Быков Андрей - Псы границы Страница 21

— Но я учусь, господин сержант…

— Мало учишься, — наставительно поднял я палец, — надо больше. А ну, пойдём со мной.

Приведя его в густые заросли колючего кустарника, густо покрывавшего весь склон горы неподалёку от нашего поста, я остановился.

— А ну-ка, Одуванчик, скажи мне, что является одним из самых главных моментов в деле работы с мечом?

Тот, помявшись, ответил:

— Ну… знание приёмов.

— Это нужно, — согласился я, — но не это главное. Главное — это выносливость в бою. А так же сила и скорость удара. И, разумеется, его точность. Вот это ты сейчас и будешь учиться делать. Вот тебе кусты. Вынимай меч и начинай рубить ветки. К вечеру чтобы эта поляна, вот от того камня и до этого дерева, была вычищена. Не сделаешь, завтра с утра новый участок укажу… Задачу уяснил?

— Так точно, — уныло ответил Одуванчик, вытягивая меч из ножен и удручённо оглядываясь вокруг.

— Вот и отлично, — бодро прокомментировал я, — начинай!

— Господин сержант, разрешите обратиться…

— Чего тебе?

— Разрешите, я щит возьму…

— Зачем тебе щит? — изумился я, — Ты с кем тут биться собрался? Это ведь кусты, а не вражий строй!

— Знаю я эти кусты, — пробурчал Одуванчик, — почище иного врага будут…

— Ну, бери, — ухмыльнувшись, согласился я.

Я его отлично понял! Ветви морошника, которые парню предстояло рубить, крепкие и упругие. И если удар окажется не достаточно резок и силён, они не ломаются а, отгибаясь в сторону, резко распрямляются и хлещут в обратном направлении, куда ни попадя. И эффект от их удара ещё более усиливается колючками, густо усеявшими ветви по всей длине. Короче говоря — то ещё удовольствие…

Вернувшийся от палатки Одуванчик с самым мрачным видом встал перед зарослями, держа в одной руке меч, а в другой — щит.

— Приступай, — скомандовал я и, развернувшись, направился к палатке.

Уходя, я услышал за спиной звук рубящего удара, невольный вскрик и крепкую ругань. Похоже, урок обучения мастерству обращения с мечом начался успешно…

Понемногу, изо дня в день, мы обустраивали свой пост. Под скалой мы нашли весь заросший кустарником небольшой грот. И решили превратить его в свою кладовую. Для чего пришлось изрядно потрудиться, расчищая грот от зарослей и немного углубив и расширив его внутреннее пространство. Стены казармы решили возводить вплотную к скале. Таким образом, чтобы наша кладовая оказалась внутри них. Сбоку было решено пристроить конюшню на двенадцать лошадей, чтоб с запасом. А то мало ли, чего бывает… В том месте, где из-под скалы бил родник, мы выкопали небольшую яму и обложили её камнем. Получилось что-то вроде лохани, наполненной чистой родниковой водой. Из неё было очень удобно зачёрпывать воду большим ковшом. А не набирать ведро воды кружкой, вычёрпывая её из мелкого ручейка, струящегося среди вросших в землю валунов.

Несколько раз к нам на подмогу приезжали сельчане, выкраивавшие немного свободного времени в своей наполненной повседневной работой жизни. Они и помогали нам возвести стены казармы и конюшни, и положить крышу. Как правило, поселковые старались приезжать пораньше и остаться на посту с ночёвкой. Причина была проста. Им очень нравилось смотреть на наши ежедневные занятия воинской подготовкой. А мы каждое утро, позавтракав, не менее двух часов уделяли тренировке и совершенствованию необходимых навыков. То это была конная выездка, то фехтование мечём либо пикой, то стрельба из арбалетов, а то и просто борьба и кулачный бой.

Я создал что-то вроде распорядка таких занятий. Каждое утро бойцы уже заранее знали, чем будут заниматься и к чему им надо готовиться. Более того, я привлёк к проведению занятий их самих. Обучать остальных работе с мечом мне помогали Хорёк и Дворянчик. Конной выездкой занимался Цыган. Он же, кстати, обучал остальных и метанию ножа. Прицельной стрельбе из арбалета обучал Зелёный. Нечего и говорить, что все они, обучая друг друга тому, что умели делать сами лучше остальных, улучшали и свои навыки в этом деле! Уроки борьбы, понятное дело, давал Циркач. Но только, так сказать, самые основы. А уж тому, что могло пригодиться в реальной схватке, обучал я сам. Да и во всех остальных занятиях парни постоянно чувствовали мою жёсткую руку. В прямом и переносном смысле. И только в метании ножей Цыган был действительно мастер! Это был как раз тот случай, когда мне лучше было не лезть с советами, а наоборот, ещё и самому кое-чему подучиться.

— Ну? И кто мне объяснит, что это такое вы тут вчера попытались исполнить? — я обвёл взглядом весь отряд, собранный в палатке.

Да, красавчики, нечего сказать… Разбитые носы, под глазами наливаются всеми цветами радуги сочные синяки. Кто-то держится за бок, кто — за ушибленную руку или ногу.

Вообще-то, вчера они устроили мне «тёмную». Точнее — попытались. Результат, как говориться, на лице. Точнее — на лицах.

Я, кстати, тоже пострадал. Кулак, вон, расшиб… Да и колено правое саднит чего-то. Видать, попал куда-то неудачно… Ну и вообще… бока побаливают… Так, о чём это я? А, да! «Тёмную» они мне вчера решили устроить.

А началось всё вчера утром, когда я проснулся. Просыпаюсь я, значит, а вокруг какая-то странная тишина. Никто не сопит, не храпит. Да и нет никого в палатке. «Что за чёрт, — думаю, — куда все подевались? Или, может, я слишком долго спал, а все уже поднялись? Так и снаружи тоже, вроде, тихо…»

В общем, поднялся я с тюфяка, оделся, вышел из палатки. Вокруг никого нет. Что за дьявольщина? Я уже начал психовать. Сначала даже подумал — может, сбежали? Но на коновязи все лошади были на месте. Это меня слегка успокоило.

Побродив немного по лагерю, я сделал кое-какие наблюдения, сопоставил их и уже гораздо увереннее направился на склон горы, густо поросший колючим кустарником. Тем самым, который не так давно рубил Одуванчик. Он там вырубил довольно приличную полянку, могущую служить неплохим местом, если вдруг кто пожелает укрыться от слишком любопытного взора.

Как и ожидалось, всю кучку я застал именно там. И в самом живописном виде. Попросту говоря, весь отряд спал, будучи упитым, что называется, в усмерть. Пили, похоже, до глубокой ночи, меры не зная. Потому и «спалились». Сил не рассчитали…

Обойдя всё пьяное сборище, я направился обратно в лагерь. Набрал два полных ведра холодной воды из родника и пошёл обратно. Первым, кто получил от меня освежающую порцию, был Степняк. Подскочив от вылитого на него ведра ледяной воды, он разлепил глаза и непонимающе уставился на меня.

— Чего смотришь? — поддразнил я его, — А ну, бегом за водой! Остальных будить будем.

Степняк помотал головой, приходя в себя, огляделся вокруг и вновь собрал глаза в кучку на моём лице.

— Господин сержант…

Голос с похмелья хриплый, язык заплетается, руки подрагивают… Не говоря ни слова, я вылил ему на голову второе ведро. Парень вскочил с земли, покачнулся, хватаясь рукой за ведро и уже более осмысленно глянул мне в глаза.

— Господин сержант?..

На этот раз голос более твёрдый и… растерянный. Значит, соображать начал.

— Он самый, — ухмыляюсь я и сую ему в руки оба ведра, — бегом за водой!

Степняк кивнул и, подхватив вёдра, кинулся исполнять приказание. Назвать его движение «бегом», да ещё по прямой — язык не поворачивался. Но, в целом, сойдёт…

Пока Степняк бегал за водой и поливал своих собутыльников, я обошёл всю полянку, разглядывая следы грандиозной попойки. Да, ребятки не поскупились. Отвели душу, что называется, на славу. Я насчитал аж целых три ведёрных бочонка из-под домашнего деревенского вина. И ещё один, в котором, похоже, содержалось то самое жуткое пойло, которое в народе называется «перегонка».

Разбираться, с чего бы вдруг такой праздник и кто это всё притащил, сейчас было не время. Надо было срочно предпринимать самые радикальные меры. Ну, я и предпринял…

Следующим очнулся Цыган. Увидев стоящего над собой меня, грозного и свирепого, он неловко перевернулся на живот и, опираясь на все четыре кости, поднялся на ноги, не забыв при этом пару раз поскользнуться в луже воды, налитой вокруг него.

— Здра-жла, сп-дин сжант, — пьяно кося глазами, прожевал он.

— Здорово, — буркнул я и повернулся к Степняку, — добавь…

Тот, отведя назад руки с ведром, с размаху выплеснул на Цыгана всё его содержимое.

— А! а-а-а, — взвыл страдалец, извиваясь под холодной струёй.

Однако это значительно поспособствовало приведению его в чувство.

— Ну, как? — поинтересовался я.

— У! угу-у, — только и смог промычать освежённый Цыган, обнимая себя за плечи и тряся головой.

— Отлично! — кивнул я и сунул ему в руки горн, — На! Играй!

— Чего? — не понял Цыган, цепляясь за инструмент непослушными пальцами.

— Играй, я сказал!

— А ч-чего играть-то?

— А что хочешь, то и играй. «Подъём!» «Сбор!» Что угодно. Лишь бы громко!