Раненые Звезды 5 (СИ) - Котов Сергей Страница 2

И некому было меня предупредить о последствиях.

Точнее, возможно, предупреждали. Но я ведь не пожелал для начала найти и понять общий язык с обитателями свободных вселенных, которые Эльми называл Хаосом.

Я никак не мог сделать выбор. И в определённый момент понял, что вообще могу его не делать. Что нет никаких границ — и можно получить всё и сразу.

И я получил это.

Вот только тогда я не понимал, что именно это значит — всё и сразу.

В тех вселенных, где может существовать человек, не зря установлены фундаментальные ограничения. Например, скорость света.

Совершенно тот же принцип должен применяться и на уровне свободной мультивселенной.

Иначе случится аналог Большого Взрыва — с отдельной самоуверенной личностью, которая вдруг решила, что теперь можно всё.

Каждая версия меня, получив свободу, плодила другие версии. Потому что — зачем останавливаться? И каждая получала немного изменённый мир и информацию о нём.

В конце концов, даже самых простых сведений о новых воплощениях стало настолько много, что я не мог их обработать, ни в каком режиме.

И при этом я продолжал жить в каждом из этих воплощений.

Не самое приятное чувство, скажу я вам.

Наверно, что-то похожее ощущает старенький процессор, на котором пытаются запустить новейшую требовательную игрушку.

Да, это было больно. Гораздо больнее, чем простая физическая боль. И это было приятно. Невероятно приятно осознавать бесконечность замыслов.

Каким-то чудом я понял, что происходит, до того, как процесс стал окончательно необратимым.

Начал пытаться тормозить. Но это было всё равно, что сдерживать лавину.

У меня не было шансов стать тем, кем я пытался стать. Так, на собственном горьком опыте я убедился, что все этапы, которые проходит информация в своём развитии — существуют не зря.

Прихотью внешних сил я подступил к новому уровню бытия, не будучи готовым.

Перед тем, как всё закончилось, я ещё успел понять, чем же именно занимался Эльми, в своей очень странной, изолированной мультивселенной.

Он просто пытался подняться выше — но за чужой счёт, чтобы остаться собой. Чтобы не терять возможность даже понимать те вещи, которые очевидны любому человеку — но о которых не может говорить обитатель Хаоса. Просто потому, что у него нет слов.

Моё единение распалось на множество миров. Я не знаю, что случилось с остальными «я». Может, все погибли, и я последний осколок во всём множестве миров.

А, может, тот я, который остался на освобождённой Земле, тоже смог вырваться, и сейчас расценивает случившееся как досадную неприятность. Продолжает жить своей (моей?) жизнью. Отстраивает Землю. Налаживает новые связи. Говорит с Гайей, чтобы найти другие пути развития.

Я довольно быстро понял, что её мне не хватает особенно сильно.

Поначалу у меня была надежда, что на этой версии Земли она тоже существует — в том или ином виде.

Но это оказался очень странный мир. Будто специально созданный в насмешку над той Землёй, где меня создали.

Внешне тут было всё почти так же, как у меня. Только великие события прошлого, в которых я участвовал — тут не происходили. Их влияние заменялось стечением обстоятельств разной степени невероятности.

Например, тут не было Фаэтона. А Пояс астероидов образовался в результате гравитационного влияния Юпитера. Тут не появилась Гайя. Но её действия по спасению биосферы от катаклизмов компенсировались процессами, которым здешние математики дали определение «самоорганизация» и «Теория Хаоса».

Насчёт существования марсианской цивилизации в этой системе были большие сомнения. Равно как и венерианской.

В жизни моих родителей не происходило никаких странных вещей. А я рос самым обычным парнем. Вернее, тот вариант меня, который существовал до моей попытки возвыситься.

Потому что это парень так бы и продолжал жить обычным тренером, если бы не моя подлинная память, которая осталась при мне.

В конце концов, я бы, наверно, сам решил, что эти воспоминания — плод моего больного воображения. И обратился бы к специалистам, чтобы попытаться от них избавиться.

Но у меня по непонятной причине остался режим. Единственное нематериальное свидетельство того, что происходило со мной в последние годы.

Только поэтому я не сдался.

Я выключил будильник, быстро пробежал глазами ленту уведомлений. Ничего серьёзного — только новости да напоминалки по расписанию.

Умывшись, я отправился на пробежку. Я переехал после того, как моя карьера двинулась в гору. Полгода назад меня назначили управляющим новым клубом сети, который открыли на территории Сколково. Ездить сюда через всю Москву вообще не вариант. Поэтому я съехал с квартирки на Орехово и перебрался в Подмосковье. На противоположной от Сколково стороне железной дороги Минского направления есть жилой микрорайон города Одинцово, который называется Трёхгорка. Вот там я и нашёл подходящее жильё. Очень удобно: полчаса пешком, и ты на работе. Общественным транспортом можно вообще не пользоваться.

Микрорайон с трёх сторон окружён Подушкинским лесом, который, благодаря ухоженным дорожкам, искусственному освещению и даже камерам, стал больше похож на парк, полный жирных белок.

Бегать тут — одно удовольствие. С дорожкой в клубе не сравнить. Особенно таким, приятным зимним утром, в солнечную погоду и лёгкий морозец.

На главной дорожке было людно, и приходилось лавировать. Но вскоре я свернул на боковое ответвление, и углубился в лес. Там, за границами проложенных дорожек, народу было значительно меньше.

Неведомые энтузиасты несколько лет назад, на высоком берегу какого-то ручья устроили там импровизированную спортивную площадку — эдакую олдскульную «качалку» из подручных материалов. Были там и штанги из брёвен и автомобильных дисков, тренажёры, собранные на основе тележек из супермаркета и нагруженные булыжниками. Само собой, грузовые покрышки и кувалды, которыми эти покрышки полагалось бить. А ещё — груши и даже что-то вроде боксёрского ринга.

В общем, милое место. Обычно я добегал до туда, подтягивался, отжимался и бежал дальше. И в этот раз я планировал поступить так же.

Когда я поворачивал на площадку, то вдруг ощутил затылком что-то вроде дуновения ветра. Такой резкий, необычный порыв. А потом вроде как сотрясение земли.

Я остановился и вынул наушник из правого уха. Музыка прервалась.

Сразу за моей спиной, на месте, где я был мгновение назад, поперёк протоптанной дорожки лежал огромный ствол старой сосны. Дерево было по-настоящему большим, шире моих плеч раза в два.

В растерянности я опустил руки. И тут же услышал за спиной взволнованный голос:

— Ты в порядке? Не пострадал?

Я обернулся. Возле меня стоял блондинистый парень примерно моих лет и комплекции. Может, чуть постарше. Похоже, он тренировался на площадке — и я его просто не заметил, когда подбегал.

— Кажется, нет… — ответил я, всё ещё напряжённым от стресса голосом.

— Вообще, конечно, нифига себе, — парень всплеснул руками, — можно сказать, ты в рубашке родился.

— Да. Что-то вроде того.

— Я вообще думал, лесники тут следят за этим. Видел санитарные вырубки, — добавил он.

— Да, очень странно, — согласился я и направился к основанию упавшего ствола.

Парень последовал за мной.

— Блин. Вот так дела… — сказал он, разглядывая оставшийся пень. На древесине виднелись явные следы распилов.

Я почесал подбородок, потом достал телефон и сделал пару снимков и видео.

— Это правильно, — одобрил мои действия спортивный незнакомец, — у тебя тут как, ловит? А то у меня приём плохой. Надо бы полицию вызвать.

— Да ну, брось, — отмахнулся я.

— Слушай, ну тут ведь явные следы. Подпилили и оставили висеть, что называется, «на соплях». В расчёте, что пострадает первый прошедший мимо.

Я вошёл в режим. Осмотрел следы подпилов. Только теперь разглядел следы подошв: на них был специальный рисунок, который скрадывал след на земле. Нет, незнакомец явно был не прав. Кто-то ждал меня. И толкнул дерево, как только я показался рядом. Но немного не рассчитал.