Николай Буянов - Медиум Страница 18

Лицо расширялось, увеличиваясь в размерах, и каким-то образом теряло четкость, будто уходя со света в сумерки. Скоро даже и лица не стало, только темное колышущееся облако с двумя белыми пятнами глаз… И толстые шевелящиеся губы.

– И ты мне хоть всю комнату нашпигуй диктофонами, не поможет. Ты меня прихватил по чистой случайности. Каприз природы. Знаешь, я даже рад этому, очень уж хочется увидеть тебя, когда ты приползешь сюда с извинениями… Ну на что ты рассчитывал, козел? Что девочка расколется и даст показания на суде? Она была полностью в моей власти, запомни. Я приказал убрать её только из опасения, что она наболтает что-нибудь по глупости.

– Не по глупости, – возразил Туровский. – Я все же открыл ей глаза на тебя.

Он торжествующе улыбнулся.

– И знаешь, она была сильным человеком, потому что собиралась плюнуть тебе в физиономию. Так что её душу ты все-таки не получишь.

– Гадина! – прошипело лицо. – Ты никогда меня не достанешь. Всю жизнь будешь уродоваться, а не достанешь. Свидетелей больше нет. И суда не будет.

– Будет, – успокоил его Туровский. – Не сейчас, так завтра. Послезавтра… Тамара все же дала показания. Пусть не официальные, но у меня теперь есть нить. Я знаю, с кем, когда и где у тебя были встречи, имена твоих компаньонов, структуры, которые оплачивали твои операции.

– А доказательства? Девочка много знала… Это мой промах, признаю. Но ведь её нет! Нет ее! HET! И убийцу ты не установил!

– Установлю, – прошептал Туровский. – Обязательно.

Его кто-то осторожно тронул за плечо. Лицо-облако мгновенно исчезло.

– Что с вами?

Он глубоко вздохнул, возвращаясь в реальность.

– Все нормально. Просто задумался.

Ляхов внимательно посмотрел ему в глаза.

– Вы все-таки неважно выглядите.

Они устроились на подоконнике у открытого окна, оказавшись совсем близко друг к другу. Август. Жары уже не было, солнце грело ласково, и слабый ветерок шевелил кое-где начавшие желтеть листья.

Светлана слышала скрип двери. Дверь в номере убитых открывается бесшумно. У оперативников дверь издает тонкий короткий визг. Остается номер девятнадцать, мать и дочь Кларовы, и номер четыре на первом этаже, Колесников и Козаков.

– Оперативников вы исключаете полностью? – спросил Ляхов. – Извините.

– Да ничего.

– И все же… Девочка могла ошибиться, напутать. Насочинять, в конце концов. Дети есть дети. Глупо строить целую версию на таком шатком основании. Да и не основание это вовсе…

– Другого все равно нет. Девочке я верю, она вполне здравомыслящее создание. И потом, она играет на флейте, у неё развитый слух.

Отблеск мысли… Туровский прикрыл глаза, стараясь вернуть ощущение. Но мелькнувшая было догадка была до такой степени сумасшедшей, что сознание отмахнулось, как от надоедливой мухи.

Известный прием любой мафии: взятие заложников. Борис Анченко был влюблен в Наташу, телохранительницу Тамары. Слабая, совсем ничтожная вероятность того, что она могла открыть ему дверь, существует… Но на чем тогда прихватили Бориса? Причем прихватили быстро, он узнал о своем задании только накануне… Кто мог оказаться для него заложником?

Туровский почувствовал отчаяние. Анченко слишком явно лез на глаза. Оперативник такого класса, как он, хотя бы попытался инсценировать взлом двери, следы борьбы… Наемнику скрываться незачем: исполнил дело, не заходя в номер, развернулся – и до свидания! Какая ему разница, кого начнут подозревать после его исчезновения? Да… Да, все так. Но убийца явно пытался бросить тень на Бориса. Значит, киллер ещё в санатории. Чужие на территории на появлялись, их бы сразу усекли: народу мало, не Золотые пески…

– Так вы со следователем кореша? – усмехнулся грузный Козаков.

– Друзья детства.

– Сюрприз, признаться… Не ожидал!

Колесников улыбнулся.

– Вообще-то он меня частенько колотил: Как заметит: «Колобок, Колобок, я тебя съем!» Меня во дворе все колотили, кому не лень. Но уж от него в три раза больше доставалось. Помню, недалеко от нашего дома был небольшой спортзал. Днем там тренировались баскетболисты, а вечером он пустовал. И какой-то человек открыл там секцию боевых единоборств. Это было ещё до запрета. Сережка, конечно, тут же записался.

– А что за единоборства? Карате?

– Нет. Не помню… Что-то вьетнамское. Тут мне совсем житья не стало. «Колобок, а мы сегодня новый прием изучили. Сейчас тебе покажу». Тренировался на мне, так сказать. А потом с ним вдруг что-то произошло. Он как-то очень быстро повзрослел. Сразу. Перестал задираться, демонстрировать свою силу. Словно осознал что-то важное для себя. Я думаю, что на него повлиял его тренер.

«Колобок, Колобок, мы тебя съедим!»

Он даже не думал убегать. Разве убежишь? Ромка Севрюнов по прозвищу Севрюга, старше любого из мальчишек во дворе года на три, стоял посреди тротуара, руки в карманах широченных штанов, длинные спутанные волосы падают на прыщавый лоб.

– Сейчас спросит: «Ну, чего вы пристаете?» – ухмыльнулся он и мигнул своему адъютанту Сашке Лисицину из девятой квартиры. Тот понятливо хихикнул, обошел Игорька сзади и чувствительно пнул под коленку. Коленка была голой, мама, как на грех, с утра обрядила его в дурацкие голубые шортики с помочами. Он и без того бы упал, ноги были ватными от страха и обреченности. Маленький и одинокий перед двумя беспощадными врагами, он изо всех сил пытался не зареветь в полный голос. И очки-предатели все время норовили сползти с мокрого носа…

– Ну чего вы, – в самом деле прошептал он. – Я же вам ничего не сделал.

– Ромка, он нам ничего не делал! – радостно завопил адъютант Сашка. – Даже не бил со вчерашнего дня! Правда?

– Ага. У меня вон и синяк стал проходить. Колобок, ты видишь мой синяк?

– Что вы, – выдавил из себя Игорек, понимая, что дальше будет хуже. – Какой синяк?

– Не видит! – объявил приговор Ромка. – Это, наверно, потому, что очки слабоваты. А давай меняться! Ты мне – очки (скрюченные пальцы метнулись вперед, и очки с Игорева носа переместились в чужой карман), я тебе – подзатыльник (бац!). Если мало, могу даже два (бац-бац!).

– Не надо, – слабо всхлипнул Игорек. – Ну пожалуйста!

– Как не надо? – удивился Ромка. – А чего же ты хочешь?

– Только скажи, – хихикнул Сашка. – Вмиг нарисуем. Рожу, например, начистим. Правда, Ром?

– А твою-то рожу удобнее будет чистить.

Игорек вдруг увидел рядом с собой Сережку Туровского.

– Почему? – наивно спросил Сашка-адъютант.

– А она шире. – И Сергей коротко, как-то незаметно со стороны врезал Лисицйну в острый подбородок. Тот, резко дернув головой, опрокинулся на землю и затих.

– Ну прям кино! – восхитился Игорек, ещё не смея верить в свое спасение. Сергей очень недобро посмотрел на Севрюгу, и тот будто съежился под этим взглядом.

– Офонарел, да? – очень неуверенно сказал Ромка. – На людей бросаешься. Вот как щас дам!

– Давай, – спокойно ответил Серега. – Я не против. Ты и я, один на один. Никто не помешает. Игорек отдохнет пока, ага?

– Ага, – радостно проговорил Игорек.

– Ну так как? – И Сергей сделал шаг вперед.

И Ромка, грозный страшный Ромка-Севрюга, попятился и вдруг заорал истошным голосом:

– Ма-а-ма!!! Чего они ко мне лезут!

Вспоминая, Игорь Иванович улыбнулся.

– Мать этого Ромки, злющая крикливая баба (продавщицей работала в гастрономе), тут же побежала жаловаться Сережкиным родителям. Смех! Севрюга, красный как рак, упирается, а она его за руку за собой тащит. В качестве вещественного доказательства.

– И что, здорово влетело? – спросил Козаков. – Мой батя мне бы всыпал по первое число.

– Нет, Сергею повезло с родителями. Разобрались что к чему, не стали наказывать. Они ему верили: Сережка никогда не врал. Помню, как-то раз он разбил мячом чужое окно. Никто ничего не видел, его даже не заподозрили. А он сам пришел и признался. Тут уж попало будь здоров! И чистосердечное признание срок не скостило. Я потом все допытывался: зачем сказал? Знаете, что он ответил? «Боюсь. Вдруг в следующий раз кто-то разобьет окно, а подумают на меня. Я скажу: я не разбивал, а мне ответят: прошлый раз ты тоже отказывался, а оказалось, что ты…»

Двойной подбородок Козакова колыхнулся.

– Это на что ты намекаешь? Чтобы я признался твоему следователю?

– В чем? – спокойно спросил Колесников.

– В том, что я не ночевал сегодня в своем номере.

Глава 9

ПРИДВОРНЫЕ

Узкое сводчатое окно башни было украшено снаружи сложным цветочным орнаментом. Господин Ти-Сонг Децен всматривался красными воспаленными глазами в ночь, в холодный мрак, навеянный вершинами гор. Масляный светильник за его спиной еле чадил, отбрасывая рыжие всполохи на древний манускрипт, раскрытый на столике индийской работы. Он бросил туда быстрый взгляд и тут же отвернулся. Ему почудилось, что высохшие страницы шевелятся…