Сергей Чекмаев - Анафема Страница 2

— Ага, конечно…

Не люблю я вот такого тона. Обычно он появляется у заядлых спорщиков, вроде Яшки, в тот момент, когда у них аргументы к концу подходят. «Угу, конечно» и с ухмылочкой такой всезнающей: я, мол, такое видел — у-у! Тебе и не снилось! Но не скажу, а то психика может не выдержать. Живи, бедняга, тешь себя надеждами, верь в добро и справедливость…

Заметив мою недовольную гримасу, Яшка ухмыльнулся, покачал головой:

— Все, Сашок! Все до единого. Серая форма — это власть. Не над бандюками распоясавшимися, которые и пристрелить могут, потому лучше их не трогать, а над простым народом. Он ведь у нас ментов боится. По привычке, с совковых времен.

— Пусть так, хотя не бывает правил без исключений. Но что ты предлагаешь? Когда на твоих глазах обдолбанные наркоты избивают человека или когда уроды пристают к девушке — мимо пройти? Ладно, в то, что ты способен в такой ситуации вступиться, помочь, я не поверю никогда. Сколько знаю, ты всегда жил по принципу «моя хата с краю». Что, хочешь сказать, даже и в милицию не позвонишь?

— И не подумаю.

— Почему? Типа: раз они такие продажные — пусть сами разбираются? А о человеке, которого там, на улице, насилуют или избивают, ты и думать не хочешь! Попробуй, представь себя в подобной ситуации!

— Ой, перестань! Слушать противно. Громкими словами ты ничего не докажешь. Вон даже глазами засверкал: какой я гад, не хочу помогать бедной жертве и все такое. Во-первых, со мной больше ничего подобного не случится, я острожный теперь, пуганый. А ты лучше о другом подумай: ну хорошо, вызвал ты ментов, молодец… А они — раз, тебя же и повязали! Ты думаешь, им интересно настоящих преступников искать? Которые к тому времени уж десять раз как смоются. Счаз! Разбежался!

Я попытался ввернуть пару слов в его экспрессивный монолог, но Яшка не дал мне и рта раскрыть:

— Так что ты же и виноват окажешься. Доблестные стражи порядка предложат проехать в отделение — показания дать, например. А там обыщут под каким-нибудь благовидным предлогом. Оба-на! Пакетик с анашой! Или того хуже — пистолет. А жертву так допросят, что из протокола ежу будет понятно, кто преступник. И ничего ты не докажешь…

— А! Вот чего ты боишься. Глупости. Я сколько раз оказывался в роли свидетеля — и ничего. С тобой рядом сижу.

— Повезло. Скорее всего, преступника к тому времени уже поймали, или, скажем, свидетелей оказалось больше одного…

— У тебя на все готов ответ. И что — даже дома, сидя в тепле и безопасности, ты не озаботишься набрать 02 и сообщить о том, что видел?

— Если уж совсем что-нибудь непотребное будет — из автомата за углом все-таки позвоню. Тут ты меня поймал. Но ни в коем случае не из дома — что я, совсем дурачок, что ли? И ментов ждать не буду, а быстренько двину своей дорогой.

— Почему это?

— Потому что свидетелем я все равно не стану, нигде и никогда. Недавно на моих глазах какие-то лохи приезжие попались на удочку с подброшенным кошельком. Ну, ты наверняка слышал про такое кидалово: идешь себе мирно, никого не трогаешь — бац! лежит то-олстый такой бумажник, солидный. Так и просится в руки. И стоит тебе нагнуться, как этот же вожделенный кошелек хватает кто-то другой и начинает нашептывать: тихо, мол, не кричи, давай отойдем во-он туда и честно поделим. По справедливости, типа. Ты, понятное дело, соглашаешься — кому не хочется заиметь кучу бабок. Но только вы уединяетесь в укромном уголке, как откуда ни возьмись на вас наваливается нехилая толпа во главе с хозяином бумажника. Выхватывают кошелек, пересчитывают — естественно, оказывается, что части денег не хватает. Хозяин вопит: «Воры! Украли!» Толпа вопит: «Ограбили!»

— Яш…

— Тихо. Дослушай. Ты, конечно, говоришь, что ничего не брал, шли бы вы, ребята, своей дорогой, а еще лучше — спросите у того, другого, благо кошелек у него был. Тебе, ясный перец, не верят, начинается перебранка, в ходе которой тебя тем или иным макаром заставляют достать свой бумажник — якобы для проверки: а вдруг ты там деньги спрятал? Пару секунд твой кошелек кочует из рук в руки, после чего тебе с извинениями все возвращают: простите, обознались, наших денег тут нет. И всей толпой бросаются ловить второго. Ну а ты остаешься стоять дуб дубом, радуясь, что родной бумажник удалось защитить. И только потом обнаруживаешь, что твои деньги превратились в пачку нарезанной бумаги. В куклу.

— Да знаю я эту схему! Давай к делу.

— Как ты понимаешь, я, только про дележ услышал, сразу всех послал. Не тормоз, чай. А вот следом за мной один деятель купился. Явно приезжий, как я и говорил. И тут — раз! — менты со всех сторон налетели. «Стоять мордой в пол! Лежать! Ноги на ширине плеч!» И повязали. Разом всю толпу. Видать, кидальщики не делились. Или делились, но плохо. Ну и майор местный — видел бы ты его рожу, откормленная такая! — просит меня пройти с ними, свидетельские показания, протокол, все такое. Вы же, мол, все видели. Видел, говорю,

только ничего не скажу и никаких бумажек подписывать не буду. Он так и опешил. Как это? Не хотите изобличить преступников? Ну, я ему, конечно, не сказал, кто здесь больший преступник. Честно — побоялся. Мент опять спрашивает: почему, мол? По сравнению с тем, что вы, менты делаете, говорю, эти кидальщики — просто дети невинные, и против них я и слова не скажу. А тем более для того, чтобы вам помочь. И пошел. Он, видимо, от такого несколько обалдел и дал мне спокойно уйти. Это я просто злой был в тот день, с Ларкой поругались, а то хрен бы я стал объяснять, что почем. Себе дороже.

— То-то я удивляюсь: откуда в тебе столько смелости?

— Не ерничай, Сашок. Ты же знаешь, что я прав. Сколько мы с тобой спорим и всегда на этом заканчиваем. Какая лично тебе польза с твоих подвигов? Никакой! А риска — выше крыши. Не думаю, кстати, что и кому-то другому ты сильно поспособствовал. Помню, как ты на Трех Вокзалах за девку вступился, а она шлюхой оказалась. Без тебя бы разобрались, да и во всех остальных случаях тоже. Нет, друг мой, ты на свою задницу приключения всю жизнь коллекционируешь, а толку? Только шрамов на шкуре все больше становится. А я вот, может, и не такой герой, зато живу не в пример спокойней.

— Типа «у каждого свой бизнес», да?

— А пусть бы и так. Поверь мне, менты и без тебя виноватого найдут, кого поближе. Им твоя помощь — по барабану. А ты лучше себя побереги. Я к тебе уже два раза в больницу ездил, не хочу, чтоб в третий раз ты в морге оказался. И хватит об этом.

Дальше спорить было бессмысленно. Яшка считал себя правым на все сто, да еще пребывал в счастливой уверенности, что вот-вот убедит меня. Разве такому докажешь?

А через два месяца, в самый разгар майских праздников у Яшки угнали машину. Средь бела дня, на глазах у всех — он поставил «Нексию» у входа в «Пятерочку», пожалел времени на стоянку завернуть. А когда вышел, нагруженный продуктовыми сумками, машина исчезла. И никто ничего не видел, сколько ни бегал Яшка вокруг, сколько ни опрашивали людей магазинные секьюрити.

А если кто и видел — промолчал.

И, конечно, Яшка в пять секунд забыл про свою, мягко говоря, нелюбовь к милиции, полетел в ближайшее отделение с заявлением. Дежурный равнодушно выслушал, подшил бумажку в толстенную папку таких же «угонщиков» и посоветовал дать объявление с вознаграждением. Вдруг клюнут.

Вечером третьего дня Яшка явился ко мне с бутылкой «Флагмана» и, едва плюхнулся в кресло, принялся жаловаться на жизнь, нерасторопных ментов и тупых обывателей, которые «все видели, но молчат».

Тогда я и напомнил ему наш недавний разговор о помощи, гражданской ответственности и прочих «громких словах». Может, это было жестоко, но момент показался мне подходящим. Но он лишь отмахнулся. То для него был лишь обычный кухонный треп, языковая гимнастика, ни на йоту не привязанная к жизни, а «Нексия»… О! Машина— это совсем другое, его любимое детище, его фетиш.

Я не настаивал.

Слушая его жалобы и ругань, я думал о другом. Все же он был во многом прав тогда: невысокая зарплата и практически полное отсутствие сколько-нибудь серьезного контроля превратили в стране власть закона во власть человека в форме. Как выражается Яшка — «власть ментов». Я верю: в милиции немало и честных людей, что работают за совесть; немало и простых работников, не властолюбцев и не казнокрадов, которые пашут за свой кусок хлеба, за новые погоны, за прибавку к жалованию. Но в сложившейся системе им тяжело не поступиться принципами. Стоит напарнику или вышестоящему начальству прознать, что «кое-где у нас порой кто-то брать не хочет», как на белую ворону повалятся все шишки. Его постараются перевести куда-нибудь в архив или попросту подставить.

Отделы собственной безопасности ловят, конечно, кого-то. Чтоб было о чем раструбить по телевидению. Но это все же капля в море. Кроме того, борьба со следствием, а не с причиной проиграна изначально.

Где же выход?

Создавать по примеру горячих латиноамериканских парней «эскадроны смерти», полицейские подразделения сплошь из неподкупных? То есть тех, кто имеет к преступникам счеты. И — желательно — не имеет семьи.