Роман Глушков - Найти и обезглавить! Том 1 Страница 2

Эту надпись монах, конечно, прочесть не успел, но он знал, что она там имеется. Также, как знал, что клейменая этим символом особа не входит в высшее созвездие Плеяды Вездесущих, а находится, скорее всего, на низшей ступени посвящения, являясь обычным слугой, исполнителем чужой воли. Магистры из высшего созвездия сочли бы ниже своего достоинства якшаться с разбойничьим отребьем. А эта канафирка, по всем признакам, являлась полноценным членом банды, ведь иначе она не стала бы сама принимать участие в ее грязных делишках.

Этот не то поединок, не то акробатический танец с прислужницей Вездесущих отнял у монаха больше времени, чем он затратил на убийство каждого из четырех предыдущих врагов. Но последний разбойник – тот, что выбрался на дорогу позже всех, – не спешил вступать в бой. А спешил он совсем в другом направлении. Поняв, что остался в одиночестве, он сразу растерял весь боевой пыл. И, обежав тележку с другой стороны, проскакал вброд через ручей, а затем припустил во все лопатки к Дорхейвену. Или, возможно, не туда, но удирать в ту сторону, откуда пришла его несостоявшаяся жертва, он не захотел.

Монах подхватил с земли копье Вездесущей, собираясь метнуть его вслед беглецу и закончить на этом сегодняшнюю кровавую жатву. Оставлять у себя за спиной в незнакомом краю двух выживших врагов было неразумно – и одной спасшейся канафирки ему хватит, чтобы отныне ходить и оглядываться в два раза чаще, чем он привык…

Но монах опоздал. Его мишень успела скрыться за поворотом прежде, чем он всадил ей копье между лопаток. А гнаться за ней очертя голову он уже не решился. Мало ли, что ждет его за теми скалами, поэтому будет лучше остаться здесь и выждать. Все равно, далеко со своей тележкой он не убежит. А если бандит приведет сюда подмогу, пускай его приятели сначала узрят трупы, поймут, какая незавидная участь может постичь и их, и уже потом прикидывают свои шансы на удачу.

– Не бывает плохих времен – бывают плохие люди, – пробормотал монах, заканчивая свои прерванные дракой рассуждения. – А времена всегда одни и те же: дерьмовее, чем нам того хотелось бы, но куда лучше, чем те, которые наступят завтра.

И, хмуро оглядев валяющиеся повсюду мертвецов, отшвырнул копье в придорожные кусты. А затем сплюнул в растекшуюся перед ним, лужу перемешанной с грязью крови…

Глава 1

Доселе Громовержец покровительствовал легендарному разбойнику Хайнцу Кормильцу, позволяя ему раз за разом ловко ускользать от городской стражи Дорхейвена. Но сегодня бог почему-то отвернулся от своего любимчика. А иначе как объяснить то, что этим утром из всех путей для бегства Хайнц выбрал самый неудачный: прямо навстречу своему главному врагу – моему отцу?

Встреча выдалась неожиданной и для Кормильца, и для нас, выехавших на рассвете за город поохотиться на ланей. Бежавший сломя голову Хайнц заметил наш отряд слишком поздно, когда выскочил из-за скал, торчащих у поворота дороги и скрывших для него наше приближение. Заметил и остановился как вкопанный, вытаращившись на всадников испуганными глазами. В руке у него была кривая азуритская сабля, и можно было подумать, будто Хайнц мчался на нас в атаку. Хотя на самом деле это было явно не так, и он держал оружие наготове по какой-то иной причине.

По малости лет – а было мне, Шону Гилберту-младшему, в ту пору всего-навсего двенадцать, – я не узнал этого лохматого оборванца в засаленной стеганке. Но мой отец, гранд-канцлер Дорхейвена Шон Гилберт, и сопровождающий нас полковник Дункель вместе с двадцатью солдатами дворцовой стражи вмиг опознали преступника, за которым мой папаша безуспешно охотился уже второй год кряду. Не дожидаясь приказа, скачущие в авангарде всадники пришпорили коней и, выхватив мечи, устремились к оплошавшему Хайнцу. С которого быстро сошла оторопь, и он в отчаянии рванул было к придорожным скалам. Да только все напрасно – те оказались слишком круты, чтобы он сумел перебраться через них прежде, чем гвардейцы его настигнут.

– Живьем! Только живьем! – прорычал им вслед полковник Дункель.

Напоминание это было излишним. Солдаты отлично знали, что от них требуется. И обнажили клинки вовсе не затем чтобы снести Хайнцу голову на скаку, хотя такое искушение у них наверняка имелось. Настигший его первым, капрал Ордан треснул ему плашмя мечом по затылку и сбил его с ног. А скачущий за капралом, гвардеец Хесс осадил коня, проворно выпрыгнул из седла и набросился на беглеца, прижав его к земле до того, как он поднялся и возобновил бегство.

Когда не участвовавшие в скоротечной погоне члены нашего отряда вновь присоединилась к Ордану, Хессу и остальным, пленник был уже разоружен и поставлен на колени. Отныне бежать ему было некуда, а сопротивляться в надежде обрести быструю смерть от стрелы или меча – бессмысленно. Никто не сделает Кормильцу такое одолжение, а нарываться на побои ему раньше времени не хотелось, ведь уже завтра на нем и так живого места не останется.

– Глазам своим не верю! – воскликнул отец после того, как они с Дункелем окончательно убедились, какой щедрый дар преподнес им Громовержец. – Вот уж не знаю, чем умасливал сегодня бога наш курсор Илиандр, но лучше бы ему записать этот рецепт на будущее, когда у нас снова возникнет нужда в подобных чудесах!.. Кстати, а где все остальные ублюдки из твоей шайки? Где Хрим Кишкодер, где Эльб Троерукий, где Табот Висельник, где Гнойный Прыщ Маркес?… Где в конце концов эта проклятая Канафирская Бестия, которую вы пускаете по кругу в свободное от резни и грабежей время?

– Или, может быть, это она дрючит вас скопом, заставляя участвовать в своих нечестивых богохульных ритуалах? От которых все вы сгниете заживо, если только еще раньше не передохнете на плахе, – добавил полковник. Он служил гранд-канцлеру довольно долго, и сегодня отец считал его не только слугой, но и лучшим другом, которому дозволялось в неофициальной обстановке открывать рот без разрешения.

Вопрос отца насчет приятелей Кормильца был вовсе не праздный. Он верховодил кучкой столь же отпетых разбойников, у которых могло хватить дерзости попытаться отбить у нас своего вожака. Поэтому гвардейцы пребывали начеку, даром что это место не подходило для засады. Во время своего последнего нападения на одну из пригородных караванных стоянок Хайнц потерял троих подручных, и сейчас в его банде насчитывалось что-то около десятка человек. Не слишком много, но каждый из них был отпетым головорезом, а вместе они вполне могли дать нам бой, пусть даже это грозило им если не разгромом, то новыми серьезными потерями.

– Можешь радоваться! – проговорил уставшим сиплым голосом Кормилец, вытаращившись исподлобья на гранд-канцлера. – Все мои люди мертвы! Их только что перебили на берегу Вонючего ручья, в полутора выстрелах отсюда. Я – последний из нас, кто выжил.

– Да неужели?! И кого мне нужно за это благодарить? – удивился отец. Вряд ли он поверил бы разбойнику, будь тот схвачен после очередной облавы. Но доселе неуловимый Хайнц допустил сегодня настолько идиотскую ошибку, что становилось очевидно: он был чем-то панически напуган, из-за чего пустился наутек, забыв обо всякой осторожности. А что еще могло напугать этого легендарного народного героя, если не ужасная гибель его собратьев?

– Это сделал кригариец, – ответил пленник. И взволнованно оглянулся в ту сторону, откуда он сюда прибежал.

– Кригариец?! Самый настоящий?! – вырвалось у меня. Вздрогнув от столь неожиданного известия, я даже нечаянно уколол лошадь шпорами, и она возмущенно заржала и заходила на месте.

Солдаты после такой новости тоже стали удивленно переглядываться. Да и отец с Дункелем, надо полагать, были слегка ею ошарашены, хотя и не подали вида. Но наибольшее восхищение она, конечно же, вызвала у меня – юного, глупого и впечатлительного Шона Гилберта-младшего. Еще бы! Ведь, если пленник не солгал, всего в одном с половиной полете стрелы от нас находился самый настоящий кригариец – один из пяти выживших на сегодняшний день монахов, исповедующих культ богини войны Кригарии! Исповедующих втайне, поскольку культ этот был давно под запретом, а саму Кригарию объявили языческой богиней, поклонение которой сурово наказывалось. Впрочем, когда ее монахов стало можно пересчитать во всем мире по пальцам одной руки, курсоры Громовержца оставили их в покое, перестав преследовать их и вообще обращать на них внимание. Тем более, что кригарийцы сами к этому не стремились, отказавшись проповедовать свою веру и не возводя больше нигде свои капища и монастыри.

Разбредясь по свету, они занимались делом, которое у них лучше всего получалось: воевали на стороне тех, за чьи интересы им было не зазорно проливать кровь. Само собой, не бесплатно. Как раз наоборот, монахи-кригарийцы, коих обучали воинскому ремеслу с малолетства, знали истинную цену своим талантам и продавали их с наибольшей для себя выгодой. Что в итоге сделало их героями многочисленных легенд, которые я выслушивал в детстве с горящими глазами и развешенными ушами. Так что нетрудно представить, в какое я пришел возбуждение, узнав, что один из моих кумиров вдруг взял и объявился под стенами Дорхейвена – города купцов, лавочников и караванщиков, но уж точно не легендарных воинов и курсоров.