Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков Страница 20

В его интонациях я уловил искреннее беспокойство… и кое-что еще. Не удивлюсь, если это были чувства. Что ж, она красавица, а ему всего-то лет сорок. Пусть хоть под венец идут, мне без разницы…

– У тебя будут еще вопросы? – спросил Грайт.

– Нет, пожалуй что…

– Отлично, если захочешь узнать еще что-то, расскажу по дороге. Ехать нам долго, времени будет достаточно… Пора позвать Алатиэль. Она там от нетерпения места себе не находит…

Он вынул из кармана что-то очень напоминающее костяную дудку с парой странных вырезов, приложил к губам тонкий плоский конец – и далеко разнеслись звуки, больше всего напоминающие протяжный, довольно мелодичный крик какой-то птицы. Нечто вроде охотничьего манка, надо понимать. Очень подходящая штука для леса, – а мы явно в лесной глухомани, Грайт ничуть не обеспокоился, что кто-то может услышать выстрелы – невероятные в этом мире звуки…

Я стал смотреть в ту же сторону, что и Грайт. Вскоре меж деревьев показалась идущая к нам быстрым шагом девушка – в ней очень быстро опозналась девушка, несмотря на мужскую одежду и меч на боку, который она придерживала со сноровкой человека, привыкшего носить это оружие.

Она остановилась передо мной – тот же наряд, что у Грайта, только светло-сиреневый, с кружевами того же цвета на рукавах и воротнике. Меч и кинжал на поясе, на правом запястье – золотой браслет с синими камнями. Интересно, платья у них есть?

Очаровательная была девушка, враз отгонявшая любые посторонние мысли… Тонкое личико, как на полотнах старинных итальянских живописцев (видывали, как же!), прямой носик, пухлые розовые губы, большущие серые глаза, очень выразительные. Темно-русые волосы собраны на спине в недлинную тонкую косу, перевитую золотистой тесьмой с желтыми камешками. Голенища черных сапог точно так же украшены венчиком золотых цветов – я решил, что вместо слов «серебристого» и «золотого цвета» следует употреблять «серебро» и «золото». Дворяне все же. Готанги, чтоб им ни дна ни покрышки…

В ней не было ничего мужеподобного – употребляя слова из нашего мира, просто-напросто ладная, спортивная девочка. Подпольщица, изволите ли видеть. Ну что же, таких и в нашем мире хватало… Лишь бы и в самом деле оказалась надежным спутником в опасном предприятии…

Она взглянула на Грайта вопросительно, словно бы даже с нешуточной тревогой – сразу видно, гораздо хуже умела скрывать эмоции, чем ее командир. Не знаю, сколько их еще поблизости, там, откуда она пришла, но командиром у них явно Грайт…

– Все в порядке, Алатиэль, – сказал Грайт. – Костатен проникся нашими бедами и любезно согласился нам помочь. – Он усмехнулся (будьте уверены, той же самой улыбочкой, словно скроенной по шаблону). – Однако у меня остается впечатление, что в глубине души он сердится, а то и злится за столь бесцеремонное приглашение в наш беспокойный коэн. Как будто у него там спокойно…

Алатиэль, прямо-таки просияв, подошла ко мне вплотную, положила мне на грудь узкую изящную ладонь – в золотом перстне сверкнул на солнце большой синий камень – и мелодичным голоском произнесла:

– Костатен, не сердись на нас, ладно? У нас не было другого выхода, правда. Ты ведь нам поможешь? У тебя лицо хорошего, отзывчивого к чужой беде человека…

Ах, как она старалась быть милой простушкой! Глазищи, что называется, распахнула до души, нежный голосок звучит просительно, прямо-таки умоляюще, и смотрится она такой беззащитной, что поневоле рвешься заслонить ее широкой мужественной грудью от всех на свете опасностей и невзгод…

Не думаю, что она была такой уж коварной. Просто-напросто я не вчера родился и давно свыкся с привычкой красивых девушек таким именно голосочком и с таким именно лицом просить о каком-нибудь одолжении – разве что до сих пор речь шла о пустяковых, мирных, бытовых делах. Уж такими милыми и беззащитными простушками выглядят, лисички…

– Ты ведь поможешь и не будешь злиться? – проворковала она, глядя снизу вверх восхищенно и прямо-таки завороженно. – Конечно, Грайт с тобой поступил… довольно бесцеремонно, но ты должен его понять. Задача у нас самая благородная – освободить самую большую на материке страну от проклятых захватчиков… Или тебе нужно золото? – Она оглянулась на Грайта. – Грайт, ты ведь ему говорил, что мы можем дать много-много золота?

Грайт усмехнулся:

– Говорил, конечно. Но от золота он отказался, готов нам помочь из душевного благородства…

– Я сразу поняла, что у него благородная душа! – воскликнула Алатиэль, послав мне вовсе уж чарующий взгляд (в котором, будем справедливы, все же не усматривалось опытной блудливости ветреной красотки). – Пойдемте? Солнце уже высоко, хорошо было бы пообедать перед дорогой…

Они мне напомнили прекрасно знакомую парочку из нашей комендатуры, двух следователей, весьма успешно работавших как раз на контрасте. Изобличенный, но до конца не расколотый супостат попадал сначала к Паше Кондратенко. Нет, не стучал кулаком по столу, не орал, не грозил жуткими карами – разговаривал спокойно и без матерных слов. Вот только матушка-природа наделила его жутковатым обликом страдавшего со страшного похмелья неандертальца, свежего подследственного способного напугать до колик. А когда собеседник приходил в должный градус растерянности и паники, Пашу сменяла Нина Бакрадзе, черноволосая и черноглазая красавица, невероятно обаятельная, казалось, не способная обидеть и мухи (и кто бы рассказал подследственному, что у нее на счету собственноручно застреленный диверсант и еще двое взятых боевым самбо?). И начинала разговор так, что у собеседника быстро возникало желание открыть всю душу до донышка красавице с нежным голоском и сочувственным взглядом. У Паши и Нины, работавших в паре уже два года, практически не было осечек, полковник Альмиров даже собирался их представлять к орденам Красной Звезды после того, как раскололи крайне серьезного бобра с той стороны, нацелившегося было уйти в глухую несознанку…

Грайт энергичным шагом двигался впереди, открывая мне незащищенную спину, – ну конечно, прекрасно все просчитал и ничуть не боялся, что я шмальну ему в затылок. Шмальнуть нетрудно, но куда я потом денусь? Алатиэль шагала рядом и порой бросала на меня любопытные взгляды, по-моему, уже вполне искренние, без притворства. Один раз явно хотела что-то спросить, но сдержалась.

Шли недолго. Вскоре оказались на вершине пологого склона, а внизу, на обширной