Михаил Шухраев - Визитер Страница 20

— Готово, — сказал он, вынимая довольно толстый конверт.

— За три, — напомнила практичная Эрис.

— Именно. Кстати, будет еще работка. И довольно много.

Девушка кивнула.

Вот чего у него не было, так это способностей к рисованию. Вообще никаких. И по чистописанию в свое время были сплошные «тройки» — вот тебе и отличник! Он посмотрел на девушку. Знает ли она, что был когда-то в школе такой предмет — чистописание? А про чернильницы-невыливайки что-нибудь слышала?

Подумать только — никто не мучает нынешнюю молодежь такой дрянью! А молодежь счастливой почему– то так и не стала.

Впрочем, ответ на этот вопрос он знал — или ему так казалось.

Выяснилось, что пиво они взяли как раз вовремя — барменша включила видик с караоке. Кампания затянула — кто в лес, кто по дрова — про «ой, мороз, мороз» и еще что-то там про коня. Песня была как раз по сезону.

Эрис («в миру», то есть по паспорту — Алёна, что он успел выяснить) немного нервно пересчитала деньги, убрала их в карман плаща.

— Ты бы плащ не носила сейчас. Перегреваешься — и простужаешься, — посоветовал он.

— Да брось, ерунда. — Она сделала большой глоток пива. — Лучше скажи, где теперь трудиться.

— Во-первых, на Дыбенко, это Правый Берег.

Девушка задумалась — похоже, она была не из тех,

кто знает каждую улицу своего города.

— Адрес подскажу, конечно, — сказал он. — Потом — в центре. Знаешь, за Витебским есть бульвар. Там афиши, газеты расклеивают. Вот там и надо сделать. И потом — здесь, на Конногвардейском.

— Тоже на афишах? — уточнила Эрис.

— Конечно. Не портить же, я думаю, Манеж. Вон, в Москве Манеж уже когда-то сгорел, если еще у нас будет загажен… Нехорошо-с. — Он слегка улыбнулся.

«Тебе еще там выставляться — лет через двадцать», — мысленно напророчил он.

— Слушай, я все-таки не понимаю — зачем все это?

— Знаешь, я и сам не понимаю, зачем это моему сдвинутому на детективах братцу, — доверительно сообщил он. — Деньги есть, мозгов… сама понимаешь. В общем, платит — и ладно. Типа городская ролевая игра…

Как правило, нехитрое объяснение вместе с деньгами действовало очень убедительно.

— Ну что, пойдем потихоньку? — спросил он, когда пиво было допито.

— Ну да… — согласилась Эрис. Он отлично ее понимал. Что это за странный молодой человек, который не оказывает почти никаких знаков внимания? Для современной девушки, да еще и неформальной, такой парень был совершенно непонятен. К тому же, она считала себя очень симпатичной.

Вот только не в его вкусе. К тому же, что ей о нем известно? Только то, что он потрудился сообщить. А сообщил он очень немного — а действительности не соответствовало почти ничего. Ни имя, ни возраст, про род занятий и говорить не приходилось.

Он немного торопливо расстался с девушкой около трамвайной остановки, не забыв передать тот самый адрес, где рисунок и надпись должны были появиться раньше прочих.

Рисунок всегда был разным, буквы — тоже, об этом договаривались каждый раз отдельно. Вот содержание надписи никогда не менялось:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

— А ты тоже едешь? — спросила девушка с некоторой надеждой. И он слегка удивился. Вот только не хватало, чтобы она в него влюблялась. Это в его планы совершенно не входило.

— Нет, мне сейчас пешком. — Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону острова Новая Голландия, чьи мрачные темные здания виднелись за площадью. — Так что извини, не провожу.

— Ну, бывай.

Он немного постоял, глядя, как трамвай движется в сторону моста. Теперь было пора идти. Эрис не стала добровольной помощницей. Но это не значило, что добровольцев не было совсем. Еще как были — по крайней мере, один. Этот готов был работать за спасибо. Лишь бы только сделать гадость, да побольше, неким союзам магов, которые существовали в здешнем мире. И такую гадость, чтоб помнили его долго и основательно.

Для него и С.В.А., и О.С.Б. были врагами. Врагами опасными и деятельными.

И тот, кто решил восстановить справедливость, прекрасно об этом знал, когда шел по набережной мимо Новой Голландии, мимо того самого злополучного клуба «Морийский Гоблин», где прошлой осенью случилось столько неприятностей.

Глава 11

После удара молнии

«Где-то во Франции»,

май 1940 года

Такой стремительности от врага не ожидал никто — даже те, кто не доверял хваленой «линии Мажино». Предполагалось, что война не выйдет из неких рамок — как четверть века назад. Войска установят твердую линию Фронта, потом будет долгая череда битв, небольших отходов и наступлений.

Реальность оказалась совершенно иной. Французов просто отбросили на юг. А с ними — и британцев.

Случилось так, что в том самом городке, в котором квартировал британский отряд, и произошел его последний бой.

…Мэтью открыл глаза. Перед ним было небо, заслоненное каким-то темным предметом. Он все никак не мог сообразить, что это — как будто это представляло для него важность.

Почему-то стояла мертвая тишина. А когда он потерял сознание, все было не так. Шел бой, лейтенант приказал выбираться из развалин школы — но было уже поздно. Командира убило через пятнадцать минут, а что стало после, Мэтью не видел.

Он попробовал пошевельнуться. Это, как ни странно, получилось — почти нормально. Тут же вернулись ощущения, резкая боль пронзила ногу, и он непроизвольно сел.

Нет, кажется, всего лишь царапина. Значит, руки– ноги целы — уже хорошо. Но что же с ним случилось? Он никак не мог этого вспомнить, как ни старался.

Мэтью привалился спиной к каким-то обломкам, пытаясь сообразить, что с ним и где все свои. Они должны были покинуть город сегодня и попробовать пробиться к побережью. Ничего больше не оставалось — бой был проигран, это понимали все. Но и отступить не получилось.

Он еще раз посмотрел вверх, и вдруг с ужасом понял, — пока он сидит здесь и пытается хоть что-то вспомнить, балка над его головой не держится почти ни на чем. Небольшое сотрясение — и все это грохнется на него.

Мэтью поспешно отполз, стараясь не устроить этого самого сотрясения. Тут же он понял, что малейшее движение вызывает головную боль — нет, это было не ранение, похоже, что его контузило.

Двор школы, где стояла полевая кухня, сейчас был завален обломками. От самой кухни не осталось практически ничего. И никого не было поблизости — ни своих, ни врагов.

Может быть, отряд решил, что он, Мэтью, погиб, или его не смогли найти — и ребятам все-таки удалось прорваться? Трупов вроде нет.

Он, конечно, понимал, что это — вряд ли: скорее всего, трупы лежат под завалами. По ним била прямой наводкой артиллерия, и если его не ранило осколками, то это чудо. И теперь оставалось думать, что ему делать дальше.

Дорог было несколько. Самая простая — отыскать противника и сдаться. Собственно, можно и не отыскивать — найдут и так.

Или же попробовать дойти до побережья. Только что он там найдет? И сможет ли дойти — по территории, которой он, в общем-то, не знает. К тому же, враг просто обязан быть повсюду.

Можно еще и так — идти на юг, там французы пытаются сдержать врага. А если их разгромили, тогда надо как-то добираться до испанской границы. А это долго. И, опять-таки, рядом будут враги. А с его несколькими французскими фразами он, конечно, уйдет очень далеко. Это уже не говоря про одежду, которую придется раздобыть как можно скорее, лучше — прямо сейчас.

Вот только где?

Он вовремя успел спрятаться в развалинах, заслышав голоса. Говорили видимо, довольно громко, иначе он ничего не расслышал бы — слух еще не восстановился. И речь была чужой.

Враги!

Вероятно, у немецких солдат было задание — осмотреть развалины школы и прилегающих зданий. Скорее всего, они не ожидали застать живых — иначе пришлось бы соблюдать меры предосторожности. Но Мэтью был бы наверняка обнаружен.

Его спасло то, что едва не погубило.

Тяжелая деревянная балка, которая держалась на честном слове, наконец-то решила, что — хватит. И с грохотом сползла вниз, — до Мэтью долетело облачко пыли.

Кто-то из немецких солдат резко вскрикнул — должно быть, выругался. Некоторое время они о чем-то спорили, стоя в паре десятков футов от Мэтью. Наконец, послышались удаляющиеся шаги.

Видимо, было решено, что осматривать эти развалины не следует: экая глупость — пережить бой и погибнуть оттого, что на тебя грохнулась сверху какая-то гадость! И немецкая пунктуальность уступила место немецкому же здравомыслию — пускай потом это здание разбирает специальная команда.

Немецкое здравомыслие дало Мэтью передышку — хотя бы на время. Больше до самого заката никто его не беспокоил. Несколько раз ему казалось, что он слышит звуки стрельбы, но на очень большом отдалении. Должно быть, линия обороны откатилась далеко к западу и к югу.