Борис Царегородцев - Арктический удар Страница 18

Вчера повстречали транспорт примерно в три тысячи тонн. Сидел высоко – порожняк! По дистанции вполне бы достали, и фрицев не спас бы даже Нептун. Но тратить самонаводящуюся торпеду конца века на груду, не исключено, солдатских ботинок задушила жаба!

– Дальше легче будет, – предположил я. – Неизвестно, вдруг он снабжение вез какому-нибудь гарнизону или батарее в местную тьмутаракань. Зато немного севернее – точно наш клиент! Возле Тронхейма какое-то оживление наметилось, похоже, кто-то к Петсамо идет. Догоним?

Один из «бонусов», которыми обеспечил нас Леня Ухов, – свободное чтение немецких радиосообщений. «Энигмы», которыми у фрицев пользовались все рода войск, включая кригсмарине, по меркам сороковых – очень круто, но против современных компов не тянут. Тем более у Лени нашлась готовая программа на Делфи, написанная как раз для расшифровки «Энигмы», правда другой модели. Не составило труда немного ее доработать, после чего любой немецкий текст «крякался», как выразился Леня, максимум за десять минут.

Проблема в том, что ловить эфир мы могли, естественно, лишь всплыв под перископ и выставив антенну, что было опасно: засечь на радаре наши выдвижные устройства проблематично, но увидеть лодку со случайно пролетавшего самолета – вполне! Сан Саныч вспомнил, что в сорок втором еще не умели работать на сантиметровых волнах – у союзников вроде что-то было. Но у немцев точно нет, они на этом горели, когда их корабли обнаруживали ночью английские самолеты с новыми локаторами. Прибор «Наксос» – пассивная РЛС, обнаруживающая и пеленгующая эти частоты, – появится у немцев лишь в конце сорок третьего.

А значит, мы могли пользоваться РЛС дальнего обнаружения без ограничений, что противоречило всему нашему опыту того времени, но было вполне оправданно здесь. 23 августа немцы будут бомбить Сталинград несколькими тысячами самолетов. Возникнет «огненный шторм», когда горит все, сливаясь в один мегакостер высотой два-три километра и такой же ширины. После чего в закрытых убежищах будут находить лишь расплавившуюся посуду из металла и прах. Как в Хиросиме и Дрездене в сорок пятом.

Так что попадись мне сейчас любое корыто с десятью тысячами немцев, без разницы, военные или гражданские, любого возраста и пола, – плевать. Поплавают.

– Звереешь, командир! – заметил подошедший Петрович. – В бою это нормально поначалу. Татьяна Петровна моя, эх, говорила: «Главное, быть не против, а за, и воевать с тем, что этому за угрожает. А если одно лишь против, рано или поздно озвереешь. А так нельзя».

– А что у нас за? Откуда мы знаем, как там в сорок втором. Хорошо, если Сталин – нормальный мужик. А если все же зверь и самодур? Себя успокаивать «вожди приходят и уходят, а Россия остается» с кайлом в ГУЛАГе? Воевать все ж проще – как в песне «где враг в прицеле, сзади свои – и никого кроме них».

– И это тоже, – соглашается Петрович, – нужна до зарезу еще парочка побед. Как ты сказал «разница будет большая, придут к нашим неизвестно кто и откуда или те, кто оказал хорошую помощь»! И если еще отпускать будем, команда не поймет. Ясно, ничего не скажут, но верить уже так не будут.

Это он про транспорт, что встретили вчера.

– Товарищ командир, мы расшифровали радиограмму из штаба адмирала Норвегии.

– И что там интересного, Леня?

– Из Тронхейма движется конвой в составе четырех транспортов и шести кораблей охраны, в том числе минный заградитель «Ульм» с минами на борту. Конвой направляется в Киркенес с заходом в Нарвик.

– Идем на перехват конвоя, – объявил я. – Надо перехватить до подхода к Нарвику, а то зайдут во фьорд, и карауль, когда они соизволят оттуда вылезти. Вот видишь, Петрович, вместо упущенного судна немцы нам на выбор еще четыре подбросили. А я почему-то думаю, что, если бы тот транспорт утопили, этот конвой пришлось бы ждать очень долго.

Мы патрулируем у Вест-фьорда на траверзе Буде в двухстах километрах от Нарвика. Рванув в темпе открытым морем, рассудив, что обнаруженная синица важнее эфемерного журавля. Пока никого не видели, кроме древнего угольного пароходика, пыхтящего, как самовар, и около пяти рыболовных баркасов. Зато самолеты барражировали часто, причем последние два – с интервалом всего в полчаса! Проверяют, чист ли путь?

– Появилась цель. Сорок пять на юг, расстояние до цели сорок миль, – поступил доклад с ГАС.

«Что это может быть? А где конвой? Почему только одно судно? – проносилось в моей голове. – Проскочить он не мог, значит, куда-то еще зашел, скоро должен быть, будем ждать».

– Еще цели! Одна, два, три… – стал считать оператор. – Тринадцать, четырнадцать!!

– Ждали десять, а их тут четырнадцать. Значит, к конвою присоединился кто-то, выбор будет больше.

Ну, это еще не показатель. Среди островков во фьордах эхо отражается многократно. Миновать нас они не смогут НИКАК. Все ж норвежские фьорды – не финские шхеры, нельзя пройти в глубине, совсем не выходя на открытую воду! Где-нибудь да покажется, например здесь!

– Идем на выбранную позицию. Глубина двести, скорость пятнадцать. Время есть.

Проходит час с четвертью.

Вот они! Дистанция – шесть миль. Впереди – тральщик, тип М, восьмисоттонный, согласно данным Саныча. Врага надо знать «в лицо». Эти корабли использовались у немцев и как тральщики, и как противолодочные, и для артподдержки, и даже как миноносцы. Имели пару стопятимиллиметровых орудий и два торпедных аппарата. Строились огромной серией, тремя подвидами, тип 35–39, тип 40, тип 43 – по году проекта, всего свыше двухсот штук. Корабли крепкие, мореходные, правда, скорость всего шестнадцать, у них паровые машины! Акустика? Был у них сонар или нет? Хотя не важно, ничего сделать нам они не успеют! На дистанции примерно мили ползли еще два таких же противолодочных тральщика, держа фланг. Вот и летающая лодка маячит впереди по курсу. А эти следом выползают! Торопятся скорее уйти за острова – шесть купцов, вокруг них свора мелочи, кажется, траулеры или китобойцы переделанные и еще два тральщика замыкают строй.

Один купец, самый «жирный», тысяч на десять – даже отсюда видно – почти по палубу сидит. Шестой корабль – самый мутный, на торговца не совсем похож, орудие на баке, окрашен по-военному, но по надстройкам и мачтам – торговец. Плавбаза? Штабной?

И что у них в трюмах? Не дай бог, сено или бревна. Впрочем, строевой лес везли бы на палубе.

– Саныч, глянь, – уступаю место у перископа. – Кто у нас спец по кригсмарине?

– Минный заградитель, «Ульм», – решительно сказал Саныч. – Двести девяносто мин вместимости. В нашем времени был потоплен в Баренцевом море британцами 25 августа. Еще до или уже после того, как выставил мины, – не помню. Торговцы «жирные». Особенно второй – самый крупный. Нет, не сено у него в трюме, явно железо: палуба пустая совсем, а на такой переход в шхерах погода тихая, обязательно взяли бы наверх добавочный груз! У четвертого какие-то ящики видны, пятый что-то легкое объемное везет, если не порожняк, – ватерлиния совсем высоко! Надо бить, командир!