Сергей Казиник - Закон распада Страница 2

Интересно, кто этот замок строил и от кого собирался обороняться? Знать не помешало бы. Но это одно название, а не замок: стена, большой дом и всего одна башня. Но зато все — из кирпича и природного камня, выдержавшего уже не один авианалет. Хотя это сооружение точно не для укрытия от немецких авиаатак строили. Может, конечно, и от немчуры — Западная Белоруссия, все-таки, всегда их вместе с пшеками манила, но уж точно не от авиаатак.

А вот за то, что большевики, придя в эти края, имение просто ограбили и какую-то контору здесь устроили, им бы спасибо сказать стоило. И пушку с башни стаскивать не стали — музейный экспонат, пользы никакой. Но сегодня сгодится этот антиквариат, сгодиться…

Так-с, где тут загодя затащенная на башню трехлинейка? А, вот она. Теперь ее как-то надо сверху пушки зафиксировать. Причем так, чтоб канал ее ствола был чётко параллелен каналу ствола древнего орудия. А из подручных материалов и инструмента только топор, пассатижи, куча разнокалиберных деревяшек и моток стальной проволоки. Хотя тут ювелирная точность и не нужна, но «лучше перебдеть, чем недобдеть». От винтовки нам нужен только прицел, но с таким техоснащением проще ее саму на пушку закрепить, чем прицел снимать. Интересно, мог ли Мосин предположить, что его винтовка так использоваться будет? А впрочем, он вряд ли предполагал, что оно на вооружении более шестидесяти лет простоит без каких-либо существенных изменений и модернизаций.

На удивление старинная пушка быстро и легко зарядилась, как будто я это не первый раз в жизни делал, а как минимум раз в неделю тренировался. Порох, фитиль, обрезок шинели с убитого солдатика в качестве пыжа, суконный мешок с рублеными гвоздями и еще один шинельный пыж. Всё это забито и утрамбовано древком флага. Спички и ненавистный красный флаг лежат рядом. Теперь развернуть орудие в ту сторону, откуда прилетают гады, и ждать. Скорее всего, недолго.

Невыносимо мучает жажда. Как же я не догадался флягу воды захватить? Терпи теперь. Солнце жарит нестерпимо сверху, нагретый камень снизу. В некотором роде это пытка. Ну, ничего, по сравнению с тем, через что пришлось пройти в подвалах НКВД, это сущая ерунда. Глаза закрываются сами собой. Ну и пусть, на страже слух остается, а он характерный рокот моторов немецких истребителей не пропустит…

…Поле. Я с сестрой Машенькой бегу к речке. Высокая трава не больно бьёт по лицу и щекочет подбородок. Машенька хохочет и бежит еще быстрее. Трава резко заканчивается небольшим песчаным обрывом берега речки, и мы с криком влетаем в воду. Ласточки, проживающие в своих норках-домиках этого обрыва, возмущены таким бесцеремонным вмешательством в их жизненное пространство и пикируют на нас, плещущихся в воде. От этого делается еще более смешно, ведь мы точно знаем, что это только показуха и ни одна из них ничего плохого нам сделать не сможет…

…Открываю глаза и обвожу взглядом небосвод. Синь неба с белыми облачками. Даже птиц нет. А солнце я недооценили, сильно печёт. Эх, попить бы, но уползать отсюда нельзя, не факт, что еще раз смогу подняться. Что там с ногой? Ооо!!! Опухла-то как! И посинела. Ладно, отдыхаем пока — тишина.

…По заснеженной дороге папа погоняет лошадку. Она ленится и тяжелые, нагруженные здоровенными мешками сани, тащить не хочет. На небе висит голубоватый серп луны и я смертельно боюсь волков, держа заряженный картечью дробовик на коленях. Это мой первый выезд на рынок в город, до которого плестись часов пять. А приехать надо к открытию рынка, чтобы места удачные занять успеть. Папа решил, что я уже достаточно взрослый и пора меня начинать вводить в курс дел, приобщать к работам по хозяйству. Надо выгодно продать то, над выращиванием чего мы всей семьей горбатились всю весну, лето и осень — это позволит оплачивать приходящих учителей мне и Машеньке, а так же врача навещающего раз в неделю маму и колющего ей болючие уколы…

…Язык, кажется, присох к нёбу. Чтобы заметить изменение положения солнца на небосводе, даже глаза открывать не надо. Скоро должна немчура появиться — как по расписанию летают, гады. Нога уже вообще не болит, но зато я ее и не чувствую. Уж не знаю, хорошо это или плохо…

…Мощный удар деревянной дубинкой в зубы. Голова дернулась назад так, что даже в шее неприятно хрустнуло. Рот моментально наполнился чем-то соленым и каким-то крошевом. А я даже закрыться не могу — руки в локтях плотно сведены за спиной толстой веревкой. Избивает меня Митяй, совсем недавно наш наёмный работник, вечно всем недовольная и полупьяная скотина, а теперь он в кожаной куртке и какой-то несуразной фуражке, корчит из себя представителя новой власти. Хочет знать, где мы спрятали нажитое на эксплуатации крестьянства золото. Бред — ему же хорошо известно, что мы с отцом от зари до зари сами работали и только сезонно набирали работников. А всё заработанное тратили на жизнь и развитие хозяйства. Машеньку, вон, недавно замуж выдали, так даже в долги влезли. Удар, еще удар, сознание медленно гаснет…

…Вот он! Долгожданный рокот крестоносных самолетов. Так. Соберись, сконцентрируйся, напрячься надо всего на пару минут и всё! А дальше…, а дальше неважно… Главное — сделать точный выстрел… единственный выстрел. Разлепляем глаза. Точно, вон они, летят тройкой: самый размалёванный впереди и пара чуть сзади, и по бокам. Ну ладно, закинем наживку. Поднимаем ненавистный красный флаг, сорванный со стены правления колхоза — не должны они его не заметить. Заметили! Разворачиваются. Очень слаженно и красиво это делают, гады. Зажигаем предварительно припасенную и намотанную на палку тряпку. Ну, давайте, ближе, еще ближе. Лису зимой из старой дедовской «мелкашки» в глаз бил — вон у Машеньки какая шуба! Лучшая в деревне! И сейчас не промахнусь. Пушка — она ведь, по сути, тот же дробовик, только калибром побольше. А я из дробовика промахиваться просто не умею.

Уже видно морду и глаза пилота ведущего самолета. Лощённый. Гладко выбритый. Пока не стреляет — правильно, хочет рассмотреть, что это тут за вражеский штаб обосновался. Это на уже завоёванной территории-то! Ну, смотри, смотри. Что глаза округлил? Догадался, да? Ну, на!

На поднесенный к фитилю факел пушка радостно отреагировала, проглотив предлагаемое пламя. Залп! Кабина впереди идущего самолета разлетелась, разбрызгивая по сторонам осколки стекла и фарш, еще недавно бывший ветераном Люфтваффе. Сам самолет, вопреки ожиданиям вниз не рухнул, а резко дернулся в сторону, подставляя под винт правого ведомого свой фюзеляж.

Удар! Скрежет сминаемого металла и вот вниз уже летят два самолета. Феерическое зрелище, даже лучше, чем салют в городе на Новый год.

Левый ведомый свечкой взмыл вверх, развернулся и, виляя, принялся удирать. Ты куда? У меня же пушка однозарядная! Всё равно удирает. Ну ладно. Дело сделано, закрываем глаза и сползаем вниз. Всё…

…Самолет с крестами взмывает вверх, а дом разлетается в щепы. Находящегося в доме отца, изуродованного на допросах в подвалах НКВД, медленно умирающего и харкающего кровью, взрывом немецкого фугаса просто испарило. Даже тела не осталось. А вот Машенька, со своим молодым мужем, так легко отделаться не сумели. Изуродованные, переломанные и обожженные они жили долго… Для них — долго. Почти целый час…

Судя по всему, возмездия не будет? Странно. Ладно, надо спускаться. Точнее сползать вниз по почти непреодолимой и бесконечной лестнице. Во дворе есть колодец, там вода, много воды. Буду пить и пить! А потом опять пить! А потом… А потом уже не важно… Хотя… Это же был не единственный враг, вторгшийся в мою жизнь и изуродовавший ее. Причем не важно, чем он прикрывается — крестами или звездами.

Туман перед глазами медленно рассеивался, я понемногу приходил в себя. Какая Машенька, какой «мессер»? Кстати, а что такое вообще этот самый «мессер»? Бля, все как по настоящему. Звуки, запахи, жажда, боль… Перед глазами как живое встало курносое личико, усыпанное веснушками, озорные зеленые глаза, милые ямочки на щеках, когда она улыбалась, коса толщиной в запястье. Сестрёнка… Стоп, какая сестрёнка к шутам? Точно помню, моя семья осталась там, за порогом демократии, где живым не место. Одна единственная ковровая бомбардировка, и от целого микрорайона только щебенка и память осталась… Суки, суки, суки! Как же я вас всех ненавижу! Каждому янки лично бы их хваленую конституцию в жопу древком звездно-полосатого флага забил, по самые гланды. Но как все реально было…

Пощупал шлем. Так и есть — долбанул по касательной, канавка от пули даже нащупывается. А ведь ты попался, дружок. Теперь я точно могу прикинуть где ты сидишь. Канавка укажет. Раз за кустами углядел, значит что? Правильно, высоко сижу, далеко гляжу. Совсем как я недавно. Ширина рытвины от пули сообщила, что били из снайперки, уже хорошо, мой подвиг с подствольником не повторит. Бля, как же в ушах шумит! И желудок к горлу ползет, явно сотрясение. По груди снова побежало горячее, «кукла» напиталась кровью и больше не держит. Плохо, так я скоро «склеюсь». И тут в одном из окон я заметил движение. Ну-ка, покажись еще раз… Не хочет. Как бы тебе помочь? А, черт! Сгребаю камень и кидаю вверх, тут же в окне четвертого этажа сверкает приглушенная вспышка и в руку бьет словно ломом, но я успеваю засечь снайпера. Рука горит огнем, из дырищи в рукаве хлещет кровь, согнуть в локте не получается, явно пробит бицепс. Серый асфальт вновь поднялся на дыбы и боднул меня в забрало шлема…