Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы Страница 20

— Я считал вас гораздо шире мыслящим политиком. Видите ли, демократическая Республика на западном краю Европы, возглавляемая дружественным, а прямо выражаясь — обязанным нам правителем, с несколькими арендованными нами военными и военно-морскими базами, может сыграть огромную роль в грядущей мировой войне. Я как прагматик и циник уверен, что всего лишь миллион единовременно и некоторое повременное содержание «нужным людям» гораздо надежней и выгоднее, чем мало к чему обязывающие межправительственные соглашения.

Россия, к примеру, шестьдесят лет назад спасла Болгарию от турок, потеряв полмиллиона солдат убитыми и ранеными, а «братушки» немедленно переметнулись к немцам и воевали в Мировой войне на их стороне против нас. Поэтому забудем об эмоциях. Золото сильнее чувств. Так вы согласны?

Сейчас Шульгин в очередной раз повторял проверенную на Врангеле схему, только Петр Николаевич взял деньги в казну, на ведение войны, а Прието должен был взять их себе. Духовных терзаний с его стороны Сашка не предполагал. Менталитет, что скажешь!

— И как это будет выглядеть? — поверив в теорию, Индалесио заинтересовался практикой.

— Хотите — чеком на «Фест коммершел бэнк», хотите — наличными, завтра утром. Только не знаю, как вы этими чемоданами распорядитесь в воюющей стране.

— Давайте — пополам.

— И так можно, только я ведь тоже человек соображающий. Деньги — завтра, а послезавтра вы на самолет — и в Мексику. Или еще куда… Сам бы так поступил при ином раскладе…

Тут наконец вмешался Овчаров, четко уловив момент и смысл своего здесь присутствия.

Он, опытный дипломат, привыкший общаться как раз с такими вот деятелями стран «второго мира», под прикрытием поднятого к глазам бокала искоса взглянул на Шульгина, уловил разрешающее движение щеки и веско произнес:

— Имею другое предложение. Мы выписываем вам чек на полмиллиона с условием, что сумма будет выплачена не ранее, чем через полгода с нашим повторным подтверждением. А сейчас — сто тысяч наличными сразу и по пятьдесят тысяч каждое первое число лично от меня в приватной обстановке. И делайте с ними, что хотите. Идет?

Какое там дворянское достоинство, если просто за то, чтобы ни во что не вмешиваться (да еще и на пользу государству), получить миллион (мистическая, между прочим, для массы людей сумма в первой половине века, когда фунты были действительно деньгами).

— За это стоит выпить, не так ли, дон Алехандро? А вы на самом деле русский? Никогда ни от одного иностранца не слышал столь изысканного «кастильяно». От вас предыдущую неделю тоже. Не хотели приоткрыться раньше времени? Может быть, вы незаконный сын короля Альфонса?

Прозвучало как бы шуткой, но с неуловимой долей надежды и едва ли не мольбы. Внешность у «дона Алехандро» самая подходящая, язык и манеры — тем более. Назовись он хоть внучатым племянником последнего мексиканского короля Максимиллиана — сразу снимается доля нравственной нагрузки, которой, оказывается, и старый циник не чужд.

А Сашке что? Он уже как-то, двусмысленно усмехаясь, не возразил против предположения — не реинкарнация ли он безвременно умершего великого князя Георгия Александровича. И сейчас можно.

— А давайте так и считать. Только — вполне законный. И зовут меня — Хуан-Карлос, будущий король. От него и примите…

Овчаров достал из постоянно носимого с собой портфеля десять пачек белых стофунтовых бумажек, самой тогда устойчивой и надежной валюты мира. Кроме царских золотых десяток, разумеется.

Это было во вкусе Шульгина — ошеломить клиента внезапно свалившимся на голову богатством. Как Басманова в Константинополе, к примеру. И не в том дело, что он людей покупал. Никак нет, это было бы слишком грубо и дешево (для него, не для партнера). Он совершал слом ситуации. Вот только что ты — никто (как гвардейский капитан Басманов, гордый человек, мечтающий о замызганной турецкой лире), и вдруг — богач, сразу, без предварительной подготовки. Отсюда и шок, и готовность к тому, чтобы измениться качественно.

Виктор, понимая смысл процесса, выкладывал пачки медленно, каждую по отдельности, будто карты флешь-рояля, сам любуясь эстетической продуманностью картинки. Крахмальная скатерть, тарелки, бутылки и бокалы, и вот эта воплощенная в кусочках хлопковой бумаги власть над жизнью.

— Что, дон Индалесио, здорово выглядит? — спросил Шульгин, пребывая как бы вне процесса.

— Не смею спорить, — сглотнул слюну военный министр. Да министр, не министр, такую сумму попробуй укради, с неизвестными последствиями, тем более что в Республике и красть особенно нечего. Кому нужны горы ни в одной стране мира не конвертируемых песет? А тут вот оно!

Шикарный дом в Лондоне, дворец в Аргентине или Уругвае, апартаменты в Ницце, игорные дома Монте-Карло, великолепные девушки, готовые не обращать внимания на десятки килограммов облекающего его тело жира. И это только с того, что лежит сейчас перед ним! А остальное, пост премьера, возможность распоряжаться вообще всеми финансами Республики, об истинных объемах которых никто понятия не имеет, поскольку все можно списать на войну и франкистов, отняв у них после победы то, что поступило от немцев и итальянцев?

— Хорошо, дон Алехандро, мы договорились, — Прието торопливо сгреб добычу в ящик стола. — Ближайшие действия, мои и ваши?

— За успех и доверие! — Сашка и Овчаров с облегчением пригубили бокалы, проследив, чтобы и министр выпил свою дозу.

— Завтра утром руководство продолжением Теруэльской операции полностью переходит к нашим военным специалистам. Испанские товарищи вплоть до командиров корпусов сохраняют всю полноту власти в вопросах внутренней субординации, но по вопросам оперативно-тактического применения войск должны безоговорочно исполнять «рекомендации и указания» компаньеро Роко. Ваша задача — в категорической форме их подтверждать «вниз». И любыми средствами препятствовать противодействию «сверху». Этого на первом этапе будет достаточно. Если возникнут проблемы, скажете мне. Я их устраню. Когда армия наконец одержит несколько убедительных побед, ваш авторитет настолько укрепится, что никто не осмелится вам возражать…

— Вы действительно уверены, что победы будут? — Настроение Прието начало меняться уже не только под влиянием денег. Кто же не хочет примерить тогу триумфатора и спасителя отечества? Это куда достойнее, чем остаться в истории беспринципным политиканом, кое-как балансировавшим между могущественными противниками с неизвестным пока результатом.

— Непременно, дон Индалесио, непременно. Я бы, например, на вашем месте прямо сейчас подписал вот эти приказы, задним числом, разумеется, и отъехал из Барселоны на какую-нибудь уединенную виллу под предлогом инспекции войск или работы с документами, чтобы никто вас не нашел, а вы сохранили бы душевное спокойствие.

А хотите, отправьтесь с нашими моряками навстречу конвою? Великолепные снимки во всех мировых газетах: «Военный министр, рискуя жизнью, поднимается на палубу парохода, везущего гуманитарную помощь русского народа братьям-испанцам!»

— Наверное, это будет наилучший вариант. Люблю море, и риск — тоже. Вы не смотрите на мои телеса, палубы и трапы меня выдержат. Нет, дон Алехандро, вы в самом деле пробудили во мне лучшую часть моей очерствевшей души…

Прието показался Шульгину почти искренним. А почему бы и нет? В любом человеке присутствует изрядная доля возвышенных чувств, только не всегда им удается проявиться. Сейчас игра на тонких струнах души, подкрепленная приличной суммой иностранной валюты, принесла ожидаемый результат.

Одновременно уже осуществлялась раскрученная Шульгиным (в полной уверенности, что получится с военным министром договориться) программа «параллельной войны». Он не сомневался, что руководимые новыми советскими командирами республиканские корпуса и дивизии сумеют неожиданными фланговыми ударами, спланированными в соответствии с теорией «Глубокой операции» комбрига Триандафиллова, выйти в пустые, незащищенные тылы франкистов так далеко от фронта, что те никаких серьезных контрмер принять просто не успеют. Появление в глубоком тылу значительных масс неприятельских войск почти всегда влечет панику, потерю управления, разрыв коммуникаций и систем связи. История знает мало примеров, чтобы окруженные войска первых эшелонов сохраняли порядок и боеспособность, достаточные для прорыва к своим в хоть сколько-нибудь приличном состоянии. По крайней мере, в ходе Отечественной войны такое не получалось в крупных масштабах ни у нас, ни у немцев.

Из исторических источников, которые здесь только на будущей неделе станут «разведданными», Шульгин знал, что уже в начале января в ходе Теруэльской операции, показавшей, что республиканцы воевать умеют, в штабе мятежников, в высоких европейских кабинетах началось нечто вроде паники.