Один и без оружия - Корн Владимир Алексеевич Страница 19

И снова, как в самом начале, воды по щиколотку. С той лишь разницей, что вокруг — непроглядная тьма. Дрожали руки, ходили ходуном ноги, и я сел там, где стоял. Тогда-то ко мне и вернулась боль. В голове, шее, ребрах, плече… Но сейчас она меня даже радовала — это у мертвых ничего не болит. А значит, я жив. Жив! И обязательно найду способ выбраться отсюда. Причем сделаю это как можно скорее. Кто может дать гарантию, что вода не начнет подниматься вновь?

После недолгого поиска всего-то в паре шагов на ощупь обнаружился корень. Толстый, шикарный корень, который уходил наверх. Раньше его не было точно, что означало: чтобы его обнажить, потоку понадобилось унести с собой часть земли.

Наверх мне удалось выбраться с третьей попытки, чтобы, ползя на карачках, убраться как можно дальше от места, которое едва не стало моей могилой. Затем только и оставалось, что дождаться рассвета, заново переживая все то, что мне пришлось пережить. А также радоваться тому, что в барабане нагана осталось два патрона. Они были без следов от бойка, это означало, что они не дали осечки — я попросту выстрелил не семь раз, как был уверен, а пять. Как же замечательно, что не знал этого раньше! И пускай пули нагана способны разве что перещелкать блох на коже какого-нибудь хищника наподобие гвайзела или эмбары — револьвер не окончательно пуст. И патронов не всего две штуки, а целая пара.

Дождь закончился, когда уже полностью рассвело. Так же внезапно, как и начался. Минутой ранее лил как из ведра, и все, его вдруг не стало. И лишь одна за другой падали капли с промокшей не меньше меня кроны дерева, под которым пришлось скоротать ночь.

К реке я спускался с такой осторожностью, как будто пересекал минное поле. Понимал, что вряд ли со мной случится нечто подобное во второй раз подряд, и все же был не в состоянии ничего с собой поделать.

Первым делом отмыл револьвер, вставил оба патрона в барабан, провернув его так, чтобы в случае необходимости не было нужды щелкать спуском вхолостую. Положил его на камень рядом с собой и начал сдирать с себя одежду. Полностью, не оставляя ничего. Затем долго плескался у берега, пытаясь смыть с себя не только грязь, но и весь тот страх, который пришлось пережить этой ночью. Дальше занялся плечом.

На нем оказалась довольно большая рана. Длиной почти с мизинец и с разошедшимися краями. Грязи в ней как будто бы не осталось, но это совсем не гарантировало, что инфекция не попала внутрь. Следовало ее обработать, после чего наложить швы. И если для обработки в кармашке разгрузки в небольшой аптечке валялся какой-то антибиотик в таблетках, то со вторым все было сложно. И сам я не Рембо, и шить нечем. Оставалось только растолочь таблетки в порошок, засыпать в рану и перевязать. Знать бы еще, в состоянии ли помочь земные лекарства против местных инфекций. Вообще-то должны. Иначе зачем их все носят с собой? Но в любом случае лишним не будет.

Всего у меня имелось четыре таблетки. В бумажной конвалюте со стершимся названием, но Дед Пихто, который меня ими снабдил, клятвенно уверял, что это именно антибиотики. Я растолок сразу две, присыпал рану, стараясь, чтобы получившийся порошок попал точно в цель. Приложил сверху лист какого-то растения, надеясь, что это не местный борщевик, и перевязал бинтом. Не стерильным, но и не лоскутом, оторванным от футболки. Улыбнулся — больше поморщился, вспомнив слова Профа, что наш мозг воспринимает цены на товары теми же своими участками, что и боль.

— В связи с этим дорогие лекарства, например, кажутся нам более действенными, нежели их дешевые аналоги, — уверял он. — Мало того, при прочих равных именно так и происходит — они действуют на нас эффективнее.

Ну что ж, будем считать, Дед Пихто снабдил меня самыми дорогими из всех существующих антибиотиков, лишь бы помогло. На ноге был обычный ушиб со здоровенным кровоподтеком. То же и на боку, насколько мне удалось туда заглянуть. Шея опухла, как и горло, но головная боль почти прошла.

Развесив выстиранную одежду на близлежащих кустах, натянул еще влажные трусы, охая и хрипло подвывая, побрел наверх. Страстно хотелось рассмотреть при свете дня ту западню, в которую угодил, и понять, почему никто так и не смог ее обнаружить.

Глава пятая

В позе роденовского мыслителя — подперев рукой все еще гудящую голову, я сидел на камне на берегу реки и размышлял, что же мне делать дальше. Оставаться на месте? Но откуда бы взять уверенность, что Грек с остальными сюда вернутся? Они полагают, я угодил в реку и меня унесло вниз по течению. Значит, если прибегнуть к логике, какое-то время они будут идти вдоль нее, пытаясь найти меня живого или мертвого. Затем смирятся с мыслью, что Теоретика уже нет, и перед ними встанет вопрос, куда им теперь направиться. Вернуться назад, чтобы еще раз попытаться меня отыскать? Продолжить путь на Вокзал? Но теперь им нет необходимости шлепать в обход. Отправиться на базу в Фартовый, где в достатке имеется то, за что на Вокзале им придется платить?

Может, имеет смысл пойти им навстречу? А если по каким-нибудь причинам они будут возвращаться сюда не по берегу реки? Ждать их здесь и не дергаться? Тут бы еще знать наверняка, что с ними не произошло чего-нибудь такого, после которого у них вообще поменяются планы.

Нет, логика здесь не поможет — слишком мало данных. Причем это не мои слова — все того же Славы Профа. Не помню, с чего начался разговор, но нам предстояло сделать какой-то выбор. И когда Гудрон сказал нечто вроде:

— Если поразмыслить логически…

Слава сразу же прервал его:

— Какая тут может быть логика, если у нас практически нет информации?!

И началось.

— Именно для таких случаев логика и нужна, — заявил Гудрон.

— Сейчас! Хорошенько запомни: универсальной логики нет, есть только логика конкретных ситуаций.

— Поясни.

— Легко! Для того чтобы рассуждать логически, необходимо обладать достаточной информацией. Иначе это не логика получается, а гадание на кофейной гуще.

— А пример можно?

— Да сколько угодно! Приведу простейший. Вот идем мы, идем и вдруг натыкаемся на аборигенов. Разумных аборигенов, пусть они и находятся на уровне каменного века. И увидели они на твоей руке часы. Вещь для всех нас привычную, но не для них. И что они о них подумают?

Гудрон посмотрел на свои «Командирские».

— Что?

— Суди сам. Да, для них есть понятие времени. Солнце в зените, день сменяются ночью и так далее. Но им даже невдомек, что все это можно поделить на секунды, часы, месяцы, годы, тысячелетия. Да и зачем им все это? И потому примут они твои часы за украшение. Необычное, но украшение. Или амулет от каких-нибудь там злых духов. И где тут пробелы в их логике? Ни один из четырех ее законов ими не будет нарушен, но вывод они сделают самый неправильный. В твоем понимании и сообразуясь с твоей логикой. Логикой человека, который точно знает, что в часе — шестьдесят минут, а в сутках — двадцать четыре часа.

Дело не в аборигенах. Большинство людей, которые считают, что прибегли к логике, на самом деле лишь примеряют ситуацию на себя. Они, не обладая полнотой информации, судят на основе своего образования, жизненного опыта, привычек, менталитета, тех штампов, которых у всех хватает с избытком и которые не имеют ничего общего с действительностью. Но ведь всего этого мало! Перед тем как осуждать кого-нибудь за принятое им решение, заявляя: я бы сделал совсем по-другому, ведь это же так очевидно, — неплохо бы вначале узнать, а какие у него были альтернативы. Был ли у него выбор вообще? В тот момент они напоминают дикарей, для которых наручные часы — амулет от сглаза. — Слава разгорячился не на шутку, явно оппонируя кому-то из еще земной жизни. — Про «культ карго» слышать приходилось?

— Это когда дикари из дерьма и палок строили подобие самолетов в надежде, что боги снова начнут им скидывать с неба всякие вкусные и полезные вещи, как скидывали их раньше?

— Именно! Нам смешно, но логика у них была без малейшего изъяна! Их логика, для уровня их знаний. Ладно дикари, вот тебе свежий пример. Человек получил Нобелевскую премию за работу, в которой блестяще доказал: все эти трейдеры на Нью-Йоркской фондовой бирже без инсайдерской информации — ноль, пустышка. В месте, где крутятся триллионы долларов и где самое место логику применять. Так что сделай для себя вывод, уважаемый Борис Александрович: универсальной логики нет, есть только логика конкретных ситуаций. Не обладая достаточной полнотой информации, ты можешь только предполагать. Что не есть логика, ибо в переводе с греческого она — наука о правильном мышлении. Правильном!