Сергей Чичин - Отстойник Страница 2

Ну вот, рост ростом, а странности гостьи на этом только начинались. Так, оценивши слабо прикрытую спортивной майкой мускулатуру, я решительно развернулся и двинулся обратно — лечь и не просыпаться больше никогда. Женщина с бицепсами — уж лучше молоко с кетчупом. Но на пути торчал фон, личность достаточно монументальная и в столь тесном пространстве, где не больно-то махнешь ногой, практически несокрушимая.

— Вот и он, — сообщил Мик за мою спину. — Тот самый печально известный… гм… или известно печальный Мейсон. А это… — уже мне: — Не падай ты!.. И вообще развернись, это моя старая добрая знакомая Айрин.

Я покорно развернулся и вяло булькнул:

— Весьма!

И озадачился вопросом — целовать ли руку девице, которая, пожалуй, меня поднимет с не меньшей легкостью, чем я ее. Она-то вряд ли мне поцелует?.. К тому же она, наверное, феминистка. Не может не быть. И лесбиянка. И вообще трансвестит. Или нет?

Восточная девушка Айрин с прищуром — или без?.. — оглядела мою жеваную персону. Очень так прицельно оглядела, еще и пяточку притерла, словно бы собиралась сейчас ввалить мне с ноги в самую что ни наесть ранимую душу. Глупо и неоригинально. То ли я, правда, преуспел в создании отталкивающего образа, то ли что-то Мик им такое наплетает про мою скромную персону…

— Не надо, — предупредил я грустно. — И так боюсь.

И щелкнул зубами. Которые не отдраить никаким пепсодентом. Слишком много кофе, уверяет мой стоматолог. А кому легко?

— И не пробуй, — подтвердил фон, протиснулся мимо меня и плюхнулся за стол. — Если я ничего не путаю, последнего такого испытателя полдня от плиты отдирали.

А он орал, как сейчас помню, два раза полиция приезжала и один раз Гринпис. Больно, видимо, когда тебя к раскаленной конфорке прикладывают. А нечего меня обижать на моей же кухне.

Айрин и бровью не повела, но и наезжать поостереглась. Она нахально меня изучала. Я ответил взаимностью. Справедливости ради стоит отметить, что, в отличие от давно утративших чувство меры подиумных культуристок, она таки сохранила все атрибуты Истинной Женщины, и ежели на нее надеть что-нибудь с глобальными рукавами, то не всякий еще и испугается. Я, например, в любом случае буду покрупнее, и кто ж виноват, что к особям с лишними мышцами я отношусь предвзято? Фон, конечно. Это он дискредитирует всю породу качкообразных, отравляя мне жизнь. Тут, кстати, я вспомнил о предупреждении, ссутулился и постарался выглядеть погаже. Видимо, удалось, — Айрин никакого интереса ко мне не проявила, а сокрушенно покачала головой и вернулась к ворошению чего-то на сковородке. Вот и хорошо, а то я совсем забыл, как производить те хлюпающие звуки, после которых отношение женщины к тебе меняется на категорически материнское.

Я уселся рядом с Миком. Пусть меня обслуживают. Поимеем от жизни все блага. А о том, кто примчится бить мне морду за право общаться с этой Айрин, постараемся не думать. Какое-то подобие Лу Ферриньо упорно отказывалось покинуть подсознание, хотя и неясно, как там умещалось. Нет уж, это к фону, он тоже горазд протеин жрать.

— Айрин приехала из большого города Сан-Франциско, — сообщил Мик и добыл из-под стола пакет с чипсами. — Это вон там. Нет, вон там. Или нет? Ну да не суть. Для настоящей дружбы нет преград и расстояний. И топографического кретинизма. Угощайся.

Я угостился. Айрин что-то перемешивала на сковородке, стоя к нам спиной. У нее был широкий, армейского образца, кожаный ремень. Ниже ремня смотреть было исключительно приятно — ну хоть вой. Выше — бугрящиеся дельтовидные и трапециевидные мышцы крепко подрывали охоту выть, а равно и выказывать восторги иным образом. Никогда не пробуйте восторгаться задницей существа, которое берет становой тягой больше трехсот фунтов. Независимо от отношения существа — для вас это добром не кончится.

— У нее исключительные способности к языкам, — продолжил Мик меня просвещать под хруст чипсов. — Знает четыре штуки.

— Шесть, — поправила Айрин равнодушно. — Почти семь. На греческом только читаю.

— Почти семь, — согласился фон покладисто. — У нее аж два черных пояса. По тэквондо и по карате сито-рю. В чем разница — убей не пойму, но, наверно, так надо. В детстве, когда я был, если помнишь, хлипким подростком с треугольной мордочкой, она толкала гирю лучше меня. То есть могла ее толкнуть один раз, а я поднимал только до колена.

— Если семидесятку, то сейчас раз полста качну, — похвасталась Айрин по-прежнему безо всяких эмоций.

— Наконец обогнал, — порадовался фон. — О чем это я? Ах да. Чем занимается — мнется и зажимает. Не иначе, как шпионит. Может, даже для обеих Корей сразу, а то больно уж хитрая физиономия. Что бы тебе еще сказать хорошего? Про задницу, вижу, нет смысла — ты и сам ее разглядел и прямо даже взглядом пробуравил. Айрин, вот Мейсон интересуется, как ты насчет анального секса? Угощайся, Мейсон.

Айрин не возмутилась. Правда, и не ответила. То ли не поняла, то ли, наоборот, поняла, то ли ей было глубоко плевать на интересы Мейсона. Я убедился, что битья не будет, убрал руки с головы и угостился. Хорошие чипсы, со сметаной и укропчиком.

— Тарелки есть? — осведомилась Айрин вместо ожидаемой мною реакции.

Где-то были, но потом фон приволок дедов бокфлинт от Меркеля, и какая-то сволочь упомянула при нем про стрельбу по тарелочкам… Нельзя же с ним так, он все всегда буквально понимает!..

— Нет, — ответствовали мы хором и посмотрели друг на друга обвиняюще. Так, а на меня за что? Я давным-давно не стреляю ни по чему, что нельзя перепутать с вооруженным агрессором.

Ах ну да. Я — та сволочь, что упомянула…

— Ясно. Налетайте по-свински.

Ух ты. Понятливая и покладистая. Может, не надо ее так уж опасаться? Во всем есть свои приятные стороны. В Айрин их даже не меньше двух. Плюс ко всему семь языков и два черных пояса. Никаких тебе языковых барьеров, и от хулиганов защитит. Да с ней пойти — никто и не пристанет.

Сковородка плюхнулась на середину стола. Какое-то, наверное, экзотическое блюдо. По крайней мере, не то единственное, что готовит Мик: холодная (и почему всегда холодная?) отварная картошка и тушенка — свинина пополам с огнеопасным перцем. Сам я не готовлю из принципа. Мне лень.

— Налетай, подешевело, — возрадовался фон. — Трескай, Мейсон, и начинай ценить нашу корейскую кухню. Это называется… Как это называется, Айрин?

— Тушеный рис, — вежливо подсказала Айрин.

— Я так и думал. Видишь, Мейсон, как корейский язык похож на английский? Тушеный рис — и у них тушеный рис. Это я к тому, что все люди братья, кроме эфиопов, мормонов из Небраски и дорожной полиции.

Что-то он сегодня многовато болтает. Не к добру. Я взял вилку и отведал. Неплохо. Если Айрин завязала с толканием гири, то может выгрести мусор из любой комнаты и занять ее на недельку. А если научит фона тушить рис и ругаться на семи языках, я ей даже куплю пончик или там мороженое. Только пусть не воображает — чисто по-дружески!

Рис оказался блюдом весьма завлекательным, рассыпчатым и не лишенным аппетитной поджаристой корочки. Все-таки чего-то да стоит многовековая культура, построенная на культивировании пхансори и драках с японцами! Фон по соседству издал утробное урчание схожей одобрительной направленности. И даже в раскосых глазах Айрин затеплилось какое-то загадочное чувство, нам, мужчинам, недоступное в принципе: ну неужели же можно с такой теплотой во взоре наблюдать, как два здоровых бугая уничтожают то, над чем ты только что с таким прилежанием трудилась?.. Наверное, это и есть пресловутый материнский инстинкт. Причем в нереализованной форме, ибо знакомая многодетная тетка, повариха в близлежащем бистро, обычно впадает в истерику, когда мы являемся к ней трапезовать. Итак, рис захрустел на зубах, пробуждая все то разумное, доброе и вечное, чем природа в своей неизъяснимой щедрости нас нашпиговала: одобрительное урчание в недрах фона оформилось во что-то из раннего Джо Кокера, а мы с Айрин скрестили потеплевшие взгляды и принялись высматривать друг в друге приятное. Идиллия, ага. Правда, все приятное, что мне удалось разглядеть в нашей гостье, оказалось упаковано, помимо майки, еще и в устрашающего вида черный бюстгальтер. Да и ей, судя по гримасе, в поисках повезло не больше. У меня же на лбу не написано, что я хороший. Хотя, возможно, стоит задуматься о такой отметине. Тогда, по крайней мере, незрелые умом маниакальные почитательницы образа «плохой парень», с которыми упорно дружит Мик, перестанут донимать предложениями ограбить винный магазин.

Завтрак мы разделали в две вилки до обидного легко, я даже призадумался о том, что иногда рано вставать полезно, чтобы урвать от жизни такую вот нежданную радость. Мик замыкал сковороду под стол, чтобы не пришлось мыть, вытащил из шкафчика банку с кофе, и вот тут-то у нас начались проблемы.