Андрей Щупов - Прыжок Ящера Страница 20

— Так вы записали их?

— Да, кто-то, по всей видимости, подсел к Поэлю в машину, и началось странное… — Август снова замялся. — Я даже не знаю, как это назвать.

— Что там началось, черт побери? Сексом они там занялись, что ли?

— Да нет же, босс. Они просто сидели и разговаривали.

— Тогда что ты мнешься, как девочка?

— Видите ли, во-первых, они упомянули про Буратино, а во-вторых… Понимаете, голос того, кто подсел в машину… Я, конечно, не берусь утверждать, но, кажется, это был ваш голос.

Вот так, господа присяжные! Фокусы продолжались. Август ничуть не преувеличивал. Голос действительно был мой. Говорил этот посторонний совсем немного, но когда говорил, последние сомнения рассеивались. Те же злые цедящие интонации, те же обороты речи. Если меня и имитировали, то достаточно профессионально. Август, впрочем, стоял на иной точке зрения. Кто-то когда-то меня записал, а после из подходящих кусков склеил нечто удобоваримое. Благо есть специальные программы, и к слову сказать, тому, кто умудрился сотворить целый фильм, подобная работка сложной не покажется. Более того, на хорошей аппаратуре да за хорошие деньги такую запись способен сварганить обычный любитель.

Тем не менее кое-чего мы добились. Факт прослушивания подтверждал причастность Поэля ко всей этой киноканители. И про Буратино эти стервецы действительно что-то пронюхали. Чуть погодя «морячки» Ганса съездили к нему на квартиру, обнаружив красавчика в постели уже холодным. На груди покойного лежала записка: «В моей трагической смерти умоляю никого не винить.» Стиль и слог Буратино, но задумка явно не его. Этот обольститель обожал жизнь, потому что обожал женщин, и покидать грешную землю у него не было абсолютно никаких оснований.

С квартиры удалились в великой поспешности, едва успев протереть все, к чему прикасались. Парни уверяли, что когда они отъезжали, к дому подкатила целая кавалькада легавых. Значит, была не просто смерть, — была подстава. Не очень умело исполненная, но все ж таки — она родная! Ну да Поэль — не тот ювелир, чтобы филигранно обтачивать криминальные делишки. Мастера заплечных дел у него, понятно, тоже имелись, но с моими варягами им было не тягаться. И все бы ничего, но вот магнитофонная запись вызывала, мягко говоря, отторопь. И не могла не вызывать, поскольку ровным счетом ничего не объясняла.

Мы сидели в студии Августа в окружении проводов и радиоаппаратуры. Ганс меланхолично жевал мятную резинку, параллельно тискал в пальцах пружинный эспандер. Я прихлебывал из стальной фляжки любимый коньячок и хмуро поглядывал на растерянное лицо нашего «Кулибина». Обычно, преподнося очередной сюрприз, этот парень сиял, как начищенный самовар. Сегодня он был мрачен.

— Так, может, никто в машину к ним не подсаживался? — предположил я. — Загнали ее в какой-нибудь закуток. Поэль хлопнул дверцей, а потом включил магнитофон.

— Тоже не исключено, — вздохнул Август, — но есть один момент. Вы, должно быть, не обратили внимание. В паузах между фразами этот посторонний дышит.

— Я заметил! — встрепенулся Ганс. — Еще хотел сказать, что это, наверное, какой-то астматик.

Август перекрутил кассету назад, найдя метку, включил пленку на воспроизведение.

— …бузит мальчик… — Проскрипел из колонок мой голос. — Альфонсов к тебе подсылает, на друзей давит. Бузит — значит, боится. Совесть, выходит, мучит человека.

— Какая у него, к дьяволу, совесть! — это говорил уже Поэль. — У него в груди моток колючей проволоки!

— У всех, дорогуша, имеется совесть. Даже у тех, кто о ней не подозревает. Уж поверь моему опыту. Бывало, таких матерых ребяток на кресте распинали, что и колесовать было мало, но и тогда видели: есть совестишка. Крохотная, как червячок, но есть…

— Вот тут, босс! — Август прибавил громкости. В колонках зашуршало, а потом донесся взрыкивающий всхлип. Я поневоле содрогнулся. Ганс, прекратив жеваться, ошарашенно уставился на меня. Август молчал, позволяя нам проникнуться неприятным моментом. А проникнуться было чем. Никогда и ничего подобного мы не слышали. Вздох запросто мог принадлежать слону или носорогу. Или, как если бы взрослый, вынужденный долго щебетать детским голоском, измученно прокряхтел, выдавая истинные фонемы. Только здесь было нечто куда более «взрослое». Вздох действительно напоминал изо всех сил сдерживаемый рык.

— Какая-нибудь помеха? — неуверенно предположил Ганс.

— Что-то не встречал я раньше таких помех.

— Но если запись магнитофонная, — сдавленно произнес я. — То возможно, это какое-нибудь замедление?

Август понял меня в момент, но посмурнел еще больше.

— Я тоже об этом подумал. Для эксперимента даже записал собственные дыхание и кашель, а после пустил на скорости вдвое меньшей. Ничего похожего! Но совсем скверно вышло, когда я попытался воспроизвести обратную операцию. Этот самый фрагмент я переписал на отдельную пленку и попробовал ускорить.

— И что?

— Ничего. Я хочу сказать, что ничего не переписалось. Голос Поэля копируется, а ваш, то есть, значит, этого постороннего — нет.

— Посторонний — потусторонний, так что ли? — пошутил Ганс.

Август нервно передернул плечом. Этот ребус достал таки и его.

— Понятия не имею, как такое могли состряпать. Я ведь и эту пленку пробовал прокручивать на разных скоростях, и та же чепуха. Абонент Поэля пропадает.

— Может, у Поэля особая кассетка была? — предположил Ганс. — Знаете, бывают такие с защитой против пиратства. И аудио и видео.

Август чуть покривился. Даже будучи растерянным, аргументацию начальника охраны он не принимал всерьез.

— Не путай вола с ослом. Все, что мы слышим, уже само по себе лишено какой-либо защиты. По крайней мере таковой еще не придумали. И то же видео имеет защиту лишь на электронном уровне. Поставь микрофон и камеру возле экрана, и не спасет никакая защита. Разве что аппаратура направленного ЭМИ, но она глушит вообще все. Мы же писали банальный акустический сигнал.

— Тогда как ты все это объясняешь? — Ганс задиристо хлопнул себя по колену.

— Не знаю, — Август опустил голову. — Честно говорю: не знаю.

— Дьявол! Если бы Лешик не упустил машину!.. — выпалил Ганс. — Надо было мне самому ехать! Теперь наверняка бы знали, что за монстр к нему в тачку подсел.

— Ты в этом уверен?

Ганс взглянул на Августа исподлобья, но ничего не ответил.

— Значит, «Харбин», — пробормотал я. — Так, Август?

— Похоже на то.

— А ты, Гансик, как полагаешь?

Начальник охраны криво улыбнулся.

— Они, кому больше-то…

Я закинул руки за голову, пальцами щекотнул за ухом.

— А кто у нас хозяин «Харбина»? Центровые… Это значит, Баранович с Микитой, Лафа с Дракулой и прочие, верно?

Ганс напряженно кивнул. К такому обороту он был не очень готов. С кланом, которому принадлежал этот роскошный ресторан, разумнее было дружить. Мы не дружили, однако и не ссорились. На наши городские шалости эти парни взирали неприязненно, но в целом терпели, поскольку знали, что и им вязаться с Ящером ни к чему. Но, как бы то ни было, Поэль не зря рванул в китайский квартал. Факт есть факт, машина этого хитреца затерялась где-то поблизости от «Харбина». Соответствующие выводы напрашивались сами собой. Центровые вступили в игру, и крышей того же Поэля они представлялись более чем солидной. В таком тандеме и фильм можно состряпать и кое-что покруче. Кроме того, по нашим сведениям, центровые плотно контачили с областным ворьем, не гнушались общаться и с южанами. Что называется, соседи из гремучих и ядовитых. Потому мы и предпочитали не пересекаться с ними, живя на отшибе своей собственной империей. До поры до времени это проходило, но, видимо, песочек в часах иссяк. Рано или поздно кто-то из нас должен был хищно облизнуться. Вот они и облизнулись. Первыми…

Я грузно поднялся.

— Значит так, мальчики-девочки. Ты, Август, продолжай мерковать над записью. Думаю, в ближайшее время у нас появятся новые пленки. А тебе, Гансик, трубить общий сбор. С Поэлем тянуть не будем. Предупрежу своих генералов, и вечерочком начнем. Центровые — это волки. Будем копаться, успеют сбиться в стаю. А тогда, боюсь, придется по-настоящему туго.

— Значит, война? — упавшим голосом спросил Ганс.

— Не война, а жизнь, Гансик! Самая обыкновенная жизнь! — я хрипло рассмеялся.

Глава 11

"Их пиджаки сидят свободно,

Им ни к чему в пижоны лезть.

Они немного старомодны,

Но даже в этом прелесть есть."

Приняли меня без очереди. Дама в военном обмундировании, в галстучке защитного цвета, одарив скупой улыбкой, распахнула несоразмерно высокую дверь, цокнув подковками, уступила дорогу. Пройдя в столь же несоразмерно просторный кабинет, я воздел руку в приветственном жесте. Едва устроившись в кресле, выложил на стол пакет с деньгами.