Дмитрий Старицкий - Гром победы Страница 21

— И это еще быстро, ваша милость. Некоторые свои костылики по месяцу ждали, место в госпитале занимая. В санаторий только на костылях отправляли. Иначе там не принимали нас. Вот такие пироги. Мечтаешь о металлургических гигантах, а для людей кровь за родину проливших тут простейшего приспособления нет. Как у нас в России была… сдвижная опора на три дырки с винтами на гайках. Под три самые распространенных человеческих роста. Стандарт. А выбивающихся из стандарта не так уж много остается. Вот к ним и нужен индивидуальный подход. Сел за стол и вычертил костыли «нового типа». В двух экземплярах. Вызвал опять Зверзза и дал задание найти плотника или столяра, который такую вещь сделает. Желательно из дешевого красного дерева, типа земного бука, что хорошо гнется в распаренном виде. Отправил домоправителя выполнять задание и снова сел за стол — писать патентную заявку. Отправил ее почтой в военное ведомство с припиской, что от премии за это изобретение я отказываюсь в пользу империи — на изготовление таких костылей для раненых. А так как металлургическая программа развития Калуги получила одобрение от герцога, то у меня оставались свободные средства, которые я потратил на изготовление большой партии таких костылей — целое производство открыл во Втуце. Отправил ее частями в разные госпитали империи. И, конечно же, в Будвиц. С подробной технологической картой как такие приспособления изготавливать на месте. Ну и наш санитарный поезд «Красный крест» не забыл. На каждом костыле был выжженный штамп «Дар герою пролившему кровь за родину от обладателя золотого знака „За ранения“ Саввы Кобчика». Хороший пиар и в благородном деле не лишний. Особенно с моими то отношениями с имперской камарильей. А так как в костыльной мастерской процентов на восемьдесят работали инвалиды войны, то после исполнения моего благотворительного заказа я им эту мастерскую вместе со всем оборудованием подарил. Теперь это кооператив «Рецкий инвалид». С налоговыми льготами от герцога и города. И все возрастающим пакетом заказов. Зверзз после этого перестал на меня дуться за то, что мы фактически заставили его жениться на няньке. Впрочем, та с отставного фельдфебеля только что пылинки не сдувала. Как говорили на моей родине «ноги ему мыла и юшку пила».

Герцог, как только я ему подал меморандум о строительстве в Калуге мартена и прокатного стана, глянув только на исходную сумму проекта, очень разозлился и ругал меня, чуть ли не площадной бранью. Полмиллиона… это… это… очень много. Я понимаю. Споткнулся Ремидий в ругани только когда услышал от меня волшебное слово «рельсы».

— Повтори, — упер он в меня свой фирменный зрак, которого так боялись все придворные.

— Рельсы, ваша светлость, — повторил я.

— Свои рельсы, рецкие. Дешевые рельсы. А качеством лучше имперских будут. Герцог внимательно на меня посмотрел, пожевал усами. Что то прикинул в уме и только спросил.

— Когда будут? — Не раньше осени, ваша светлость. Но и не позже. К будущему строительному сезону точно будет накоплен приличный их запас. А за зиму можно будет отсыпать приличный километраж насыпи. Шпалы заготовить. Ремидий сел в кресло и на этот раз внимательно прочитал меморандум.

— Почему я должен верить этому твоему пленному офицеру? — недовольно спросил он, откладывая бумаги в сторону.

— Вдруг он засланный вредитель? Вот тут я, наконец то дождавшись правильного вопроса от начальства, вынул из папки прошение Муранта о рецком подданстве.

— Так, значит… — герцог задумался слегка.

— Садись, Савва, рассказывай все что задумал. А то тебя сейчас Молас в оборот возьмет, и останусь я опять не при делах.

— Молас во Втуце? — переспросил я.

— Вчера приехал. Успеешь еще с ним пображничать. Ты лучше мне скажи, наглец малолетний, почему я должен тебе дарить четверть акций этого металлургического завода? За красивые глазки? Но к этому вопросу я был заранее готов.

— За йод, ваша светлость. И за то, что я делаю из крестьянского края индустриальную державу.

Второй квартирмейстер штаба Восточного фронта генерал — майор Молас выглядел устало. Казалось, что добавившийся на его шее Крест военных заслуг с венком оттягивал ее книзу. Даже парадная форма его не молодила, как обычно молодит военных. Столкнулись мы в парадной анфиладе дворца после моей аудиенции у герцога.

— Вот тебя то я и жду, — заявил мне он.

— А то опять усвищешь куда нибудь и лови тебя потом. Здрасте — пожалста… Сейчас как начнет трясти меня как грушу, а я так ничего и не сделал по его просьбе нащупать надежную контрабандную тропку в Швиц. Замотался. А генерал, уцепив пальцами мою пуговицу, продолжил.

— Я уже узнавал, что сегодня во Дворце день официально не приемный, так что кормить никого не будут. Едем в ресторан, там и поговорим. Я, как камергер и воспитатель молодого графа, мог бы и оспорить его утверждение и приказать дворцовым служителям доставить нам обед с герцогской кухни ко мне в Иванов флигель, но… не хотел я, чтобы такая встреча стала предметом обсуждения придворных. Обо мне и так во дворце часто говорят такое… В общем я предложил поехать ко мне домой и отведать домашней кухни. Заодно и побеседовать там спокойно потому, как лишних ушей у меня дома не водится.

— А денщик? — ехидно спросил генерал, намекая на Тавора. Знает, кому Тавор действительно служит, знает. Впрочем, ему по должности положено такое знать.

— Тавор в отъезде. Он больше не денщик у меня, а порученец. Денщик у меня теперь другой совсем. Настоящий горец. Даже имперского языка не знает. Предложение было благосклонно принято. Но когда садились вдвоем в мою коляску с пафосными рысаками, то Молас как бы невзначай меня спросил.

— Что же ты больше не называешь меня «экселенц»? Денщик генерала сел на облучок рядом с моим кучером.

— Трогай, — постучал я кулаком в спину водителя меринов. Коляска моей охраны тронулась за нами следом. А вот Молас как я посмотрю в отличие от меня гулял отвязанным, без бодигардов. Потом я повернулся к генералу в пол оборота и констатировал.

— Так я больше не нахожусь на военной службе. Даже погон не ношу.

— Резонно… — пробормотал генерал и тут же нашелся.

— Ну не называть же мне тебя «превосходительством». Так что зови меня теперь Саем.

— А по батюшке? — непроизвольно вырвалось у меня, так как генерал намного меня старше.

— Отца Альгисом звали, — протянул Молас, видимо что то вспоминая.

— Он тоже любил, когда его именовали по отцу — Альгис Леонардович.

— Странное имя, — пожал я плечами притворно, но про себя отметил что отец генерала явно из прибалтов.