Андрей Дьяков - К свету Страница 2

Подбежав к толпе ребятишек, Глеб протиснулся вперед и встал рядом с хромоножкой Натой, соседской девочкой из третьей палатки.

— Смотри, Глеб, идут! — Девочка привычно оперлась о заботливо подставленное плечо товарища по играм, расслабив недоразвитую ножку.

Впереди творилось нечто жутко интересное и страшное одновременно. Из-под жестяного, грубо сколоченного короба, выполнявшего функции шлюзового отсека, вырывались струйки пара. Это называлось красивым таинственным словом — «дезинфекция». Наконец дверь с противным лязгом распахнулась. Вошел дядя Савелий, отпихивая с прохода шланг подачи очистителя, отступил в сторону… В проеме показалась массивная фигура сталкера. Огромные сапоги, внушительных размеров патронташ через все туловище, не менее огромные руки и капюшон, в тени которого практически не разобрать лица…

Глеб с жадностью рассматривал незнакомца с ног до головы. Когда тот скинул капюшон, пацанва дружно ахнула. Гость вовсе не был уродом, на его грубом щетинистом лице отсутствовали шрамы, но во взгляде сталкера читалось что-то неуловимое, от чего становилось не по себе. Сродни чувству, возникающему, когда шаришь наугад в поисках выключенного фонарика, а натыкаешься на что-то скользкое, шевелящееся и готовое вцепиться в протянутую руку. От сталкера веяло несгибаемой силой… И в то же время тяжелая поступь его была какой-то обреченной. Словно шаги старика, уставшего от жизни.

Толпа раздалась в стороны, пропуская визитеров. Глеба пробрала дрожь, когда сталкер протопал мимо. Стало жутко… и в то же время жутко интересно. Глеб бочком пробрался мимо суетящихся на платформе зевак и расположился неподалеку от центрального костра, чтобы слышать весь разговор.

— Здравствуй, Таран. Проходи, садись к костру. — Седовласый энергичный старичок засуетился у котелка, наливая в плошку щедрую порцию похлебки. — Супец сегодня отменный! На, мил человек, отведай. Чем богаты…

Угрюмый мужчина положил зачехленную винтовку рядом с собой, расположился на цинковом ящике и принял из рук старика плошку с дымящимся варевом. Расстегнув один из карманов разгрузки, достал компактный дозиметр и поднес к похлебке.

По лицу старика словно бритвой полоснули, однако он промолчал и усилием воли вернул на лицо доброжелательную улыбку.

— Ты ешь, Таран, не бойся. Все свое, натуральное… Грибочки, картошечка — только с грядок собранные!

Из сумрака станции появился еще один обитатель в стоптанных валенках и потертом, видавшем виды ватнике.

— Все! Захар со своей командой уже потрошит птичку, — бодро начал он, подсев в круг. — Ну, ты и здоров стрелять, брат! Одним выстрелом ублюдка положил!

Под тяжелым взглядом сталкера мужичок осекся и поспешил сменить тему.

— Желчь «огрызкам» сторгуем, — не унимался Карпат. — А шкура на сапоги пойдет. И мяса там с центнер наберется. Дед, а дед, отлетался наш «мессер» все-таки!

— Тарану спасибо скажи… И хватит языком молоть почем зря! — Старик кинул в костер очередное полено и повернулся к сталкеру: — Благодарствуем, мил человек, за помощь! А то, сам понимаешь, нам без вылазок никак нельзя. Дров не сторговать сейчас, вот и приходится наружу нос казать…

Сталкер, медленно пережевывая пищу, глядел в огонь.

— Веню Ефимчука потеряли из-за этой гадины… А такой человек был! — Старик Палыч явно был настроен удариться в воспоминания, но атмосфера уюта быстро улетучилась, когда к костру подошел худощавый глава станции Никанор.

— Как договаривались, — сухо произнес он, поставив у ног сталкера объемистый мешок.

Таран не спеша развязал тугой узел и небрежно вывалил содержимое мешка на бетонный пол. Таблетки, пузырьки, скрутки бинтов рассыпались бесформенной кучей, из которой сталкер начал придирчиво выбирать некоторые и откидывать в сторону. Покопавшись с минуту, он сгреб большую часть медикаментов обратно в мешок и, поднявшись на ноги, закинул его за спину.

— Послушай, Таран… — Старик, стараясь не встречаться со сталкером взглядом, мялся и тяжко вздыхал. — Это ведь почти все лекарства, что у нас остались. Может… едой возьмешь… или еще чем?

Никанор стоял не шелохнувшись. Только желваки на его лице обозначились сильнее.

— У «огрызков» еще наторгуете, — грубо отрезал Таран.

Кинув в опустевшую плошку пару патронов — за постой и ужин, — он подхватил винтовку и пошагал прочь со станции.

Палыч растерянно всплеснул руками, а Никанор со злостью сплюнул под ноги. Гневный взгляд его зацепился за Глеба.

— А ты чего пялишься, шантрапа! Или ты сегодня свое уже отработал? Так я добавлю!

Глеб кинулся к входу в подсобки, мечтая как можно быстрее исчезнуть с глаз взбешенного начальника. Прокатившись по узкому коридору, подхватил у стены лопату, запрыгнул в безразмерные сапожищи, покрытые засохшей коркой грязи, и привычно полез в яму с нечистотами. После пережитых эмоций и встречи с ужасным сталкером мальчика колотило.

Выгребать чужое дерьмо было намного привычнее и спокойнее.

— Алло! Алло! — Никанор, надсаживая горло, орал в трубку телефона. Как обычно, связь с «Техноложкой» была отвратительной. Сквозь хрип помех иногда прорывался далекий голос, но глава станции не мог разобрать и половины слов.

— Повторяю! Вам придется разговаривать с ним здесь, на «Московской»! Он упертый, как баран! — Никанор сосредоточенно вслушался, затем энергично закивал: — Да, да! Высылайте! Я предупрежу патрульных! Будем ждать!

Бросив трубку на телефон, Никанор упал в просиженное кресло, закуривая самокрутку. Телефон… Пожалуй, единственный оставшийся на «Московской» признак цивилизации. И то — кабель протянут мазутами. Они же подавали электричество на несколько убогих лампочек, поддерживающих на станции скудное освещение. Грабительская плата за свет не добавляла мазутам народной любви. Никанор не переваривал этих хитрых выродков, однако поделать ничего не мог.

Затушив окурок, он встал из-за стола. Надо было распорядиться по поводу намечающихся гостей.

Щелк… щелк… щелк… Звук захлопывающегося колпачка «зиппо» завораживал. На отполированной до блеска поверхности зажигалки отчетливо выделялся рельеф двуглавого орла.

Иногда — правда, крайне редко — Глеб даже позволял себе чиркнуть по колесику и с упоением следил за колебаниями огненного лепестка. Отец говорил, что пользоваться зажигалкой надо экономно, и Глеб накрепко запомнил это.

За несколько лет, прошедших с момента гибели родителей, мальчик ни на миг не расставался с этой красивой металлической побрякушкой — единственным напоминанием об утраченной семье. И «зиппо» до сих пор работала. Правда, все хуже с каждым разом. Поэтому Глеб все реже зажигал ее. «Семейный очаг»… Мальчик смутно понимал, что значит это выражение, но свято верил, что теперь он является хранителем этого самого семейного очага и, пока огонек будет теплиться в зажигалке, родители всегда будут где-то рядом…