотребство?.. И Хасанбеку не позволил этого сделать…

Лишь одно обстоятельство не давало нойону внутреннего разрешения умертвить ядовитых гадюк без одобрения Повелителя.

Небо! Великое Синее Небо… Воспоминание о той заоблачной птице. Была ли она зрачком в неустанно взирающем Небесном Оке? Или… Знал Хасанбек, что недоступен ему ответ. И это знание вливало новую порцию печали в его почти до краёв наполненное тоской нутро.

…Огненный шар незаметно прокатился по нагромождению облаков, настиг людскую реку. И уже висел над головами, нагревая доспехи.

Добравшись к остановившемуся Белому тумену, гвардейцы получили команду спешиться и приготовиться к общему построению. Сегодняшний смотр предполагал участие самого Beликого Хана, и провинившихся, замеченных в нерадивости, ожидали плачевные последствия.

Темник обернувшись, внимательно изучил даль до самого окоёма. И не нашёл ни малейшего признака приближения передовых чамбулов основного войска. «Неужели настолько отстали? А может, что-то случилось?! Но что могло помешать привычному темпу?.. » Хасанбек был более чем уверен: ни один крупный отряд тангутов не мог возникнуть на расстоянии даже пяти дней пути. Все они уже давно рассеяны, повержены на землю и, неподвижные, скалят зубы стервятникам…

Предчувствие недоброго мимолётной тенью скользнуло внутрь, словно спряталось от немилосердного солнца. Как ящерка шмыгнула по сердцу, вынуждая неприятно замереть от быстрых холодных лапок. Хасанбек поморщился. Посмотрел на короткие тени, заползшие под своих хозяев.

Время!

Трубы пропели сигнал к общему построению тумена и опять всё пришло в движение. Всколыхнулось. Перемешалось. И заняло свои раз и навсегда отведённые места.

Замерли в почтительном ожидании воины, выстроенные по сотням. Ветерок, словно самый требовательный тысячник, пересчитывал построившихся всадников, теребил плащи, трепал красно-чёрные ленточки на тыльной стороне шлемов. Помогал строевым командирам.

Десятники неспешно принялись за дело. Обходили одного за другим своих подчинённых, дотошно осматривая каждую деталь экипировки.

Наступил миг, который со всей очевидностью показывал, чего стоил каждый нукер. Не среди бранных тревог, а в рутинной лагерной жизни, когда пуще всего ценится полная боевая готовность. И горе тому, кто без должного уважения относится к своим доспехам. А тем паче — к оружию!

Разве можно доверить свою спину в бою или же покой на привале тому, кто не чтит собственное оружие, будь то меч, лук, копьё или же любая мелочь, способная как спасти от смерти, так и подвести в лихую годину. Тот, кто так поступает — не выживет долго в лютых битвах, того не любят демоны войны. Но хуже всего — погибнут из-за него побратимы, надеющиеся, что сбоку ли, сзади ли — страхует их жизни неумолимый сверкающий меч, а не ржавая полоса металла. Суровое наказание ждало любого, чья личная небрежность к оружию объявлялась подрывом боеготовности всего тумена. И ни один из друзей, ранее ушедших на Небо и принятых в Облачную Орду, даже не подумывал заступиться за него.

Сегодня Хасанбек не ограничился выслушиванием докладов от тысячников — поехал по рядам лично. Взгляд скользил по воронёным пластинам панцирей «хуяг», по нагрудным щиткам-зерцалам. Наткнувшись на провисшую упряжь или же на лошадь, пуще иных уставшую, терпеливо дожидался — заметит ли этот непорядок строевой командир, и как отреагирует…

В третьей тысяче темник спешился. Бросил поводья подоспевшему оруженосцу. Замер безмолвно за спинами воинов седьмой сотни.

Сотник Минагха в присутствии нойона принялся за осмотр с удвоенным усердием. Перешёл к следующему нукеру. Тот тут же подобрался и хрипло представился:

— Джельтэ, рода Есут… улус Орондай… седьмая сотня третьей тысячи Чёрного тумена.

И замер, как каменный истукан.

У его ног, как, впрочем, и у всех воинов, был расстелен «цув», на котором аккуратно покоились предметы вооружения и дополнительное снаряжение.

Сотник царапающим взглядом прошёлся по прямоугольным пластинам панциря, шлему. Не найдя изъянов, перешёл к упряжи и защите боевого коня, которой уделялось особое внимание. Тем более в гвардии, где не применялся мягкий доспех в виде попоны, обшитой металлическими бляхами, а был обязателен доспех твёрдый «ламилярный», из пяти частей, с налобной металлической полосой, который требовал более умелого пользования и повышенной выносливости лошадей.

Самым тщательным образом были осмотрены зубы скакуна, удила, а также крепящиеся к ним ремни повода и оголовья. Сотник подёргал рукой подпругу, стременные ремни. Особое внимание уделил эмээлу. Седло, имевшее деревянный остов, было покрыто войлоком и обтянуто чёрной кожей, как и полагалось всаднику Чёрного тумена, и не имело никаких внешних повреждений. Он заставил нукера снять эмээл, потом находившиеся под ним кожаный черпак и войлочный потник — и убедился, что на спине лошади отсутствуют потёртости. Дотошный Минагха не ограничился внешним осмотром и, дождавшись, пока Джельтэ переседлает коня, пожелал лично убедиться в правильной подгонке конского доспеха и упряжи. Вскочив в седло, он пустил коня рысью, потом галопом. Вернувшись, спешился и сделал небольшое замечание — налобная пластина затянута немного туже разумного. На защитные функции это не влияло никак, а вот лошадь вела себя более напряжённо и могла устать раньше, чем должно. В целом же доспех был закреплён умело и надёжно — не болтался и не угнетал скакуна сверх меры.

Отдав поводья Джельтэ, сотник перешёл к осмотру личного оружия. В этом он был особенно въедлив. Хасанбек, продолжая думать о своём, рассеянно следил за его движениями. Тот поочерёдно брал с цува предмет за предметом, цепко выискивая взглядом изъяны.

Номо. Сотник вытащил его из кожаного саадака, осмотрел кибить, роговую накладку. Не обнаружив отслоений и трещин, перешёл к тетиве. Несколько раз резко растянул лук, остался доволен состоянием. Не забыл достать из саадака три сменных тетивы. Одобрительно качнул головой, обнаружив, что изготовлены они из разных материалов: из волокон конопли, из сплетённых воедино сухожилий, а также из женских волос — подобного добра было полным-полно в покорённых тангутских городах. Это говорило в пользу Джельтэ — каждая тетива предназначалась для своих погодных условий… Далее наступил черёд берестяного колчана со стрелами. Минагха не поленился и осмотрел каждый наконечник, причём тут же отметил отсутствие достаточного количества «срезней». Хозяин явно отдавал предпочтение трёхлопастным наконечникам, предпочитая стрелять наверняка, а не обвально, однако достижение общих целей обязывало воина иметь полный обязательный комплект боезапаса. Состояние стрел было отличным, наконечники изощрены, при колчане находился и массивный хурэ, а также запасные костяные свистунки и маленький мешочек с ядом «могайн хорон» для смазывания наконечников перед боем.