Евгений Гаркушев - Бунт при Бетельгейзе Страница 20

Цитрус поморщился. Такие откровения вызвали у него неприятные чувства.

— А потом он бил ее по лицу за то, что она ему со мной изменяла, — продолжил Дылда. — Хоть я и говорил, что взял ее насильно. Так ведь оно и было? Она, в конце концов, меня ни о чем не просила… Ну и пришлось мне хорошенько врезать Мишке по печени. Чтобы не обижал слабых женщин. Он, кстати, даже не умер — я же вполсилы его приложил. Его перевели в другую камеру — специальную, где инвалиды содержались, а меня, после карцера, тоже перевели. В другую колонию. Так что мы больше никогда и не увиделись с ним. И с его девочкой.

Эдик потряс головой.

— Вы дрались из-за резиновой бабы? — переспросил он. — Потому, что тебе не понравилось, как этот Мишка Жаба, будь он неладен, с ней обращается? Я всё правильно понял?

— Разве ж это драка? — хмыкнул Дылда. — Я просто дал ему в печень один раз. Потому что он был неправ. А он меня бить не посмел. Упал возле стены. И ничего больше не сказал. Только тихо так попросил доктора позвать. Я его спрашиваю: «Ты уверен, что доктора, а не священника?» Пошутил. А он заплакал чегой-то… Ну и мне стало его очень жалко. Я тоже заплакал…

— Понятно… — протянул Эдвард. Он сделал для себя некоторые выводы и решил, что с Дылдой следует себя вести осторожнее — неизвестно, что в тот или иной момент придет этому слабоумному в голову.

В коридоре послышались шаркающие шаги, скрип, какие-то подозрительные стуки. Цитрус изменился в лице. Любая активность на пересыльной станции казалась ему подозрительной. А вдруг его решили повесить на специальной переносной виселице? Чтобы потом представить его гибель как самоубийство. И послали осуществить приговор какого-нибудь хромого палача…

Воображение у Цитруса всегда было очень богатым, он даже вспотел от дурного предчувствия. Бросился к Дылде и запричитал:

— Мой большой друг! Не дай меня в обиду! Это меня вешать идут! Хромые палачи!

— Да ну? — удивился Дылда. — Быть этого не может! Вешать?! Прямо здесь?!

— О, ты не представляешь, кому и сколько я задолжал! Убить меня хотят все! Не дай пропасть, друг! Мочи всех, кто будет входить в камеру.

— Нет уж, — вздохнул Дылда. — Я не могу.

С этими словами он подошел к стене, уперся в нее лбом и положил руки на затылок.

— Ты позволишь, чтобы нас убили просто так? — Цитрус даже всхлипнул.

Из динамика над дверью раздалась команда:

— Лицом к стене, руки на затылок!

— Сделай так, как просят! — обернулся Дылда.

— Вот ведь, — вздохнул Цитрус. — Но зря ты думаешь, что они пощадят тебя, раз ты такой трусливый!

Впрочем, трепыхайся не трепыхайся, что им стоит справиться с Эдвардом Цитрусом, одноруким инвалидом? Пусть всё пройдет быстро…

Он подошел к стене, так же, как Дылда, уперся в нее лбом и положил руки на затылок. Стало грустно — в который раз за этот день…

— Если бы ты не послушался, они прошли бы мимо, — объявил Дылда. — И пришлось бы ждать еще неделю. А то и больше.

Эдик начал понимать, что за дверью, скорее всего, не палачи. Дылда ждал этих людей. Они приходили сюда не в первый раз. Но кто же они?

Раздался лязг засова, дверь распахнулась, и дребезжащий голосок прокаркал:

— Хорошие ребята, умные ребята! У вас есть денежки?

— Можно повернуться? — поинтересовался Эдвард.

— Поворачивайся, дружок! Ты же не станешь накатывать на доброго дядюшку Эндрю?

Цитрус обернулся. На пороге камеры стоял пожилой негр с огромной тележкой, набитой всякой всячиной. За его спиной маячили два охранника, вооруженные дубинками и парализаторами.

— Что это? — обалдел Эдик.

— Передвижная лавка, — объяснил Дылда. — У дядюшки Эндрю можно купить много хороших вещей. Если есть бабки.

Цитрус встрепенулся, обрадовался, что прямо сейчас вешать его не станут. Хромые палачи растворились в его воображении, как страшный сон растворяется с рассветом. И, поскольку у него не было уверенности в том, что завтра он останется в живых, он решил гульнуть на полную катушку, царственным жестом протянул левую руку к тележке и заявил:

— Мы покупаем всё, старик!

— Молодой, да ранний, — хмыкнул негр. — Хватит ли у тебя денежек на всё? У нас тут цены не такие, как в супермаркете. А я что-то не вижу при тебе чемодана с деньгами… Ладно, что вы хотите?

Дылда бесцеремонно отодвинул Цитруса плечом и заявил:

— Резиновую женщину! Я хочу резиновую женщину! Настоящую! — Он поглядел на Эндрю и объявил: — Белую! И чтобы без дырок!

— Совсем без дырок? — уточнил негр.

— Как это?! Ты это… Нет… Чтобы целая была, я хотел сказать… Не порезанная.

— Сто двадцать рублей, — объявил торговец. Дылда затосковал.

— А за сто? У меня нет ста двадцати! Это же несправедливо! Всегда были по сто… Даже по девяносто, если подержанные…

— Заткнись, — Цитрус почувствовал, что он снова на коне, и можно взять ситуацию в свои руки. — Если ты не будешь мне мешать, я, так и быть, добавлю двадцать рублей.

Дылда зажал рот ладонями, чтобы не сболтнуть лишнего, и отступил в угол камеры, не сводя вожделенного взгляда с тележки.

— Так, так, посмотрим, что у тебя хорошего… Самоохлаждающееся пиво — о, это отличная вещь! Почем же?

— Двадцать рублей за бутылку.

— Двадцать?! — завопил Эдвард. — Да оно стоит пятьдесят копеек в самых дорогущих супермаркетах! Что за гнилая ценовая политика?!

— Не нравится — не бери, — пожал плечами негр. — Я с торчками не торгуюсь!

— Я не торчок!

— А ведешь себя, как торчок, — откликнулся чернокожий. — Иначе не орал бы так…

— Но почему так дорого?

— Знаешь, сколько стоит доставка одной бутылки пива на орбиту? Перевозка ее на эту станцию? А сколько уходит на взятки чиновникам и охране, так называемые таможенные сборы? Я работаю почти себе в убыток!

Эдвард не стал возражать, углубившись в изучение содержимого тележки.

— Так, виски… Этого пойла нам не надо… А вот и водочка. Но ты ведь, наверное, ломишь втридорога?

— Тридцать рублей за бутылку.

— Лучше уж пиво… Слушай, а что еще у тебя есть, кроме выпивки?

— Резиновые женщины! — заорал из своего угла Дылда.

Цитрус смерил его суровым взглядом, и великан снова зажал рот ладонями.

— Эротические журналы, — сообщил негр. — И даже стереофильмы. Одноразовые, в комплекте с одноразовым проигрывателем. Пьянящие колоски. Сигары, шоколад.

Рассказывая, торговец демонстрировал образчики товара. Выглядели они не так уж плохо, но были какими-то захватанными, словно множество косков мяли их в руках, да так и не купили. Даже на бутылках красовались десятки отпечатков жирных пальцев.

— Жрать-то хочется, — заметил Эдвард. — Тут вообще кормят или нет? Нам баланду еще не носили…

Дылда зажимал рот руками, чтобы ненароком не нарушить запрет говорить. Торговец не обратил на вопрос Эдика никакого внимания. А охранники вообще были выше того, чтобы беседовать с заключенным. Они здесь вроде бы и не присутствовали — где это видано, чтобы в тюрьме продавали водку и пьянящие колоски? Но наверняка начальник тюремной станции, надзиратели и эти ребята получают от торговца солидную мзду — вот и закрывают глаза на его операции. Точнее, способствуют, чем могут — не сам же он просочился на специализированную станцию?

— Говори, Дылда! — приказал Эдвард. — Как здесь кормят?

— Плохо. Часто вместо супа и второго дают сухие пайки. А7, а то и А5. Бывает даже В12. Это вообще дрянь, которую невозможно есть. Специально для вегетарианцев и отсталых рас, питающихся сплошной химией и гомогенными продуктами, делали. А компота вообще не дают. Никогда. А я так его люблю. И сладкое люблю. Я сладкое уже полгода не видел, с тех пор, как сюда попал.

— Тогда мы купим шоколада… — объявил Цитрус.

— Ух ты, спасибо, — обрадовался Дылда.

— И я его съем!

Испытав массу приятных чувств от созерцания вытянувшейся физиономии сладкоежки, Эдвард рассмеялся:

— Ладно, не волнуйся. Я сладкое терпеть не могу с детства. Так что шоколад для тебя.

— Пять рублей за плитку, — сообщил дядюшка Эндрю.

— Грабеж, — проворчал Цитрус.

— Платная забота о заключенных, — парировал торговец.

— Ладно… две шоколадки, четыре бутылки пива, пьянящий колосок и резиновую бабу. Дылда, выбирай!

— Вот эту, — великан ткнул в один из плотно свернутых комков, в котором угадать синтетическую женщину не представлялось возможным.

— Хорошо, — ответил негр, подхватил сверток, жестом фокусника развернул его, после чего нажал на пару сенсоров на спине, и плоская фигура стала на глазах наливаться жизнью — обозначилась грудь, широкие бедра, висящие унылыми прядками волосы завились в кудри, приподнялись.

— Какая красавица, — проворковал Дылда, сведя колени.

— Да уж, повезло тебе, парень, — сказал негр, — последняя модель. Я бы сам от такой не отказался. Работает от автономного мини-реактора. Во включенном состоянии постоянно поддерживается температура тридцать семь градусов. Ее вполне можно использовать и качестве грелки. — Он хмыкнул. — Температура регулируется в зависимости от индивидуальных предпочтений! Если они у тебя специфические, можно и понизить температуру градусов до двадцати. Для любителей Снегурок локальная заморозка ниже нуля. Развлечение так себе, но экстремалы встречаются. Кроме того, интеллектуальная аудиосистема. Это понятно, она почти во всех моделях есть. Словом, класснейший товар!