Грэм Макнилл - Фулгрим Страница 21

- Действительно, они есть, друзья мои, - сказал Примарх.- Брат Фулгрим прибудет сюда с лучшей частью его экспедиции.

Ещё больше приветствий, громче, чем до того, отразились от металлических переборок зала. Дети Императора были самым дружеским из Легионов Астартес для Железных Рук. Братство между Фулгримом и Феррусом Магнусом было широко известно, два полубога сдружились сразу после их первой встречи.

Сантор знал легенду, которую его Примарх много раз рассказывал за праздничным столом, он уже так хорошо знал её, словно сам присутствовал там.

Это было под горой Народная, величайшей кузнице Урала, где Примархи встретились в первый раз. Феррус Манус тяжело работал с мастерами-кузнецами, которые когда-то служили Клану Террават во время Объединительных Войн. Примарх Железных Рук показывал непревзойдённое мастерство и удивительную силу его жидких металлических рук, когда Фулгрим со своей Стражей Феникса появились в кузнечном комплексе.

Никто из них прежде не встречал друг друга, но каждый почувствовал некую связь алхимии и науки, которая была заложена при их создании. Испуганным рабочим оба напоминали богов, которые сломили себя перед этими двумя могущественными воинами, как - будто боясь ужасного сражения. Феррус Манус потом рассказывал Сантору о том, как Фулгрим объявил, что он прибыл, чтобы выковать самое прекрасное оружие, когда-либо созданное, и что он понесёт его в начинающемся Крестовом походе.

Конечно Примарх Железных Рук не мог позволить такому хвастовству остаться без ответа, он рассмеялся Фулгриму в лицо, заявив, что такие «нежные» руки, как у того никогда не смогут сравниться с его собственными металлическими. Фулгрим принял вызов с королевским изяществом, и оба Примарха, раздевшись до пояса, работали без передышек много недель подряд. Кузнечный звон с оглушительным стуком молотов, шипение охлаждённого металла и добродушные подтрунивания двух молодых богов, поскольку они стремились превзойти друг друга – вот как проходило это время.

По истечении трех месяцев непрерывного тяжелого труда оба воина закончили оружие. Фулгрим выковал изящный боевой молот, который мог сокрушить гору единственным ударом, а Феррус Манус - золотой меч, который всегда горел кузнечным огнём. Оба оружия не имели себе равных из когда-либо созданных человеком. А после того, как они сравнили свои произведения, каждый Примарх заявил, что его противник сделал лучше.

Фулгрим сказал, что золотой меч не уступал тому, который носил легендарный герой Нуаду Серебрянная Рука, в то время как Феррус Манус клялся, что только могущественные боги грома из легенд викингов могли носить такой великолепный молот.

Не произнеся больше ни слова, Примархи обменялись оружием и поклялись в вечной дружбе, скрепив клятву рукопожатием.

Сантор смотрел на оружие, чувствуя силу, покоящуюся в нём, и зная, что больше чем просто мастерство использовалось в его ковке. Любовь и честь, верность и дружба, смерть и отмщенье... все было воплощено в этой величественной форме, и мысль, что брат по чести его Примарха создал это оружие, делало его поистине легендарным.

Он увидел, что Феррус Манус продолжал обходить вокруг зала Анвиллариума, его лицо ещё больше помрачнело.

- Да, мои братья, приветствие. Для нас будет честью сражаться рядом с воинами Фулгрима, но он придёт нам на помощь, потому что мы были слабы!

Одобрительный гул немедленно затих и воины начали с тревогой переглядываться друг с другом, ни один не желал встретиться с взглядом разгневанного Примарха, когда он заговорил:

- Диаспорекс продолжает ускользать от нас, а ведь есть ещё миры в Меньшем Скоплении Бифолда, которые требуют света Имперских Истин. Как получается, что флот из кораблей, которые на тысячи лет древнее наших, да ещё и во главе с простыми смертными, может ускользать от нас?! Ответьте мне!

Никто не посмел ответить, и Сантор почувствовал позор от их слабости в каждой частице своего существа. Он сильно схватил рукоять молота, чувствуя изящное мастерство под сталью аугметической руки, и внезапно осознал ответ.

- Это потому, что мы не можем сделать это в одиночку, - сказал он.

- Точно! – сказал Феррус Манус, - Мы не можем сделать это в одиночку. Изо всех сил в течении многих месяцев мы пытались выполнить эту задачу самостоятельно пока, наконец не стало ясно, что мы не может. Во всем мы стремимся уничтожить слабость, но в том, что бы попросить помощи у моих братьев нет слабости! Слабостью будет отрицание того, что помощ нам необходима! Сражаться без надежды, когда есть те, кто с удовольствием протянул бы руку помощи, глупо и я как и все долго был к этому слеп.

Примарх шагнул назад ко входу в Анвиллариум и положил руку на плече астропата Кистора. Могущественный примарх затмил человека и эта близость,казалось, вызвала у астропата боль.

Феррус Магнус протянул руку и Сантор выступил вперед, протянув молот. Примарх, принял свой молот и высоко поднял его над головой, словно то не весил вообще ничего.

- Мы больше не будем сражаться в одиночку! –крикнул Феррус Манус. – Кистор сказал мне, что его голоса поют о скором прибытии моего брата. Через неделю Гордость Императора и флот 28й экспедиции прибудут и мы вновь будем сражаться рядом с нашими братьями из Детей Императора!

7

Будут и другие океаны

Восстановление

Феникс и Горгон

ОН НАЧАЛ откалывать от мрамора небольшие, предварительные осколки, но чем больше он чувствовал уверенность в своей правоте, тем сильнее чувствовал злость по отношению к Беке Кински. Он нашёл себя рубящим мрамор, словно дикое животное. Остиан выдохнул несвежий воздух через дыхательную маску и отошёл от мраморного блока, прислоняясь к окружающим его металлическим лесам.

Мысль о Беке заставила его сдавить рабочее зубило, он сжал челюсти от злости. Работа над скульптурой шла не так гладко, как ему бы хотелось. Линии выходили более угловатые и резкие, чем обычно, но он не мог помочь себе, горечь была слишком большой.

Он вспомнил день, когда они с Сереной шли, взявшись за руки к посадочной палубе, их обуревали радостные и беззаботные мысли, ведь они вскоре откроют новый мир вместе. Коридоры Гордости Императора возбуждённо гудели, узнав про победу Детей Императора на Лаэране или, если называть официально, на Двадцать Восемь Три.

Серена пришла, чтобы разделить с ним мгновение, когда разнесётся новая весть, одетая в потрясающее платье, которое, был уверен Остиан, не подходило для пребывания в мире, где поверхность полностью состояла из воды. Они смеялись и шутили, когда проходили через невероятные, высокие галереи судна, присоединяясь к всё большему количеству летописцев, чем ближе они подходили к посадочной палубе.

Было хорошее настроение, художники и скульпторы смешались с писателями, поэтами и композиторами в счастливой толпе; Астартес в броне сопровождал их к их транспортам.

- Нам так повезло, Остиан, - пробормотала Серена, когда они пробирались к огромным, позолоченным дверям.

- Почему? - спросил он, слишком увлечённый праздничной атмосферой толпы, чтобы заметить зловещий взгляд Беки Кински, направленный ему в спину. Он, наконец, мог увидеть океан, и сердце его подпрыгнуло в груди при мысли о такой поразительной вещи. Он успокаивал себя, помня труды суматуранского философа, Салонума, который говорил, что истинное путешествие состояло не в поиске новых видов, но в наличии новых глаз, чтобы видеть их.

- Лорд Фулгрим ценит важность того, что мы делаем, дорогой, - объяснила Серена. Я слышала, что в некоторых экспедициях для летописцев считается удачей увидеть воина Астартес, не говоря уже о путешествии на поверхность приведённого к согласию мира.

- Хорошо, но это не так, ведь Лаэр уже не враждебны, - сказал Остиан. От них ничего не осталось, они все мертвы.

- И это хорошо! Я слышала, что Воитель еще ни разу не пустил ни одного своего летописца на поверхность Шестьдесят Три Девятнадцать.

- Я не удивлен, - сказал Остиан. Говорят, что там все еще оказывается сопротивление. Таким образом, я могу предположить, почему Воитель никому не разрешил спускаться вниз.

- Сопротивление, - усмехнулась Серена, - Астартес скоро подавят его. Что могло случиться? Разве ты не видел их? Они как боги! Неукротимы и бессмертны!

- Я не знаю, - сказал Остиан, - я слышал, некоторые слухи в Ла Венеции о нескольких ужасных несчастных случаях.

- Ла Венеция, - с презрением воскликнула Серена. - Ты должен бы знать, лучше не верить тому, что ты услышишь в этом гадюшнике, Остиан.

Это, по крайней мере, было верно, подумал Остиан. Ла Венеция была частью корабля, которую Дети Императора отвели летописцам, большой зал на верхних палубах, который служили местом развлечений, пиров, выступлений и отдыха. Во время боевых действий Остиан проводил вечера там, беседуя, распивая спиртное и обмениваясь заметками с товарищами по искусству. Идеи лились рекой, возбуждение одолевало его от пребывания в атмосфере, где фонтанировали замыслами и оживлённо спорили. Каждый раз они приобретали некоторую странную новую форму, которую её создатель еще не постиг; и это просто опьяняло.