Либерти - Флай Страница 18

Бальтор опять онемел, а в голове мелькнула мысль — а ведь когда-нибудь эта девчонка сможет раздавить пальцем любого мага, даже его самого, может тогда лучше её сразу убить или …

— Ну так как?

— Я согласен, давай руку — Бальтор прикоснулся к кольцу Либерти и из него полезли тонкие нити, которые обвили правую ладонь Либерти с обеих сторон — сейчас будет больно — и тут же эти нити раскалились докрасна и прожгли кожу насквозь.

Либерти закричала, но руку не отдернула.

— Вот и всё — Бальтор отпустил Либерти — теперь ты моя ученица, ты довольна?

Либерти кивнула, не отрывая взгляда от руки на которой остались уродливые шрамы в виде пентаграммы.

— Теперь иди в холл, тебя встретит человек, которые все тебе здесь покажет, а вечером я познакомлю тебя со всеми Летунами.

* * *

Дар магии у жителей Прериаля был врожденный. Обычно он проявлялся с того момента, когда ребенок учился говорить. По городам и весям постоянно ходили делегации от Имперской академии магии ища одаренных детей, кто-то приходил в Инварь сам — и тогда за огранку их талантов принимались мэтры, и в конце обучения каждый ученик покидал стены Академии с небольшим брильянтом силы в себе.

У Либерти не было таких способностей, но её происхождение давало ей немало — она могла, если очень сильно сосредотачивалась, двигать предметы, подчинять людей своей воле, но её коньком стала ритуальная магия, требующая четкости и большого умственного напряжения.

— Да, Либерти, твоя сила заключается в твоем мозге — говорил Бальтор на индивидуальных занятиях — до нашей встречи он «спал», но если ты будешь продолжать в том же темпе, то скоро научишься читать чужие мысли. Интересно, такие возможности заложены в твоём мире в каждом человеке или так же как у нас — выборочно?

Кроме занятий с Бальтором Либерти несколько часов проводила в Тренировочной Зале, где занималась боевыми искусствами наравне с остальными Летунами.

«Черные летуны» представляли из себя отряд из 20 детей, где Либерти была самой старшей — они все жили в общей комнате, в довольно суровых условиях. Бальтар подбирал их на улице, и половина из них была земляками Либерти, из Эонфлакса то бишь. Тренировки проводились каждый день, их обучали технике рукопашного боя, владением разного вида оружия, а те, кто был одарен магически — еще посещали занятия по способностям. Дети росли сильными и жестоким и после 16тия они начинали выполнять различные поручения, кто-то нанимался в армию или телохранителем, одним словом «Черные летуны» шли нарасхват — Бальтар знал, что делал. Мир — это конечно хорошо, но людской злобы пока еще никто не отменял.

Либерти без разговоров занималась тренировками, но всё остальное время она посещала книгам и старинным свиткам, старясь вывести из них идеальную формулу Воскрешения. Бальтар предоставил ей отдельную комнату и периодически заходил посмотреть, что получается. У него еще никогда не было столь одержимой своей идеей ученицы — Либерти забывала есть, почти не спала, доводя себя почти до полного измождения. В её голове стучала всего одна мысль — вернуть Даная, вернуть Даная. Бальтор только диву давался, как Либерти ухитряется не спать на его уроках и быть в прекрасной физической форме. А Либерти понемногу погружалась в мир черной магии, шаг за шагом приближаясь к своей заветной цели.

Тем временем Вальмор и Лилия забили тревогу — от Либерти не поступало сведений уже почти два месяца. Миледи Гиленхаал ничего не могла объяснить, она думала, что Либерти уехала домой. А тут еще к Вальмору пожаловал Ларский с вопросом — долго ли ему еще ждать Либерти. Вальмор и Лилия только успевали заламывать руки, слушая, что собиралась сделать их такая добрая и хорошая Либерти. Узнав, что Данай умер, Ларский безапелляционно заявил:

— Она явно задумала что-то по его … мм-м … спасению.

— Но он же уже умер — опешил Вальмор.

— В вашем мире есть черная магия, Либерти запросто может вызвать зомби.

Тут уж Вальмор вспомнил про кольцо.

— Неужели она решится на такое?

— Скорее всего, подростки — те же сумасшедшие, если что-то задумали, то пусть хоть весь мир летит в пропасть — философски заметил Ларский.

Вальмору ничего не оставалось делать, как ехать в Инварь. Но дальше холла Академии его не пустили — Бальтор лично заверил его, что Либерти у них нет, а потом он поднялся к себе в Залу и устроил Либерти скандал.

— Я думал ты сирота!

— Так и есть.

— А кем же тебе приходится некий Вальмор?

— Никем.

— Ты уверена?

— Да — и Либерти опять закрылась в своей лаборатории.

19

Минуло пять месяц.

У Вальмора и Лилии родилась девочка, Ларский успел несколько раз наведаться к ним в гости, а от Либерти не было ни слуху — ни духу.

Все эти дни она сидела в своей комнатушке и колдовала, колдовала, колдовала. И результат не заставил себя ждать — около фамильного склепа Гиленхаалов люди стали замечать какую-то бледную тень, которая очень походила на недавно похороненного юного лорда. Слухи распространялись с невероятной быстротой — и Бальтар в предвкушении события тысячелетия освободил Либерти от всех других обязанностей. Он с замиранием сердца ждал — неужели у неё получиться Воскрешение? Если да — то это перевернет весь мир, и в наступившем Хаосе можно будет диктовать свои условия, уже на правах Нового Бога. Что уж там говорить, а все мы в душе хотим быть повелителями мира и вершителями чужих судеб.

Либерти же ничего мирское уже не волновало, в её затуманенном сознании стерлись все границы между добром и злом, ведь занятия черной магией не только помогают в осуществлении задуманного, но еще они кое-что требуют взамен. Совесть, жалость, душу… Пожертвуй ими и получи безграничную власть. Последняя капля здравомыслия не давала Либерти заложить свою душу, но всё остальное уже было отдано ненасытной Тьме. Либерти очень сильно изменилась — ведь когда человек получает власть, то он становится другим, ведь вместе с силой приходит и чувство безнаказанности. Почти каждый человек в детстве съедал запрещенные родителями конфеты, и мало кого мучило раскаяние за содеянное, всех мучил страх наказания, если же его не было, то обычно человек осмеливается на второй проступок, потом на третий и так далее. Нет наказания — нет страха, а нет страха — нет ничего — ни послушания, ни уважения.