Светлана Прокопчик - Корректировщики Страница 18

Она оказалась в полутемном коридоре метров пяти шириной. Загадочную многоцветную полутьму, конечно, обеспечивали витражи. В обе стороны уходили узкие коридоры, залитые белым светом распределенных светильников, виднелись двери из суперсовременного метапластика.

— А какие еще традиции у вас есть? — спросила Оля.

— Ну, самая известная — стажировка за границей. Двадцать четыре лучших студента с третьего курса отрабатывают производственную практику в Америке. Это, в принципе, не наша традиция — акция МолОта, так что точней будет сказать, что традицией в данном случае является давнее сотрудничество Академии и партийных организаций.

Прямо перед Олей помпезно поднималась парадная лестница — с вездесущим мрамором и красной ковровой дорожкой, прижатой латунными стержнями. На промежуточной площадке главный пролет разбивался на два потока и узкими лесенками взбирался вдоль стен до следующего этажа.

По ней Царев и повел Олю наверх.

— А лифта здесь нет? — удивилась она, вспомнив, что здание-то в двадцать пять этажей.

— Есть, разумеется. Первый этаж у нас — мемориал, там все под старину. Да и то — грузовые лифты есть и на первом, в конце крыла. А со второго этажа начиная работают пассажирские лифты, их там двенадцать штук. Но принято ими пользоваться, если нужен этаж выше пятого. А нам с тобой — на третий.

— Тут как в театре…

Царев посмеивался, как столичный щеголь над провинциалкой. Оле тоже стало смешно. Но что поделать, если внешний вид Академии понравился ей сразу и безоговорочно? Если она буквально влюбилась в это здание?

Олю ждали в кабинете с табличкой “Приемная комиссия” на двери. Внутри оказалось пусто, работал единственный компьютер, занятый средних лет полной женщиной. Женщина выглядела такой властной, что Оля почувствовала себя пятиклассницей, застигнутой в туалете при попытке впервые в жизни накрасить губы.

— Привет, Ирочка, — сказал ей Царев. — Вот тебе девушка, относительно которой был разговор у ректора. Утренний разговор, — подчеркнул он интонацией.

Женщина внимательно и неодобрительно рассматривала Олю. Оля стушевалась и с трудом сдерживала детское желание спрятаться за Царева.

— Так, красавица, вот это платьишко сними и больше никогда здесь не надевай, — внезапно сказала “Ирочка”.

— П-почему?! — испугалась Оля.

— Потому, девочка, что здесь не Московье, а Забайкалье, и синтетику здесь можно носить только в том случае, если жить надоело. Здесь, запомни, нужно одеваться тепло. Иначе без детей останешься. Брюки, рейтузы, носки — обязательно. Никаких мини-юбчонок зимой. Свитер с высоким горлом, шапка, варежки. Спроси у Алеши, где наш рынок, и сходи. Туда китайцы по выходным приезжают, цены у них низкие, и можно подобрать что-нибудь недорогое. И закажи унты. Они дорогие, но ничего лучше на зиму не придумаешь. И запомни: лучше выглядеть неброско одетой, но со здоровым румянцем, чем моднючей, но в больнице с пневмонией или воспалением придатков. Запомнила?

Оля торопливо закивала. Царев посмеивался.

— Так, Алеша, я ее записываю в В-1011, да? Испытательный срок — месяц. Если не будет нарушений и двоек, зачисляем. Занятия проходят во втором корпусе, шесть дней в неделю кроме воскресенья, с 9:30 до 14:30. В группу пойдешь с завтрашнего дня, расписание внизу на терминале, в правом крыле. Продолжительность основных занятий — шесть академических часов. Плюс факультативы, когда бывают. Держи, — Ирочка жестом фокусника выдернула из-под компьютера пластиковую карточку и протянула ее Оле. — Пропуск. Пока временный, до зимней сессии. Дает все те же права, что и обычный студенческий билет. Стипендия не начисляется, но питание и проживание бесплатное, как и у остальных студентов. Можешь посещать библиотеку, спортзал, мастерские и все факультативы Академии.

Когда они вышли, Оля спросила:

— И это все?!

— Почти, радость моя. А если честно, то “все” еще не начиналось. Самое трудное впереди. Календарный месяц без опозданий, прогулов, двоек, дисциплинарных замечаний — это тяжело. Кроме того, у нас программа несколько более насыщенная, чем в других вузах. Так что не думай, что будет легко.

— Я справлюсь, — пообещала Оля.

— Не сомневаюсь, лапушка. Пошли, еще успеем посмотреть твой учебный корпус.

Они спустились на первый этаж, Царев показал терминал для вызова расписания. Оля пока запомнила расписание на два дня, решив завтра зайти со стиподиском и скопировать.

Второй корпус показался Оле еще более тяжеловесным, чем первый. Багрово-красный с проседью от времени, как Кремль, с коричневым высоким цоколем. Правда, внутри мрамора уже не было. Коридоры были узкими, с низкими потолками, Царев объяснил Оле, что под потолком проходит система вентиляции и энергоснабжения, поэтому строители сделали навесные потолки, а так вообще этажи здесь очень высокие — четыре с половиной метра. Лестницы темные, перила из крашеного дерева. Но никаких отрицательных эмоций у Оли не появилось — наоборот, эта теплая полутьма создавала ощущение безопасности.

Смерч-экскурсия по городу, устроенная Царевым в заключение, утомила Олю. Она почти не обратила внимания на высоченный цилиндр — академический спорткомплекс, а адреса пяти основных точек бесплатного студенческого питания ей пришлось записывать, чтоб не забыть. Рынок Оля уже никак не осиливала, а потому попросила Царева довезти ее до главных корпусов и оставить там. Ей хотелось немного побродить в одиночестве.

Она неторопливо шла по городу, сунув руки в карманы и ни о чем не думая. Она просто слушала этот город — новый и старый в одно время. Рядом с ней неслышно плыла сухая осень, устилая путь листьями ясеня, такими прозрачно-желтыми, что казалось, будто они светятся изнутри. Ветер был холодным, но не наглым. Скорей, здесь он был уверенным, как положено хозяину. Гостей без нужды не трепал, но и забыть о себе не позволял.

Да, этот город был совсем не таким, как ей думалось. Он был сильным и уверенным. И еще этот город успокаивал ее. Здесь не было московской суеты и провинциальной сонливости. Здесь шла своя жизнь — насыщенная, но скрытая под маской суровой сдержанности. Оля чувствовала себя абсолютно защищенной. И была благодарна городу за то, что он принял ее.

Олю захватило странное ощущение одиночества — свободного, без примеси тоски или уныния. Повсюду был разлит покой особого рода — в движении, неспешном как эволюция. И казалось, что этот мир не имеет ничего общего с реальностью, суетливой и тщеславной. Это был ее мир, ее новый мир. И он ей нравился.

14 октября 2082 года, среда

Селенград

В офисе было тихо и безлюдно. Савельев, серьезный до мрачности, уныло разглядывал облетающие ясени за окном. Повернулся, через плечо хмуро глянул на вошедшего Илью:

— Садись.

Сам с явной неохотой уселся в свое начальницкое кресло.

— Вчера приехал Филипп Дойчатура. Ездил в Московье. По каким делам — для нас неинтересно, а интересно то, что попутно он прошел тесты у врача Ступинского отделения. Антикорректор четвертой ступени.

Илье тоже расхотелось веселиться. Только такой дряни им в преддверии инициации Вещего Олега и не хватало.

— А что прогнозисты?

— Ничего. Лихенсон посоветовал передать данные для обработки в Центральное управление, поскольку в его расчетах Филька значился как фигура серьезная, но не до такой степени. — Савельев помолчал. — В общем, я все передал твоему отцу. Это же его проект.

— Отлично, — сказал Илья.

Савельев остро и нехорошо посмотрел исподлобья:

— Я бы так не сказал. Твой отец настроен весьма пессимистически. Ему кажется, что до инициации Вещего Олега осталось совсем немного. А остальные, все, кого знаем и кого не знаем, сам понимаешь, детонируют.

Если антикорректор четвертой ступени и реал-тайм корректировщик инициируются с промежутком меньшим, чем в два месяца, Полю кранты. Это Илья и без Савельева, и без прогнозов понимал. Непонятно другое: что лично он мог изменить в этой ситуации? Не убрать же Фильку, в конце концов… Нет, до Ильи доходили слухи, что в критических ситуациях некоторых корректировщиков, мягко говоря, устраняют, — но если это и было правдой, то занимались этим никак не простые парни на подхвате вроде Ильи Моравлина. Для этого Особый отдел существовал.

Савельев подался вперед, положил локти на стол, заговорил чуть потише:

— Знаешь, откуда я узнал про Фильку? Он сам и сказал. Пришел вставать на учет.

— Невероятно.

— Но факт. И я не я, если из того, что он говорил, хоть слово — правда. Он сказал, понятно, что боится натворить непоправимых глупостей в Поле, а еще больше боится собственной инициации… Вранье. Ему нужен партнер-блокатор. И он прекрасно знает, что даже я или Жабин его заблокировать не сможем. При такой ступени на блокаду ставятся только “постовщики”.