Дмитрий Дашко - Подземка Страница 21

— И плату никакую не потребовал?

— Не-а, ничего не попросил. Да и что с солдата возьмёшь-то?!

— Брешут, скорей всего, — решил Егорыч. — Вся эта потусторонняя братия на нас с вами ноль внимания, фунт презрения. Мы для них тля. Плюнуть и растереть. Зачем им с нами вошкаться?

— Мало ли, — неопределённо пожал плечами мой напарник. — Тем не менее, о спасенном солдате многие болтают. Я не раз и не два слышал.

— Не раз и не два! — передразнил Егорыч. — Один дурак сказал, второй подхватил и понеслось.

— За что купил, за то и продаю, — напарник заткнулся и больше в разговор не встревал.

От рассказа Егорыча у меня почему-то мороз пошёл по коже. Ужас как не люблю всякую потустороннюю нечисть. Тем более, мне и самому было что вспомнить. Загадочная история случилась со мной ещё в первый год пребывания под землёй.

Я был тогда по всем меркам сопляком, в поисковые партии меня не снаряжали, но определённым доверием я пользовался: во всяком случае, охранять второстепенные посты уже ставили. Сейчас смешно вспоминать, но тогда меня аж распирало от важности. Я был самым младшим в наряде, ровесники о такой чести не могли и мечтать.

Выпало как-то мне сторожить склад стройматериалов. Стоял я на часах, вместо автомата дали мне резиновую милицейскую дубинку. «Демократизатор» называется. Типа, лупи по башке всем, кто не нравится. Упрашивал я тогда начальство, чтоб хоть пистолет выдали, пользоваться им умел, ничего в этом особо выдающегося не было, но над просьбой моей лишь посмеялись. Дубинки, отвечают, достаточно. Зачем мальцу огнестрельное оружие? Опасно. Раз в году и палка стреляет.

Предполагалось, что для меня главное своевременно кликнуть подмогу, а уж минуту-другую с этой дубинкой я продержусь. Да и не пользовался склад повышенным вниманием у всякого ворья, тем более что основную их породу давно повывели, а редкие «крысы» постепенно вымирали как вид. Под землёй ты как на ладони: всем виден. И хорошо, и плохо.

Освещался пост одинокой лампочкой, горела она возле входа. Обойдёшь склад вокруг, осмотришь всё ли в порядке и рысью назад, на огонёк. Что с пацана возьмёшь? Страшно было.

Оставалось мне до конца смены полчаса, может, минут двадцать пять. А тут вдруг лампа замигала и погасла. И остался я один-одинёшенек в абсолютной мгле. То ли коротнуло что-то, то ли генератор автономный накрылся. Сейчас уже и не помню.

Когда вокруг темнота, вечно мерещится всякая дрянь. Невозможно отделить реальность от того, что на самом деле творится лишь в твоих фантазиях.

Хоть и были у меня спички, но зажечь костёр я не решился. Мало ли спалю всё, пожар устрою. Мне тогда головы не сносить. Уроют, на возраст не посмотрят. С меня спрос как со взрослого был.

Стою я сам не свой. Душа в пятки забилась, сердце колотится, вот-вот из груди выпрыгнет. Надо же именно в моё дежурство такая оказия произошла! Нет бы сменщику моему подфартило — Кольке Смирницкому. И только подумал о нём, как глядь — лёгок на помине. Выступает прям из самой темноты фигура и прямо ко мне. Это я потом узнал, а сначала то испугался.

— Стой, — говорю. — Кто идёт?

А самому страшно до ужаса. Не приведи Господь мерзость какая сейчас из темноты выпрыгнет и на меня. У страха глаза велики, чего только не напридумываешь. Тем более, как наслушаешься, что поисковики рассказывают о кошмарах из тех, что наверху творятся, так фантазия одну картинку мерзопакостней другой подкидывает. А от этого ещё сильней пугаешься. Накрутишь себя вплоть до обморока или намокания штанишек. Но нет, на сей раз я удержался, тем более что из темноты мне спокойненько так отвечают:

— Вот даёшь, Лось. Не узнал что ли? Это ж я, сменщик твой, Коля.

Ох, как я обрадовался. Всё ж вдвоём куда веселей, чем одному.

— Иди Коляныч сюда. Только осторожно.

Подошёл ко мне Колька, рядышком встал, а меня от такого соседства вдруг пробирать начала, чем-то ледяным.

Кровь почему-то застыла, а на лбу испарина выступать начала. Ничего понять не могу.

— Чего случилось, Колян? — Спрашиваю. — Куда свет пропал?

А он вроде как рукой машет. Дескать, пустяки. Мало ли что в жизни бывает? И потом замогильным голосом говорит:

— Вот что, Саша, я ведь твоих мать и отца видел. Привет они тебе передать просили.

Я аж обалдел:

— Ты что, белены объелся? Они ж преставились во время войны. Ты что такое городишь?!

— Ничего я тебе не горожу. Видел я их, просьбу передал, а сейчас пока. Ухожу. Прощай, Саня!

И вдруг исчез. Как сквозь землю провалился. Волосы у меня на загривке от таких чудес сами по себе дыбом встали. Даже перекрестился.

А потом свет загорелся, видать починили его, пришёл сменщик, как и положено, вовремя, но только другой, не Смирницкий.

— Где он? — удивляюсь.

— Не жди, Саша, не будет его.

Оказывается, Коляна моего ещё часа два назад кто-то ножичком пырнул и на тот свет отправил. Хватало у него недоброжелатей из-за дурного характера. Вот и выходит, что общался я в тот день не с кем-то иным, а с натуральным призраком. Однако историю эту никому и никогда не рассказывал. Знал, что не поверят. Да я порой и сам себе не верю, хотя знаю наверняка, что в тот день не спал ни капельки, и ничего мне присниться не могло. Видимо и впрямь соскучились по мне родители, весточку прислали, пусть и не столь обычным образом. Потом специально просил священника, чтобы молебен в их честь отслужил.

Вот после этого случая с Коляном я ко всякого рода мистике отношусь с настороженностью, любопытством и… страхом. Много на свете есть загадок, отгадать которые нам не под силу. Но и вранья тоже предостаточно.

А про Путевого Обходчика я и раньше слышал, ещё до войны. Есть куча всяких городских легенд, пацаны их обычно друг дружке по секрету пересказывают. Чёрная-чёрная рука, гроб на колёсиках, да всякой всячины полно. Неистощим народ на выдумку, хотя в выдумке той не всё неправдой бывает. Я раньше в это не верил, но с годами скепсис подрастерял. Мир куда сложней, чем кажется некоторым материалистам. Надо лишь научиться зёрна от плевел отделять, тогда многое перед тобой в необычном свете откроется.

Кроме того, есть у меня и другие не менее интересные знания, связанные с детством: довелось мне и дружкам моим в далёкие славные денёчки, когда человечество ещё не мыкалось под землёй, а смело выходило из метро на поверхность, встретиться с удивительным, потрясающее всякое воображение явлением. Мы тогда ещё не слышали мудреного иностранного термина «аномалия», но сейчас, когда мой словарный запас ощутимо расширился, я могу сказать с твёрдой уверенностью, что да, мы столкнулись с самой настоящей аномалией. И была она…

— Чего расселся? Работай давай? — грубый голос выдернул меня из задумчивого состояния.

Недовольный охранник возвышался надо мной неприступной башней. За размышлениями я не заметил, как отведённое под перерыв время истекло. Остальные работяги уже давно взяли в руки инструмент.

— Понял, командир. Только не надо шуметь.

Я поднялся, отряхнул одежду и с тоской посмотрел на носилки. Мать моя, женщина, это сколько ж ещё над нами измываться будут?! Мы ж не шахтёры какие, честное слово!

Глава 12

Грыжу я себе не нажил, однако в изолятор приплёлся на полусогнутых. Сразу бухнулся на лежак и валялся минут десять, уткнувшись мордой в вонючие тряпки, служившие мне подушкой. На что-то другое я был неспособен.

— Слышь, Саша, ты как? — тревожно спросила Лило.

— Пока не понял, — признался я. — Укатали сивку. Мне носилками чуть руки не оторвало. Целый Эверест с место на место перетаскал. Ладно, не обращай внимания. Это я типа жалуюсь, рассчитывая на женское тепло и ласку.

— А мне без тебя скучно было, — неожиданно сказала девушка.

— Скучно? Я думал к тебе целыми делегациями повалят.

— Я сначала тоже так думала, но меня почему-то трогать не стали. Поесть принесли, горшок вынесли и всё.

— Значит, тебя тут больше уважают. Мне вот пришлось вкалывать как папе Карло, — взгрустнул я. — Надо было с тобой поменяться. Ты уж извини, я беседу поддерживать не в состоянии. Язык и тот не ворочается.

Как вырубился — не помню. Закрыл глаза и всё, бухнул в чёрный колодец. Зато утром нас ждал приятный сюрприз, начался который с визита самого Ашота Амаяковича, угрюмого как знаменитая река. Мне его печали-горести были до фени, но глава администрации так сокрушённо сопёл носом, что внутри меня непроизвольно начало зарождаться некоторое сочувствие. Что-то серьёзное волновало товарища майора, и по всей вероятности причины его тревоги были связаны с нами. Я в последнее время стал заправским интуитом, жаль только корочек нет.

— В общем так, Лосев, от лица администрации приношу тебе наши извинения, — не поднимая глаз пробубнил Ашот

Амаякович. — Мы во всём разобрались. Выяснили, что тебе доверено ответственное задание. Можешь быть уверен, препон тебе чинить не будем. Даже наоборот, поможем.