Александр Риттер - Когда палач придет домой Страница 22

Я уже собрался было отправиться на самостоятельные поиски Светы, когда она вдруг оказалась рядом со мной, возникнув словно из воздуха, как и подобает настоящим девушкам-привидениям. Она взяла меня за руку и повлекла в сторону, в свою спальню. Сквозь закрытую дверь музыка звучала уже не столь громко, и можно было поговорить, а не покричать.

– Здравствуй, Бен. А я уж и не думала, что ты все-таки придешь, – сказала Света с улыбкой.

– Если б я знал, что у вас так весело, то я бы послал своего шефа к черту и приехал бы к тебе ровно в 18.00.

– А что такое?

– Пришлось задержаться на работе.

– Это на работе тебе поставили такой синяк? – с улыбкой спросила она.

– Да. Мне в последнее время что-то не везет с косяками, ступеньками и прочим, – улыбнулся я.

– Надо бы компресс сделать.

– Обойдусь без примочек и компрессов. Я пришел сюда не лечиться, а веселиться.

– Тогда завтра у тебя будет огромный фонарь под глазом. Ну, это твои проблемы. А теперь пойдем, я познакомлю тебя с моими друзьями. – Она вновь взяла меня за руку и повлекла обратно в гостиную. Я безропотно пошел за ней, чувствуя себя, как приговоренный к смерти, восходя на эшафот. Что-то в последнее время я стал слишком часто примерять на себя эту роль. Неохота мне было ни с кем знакомиться, особенно сейчас.

Однако, к моему счастью, музыку, столь сильно мучившую мой слух, выключили через несколько секунд после нашего появления, по всей видимости, для того, чтобы облегчить процесс представления. Света подошла к мощной стереоустановке и что-то сказала сидевшему около нее парню, страдавшему глухотой, и тот послушно выключил музыку. Глядя на эту картину, я невольно вспомнил «Хозяйку гостиницы».

Наступила тишина, которая казалась еще более оглушающей, чем гремевшая до этого музыка.

– Ледиз энд джентлменз, – громко сказала Светлана, – я хочу вам всем представить моего нового друга, отличного парня и крутого детектива-охранника Бена Роджерса, который спас меня вчера.

Один из стоявших у входа выкрикнул что-то типа «Гип-гип, ура!», а еще несколько человек зааплодировали. Главное, чтобы никто из них не подумал, что убийца бандитов и спаситель хозяйки квартиры – одно и то же лицо. Но, судя по всему, об этом никто не задумывался. По крайней мере, пока.

– Бен, я хотела бы тебе представить моих друзей, которые, как я надеюсь, станут сегодня и твоими друзьями тоже.

Я молча кивнул в знак согласия. Отступать мне все равно было некуда. Разве что выброситься в окно. Тьфу, черт, опять о том же!

– Это Дерек Синглтон, но обычно его называют Риком. Он работает в отделе статистики ВОЗ. Это он помог мне узнать твой номер телефона.

Рик был невысоким худым парнем в очках в роговой оправе. Такие очки, как я заметил, были отличительным, характерным признаком большинства здесь собравшихся, как погоны у офицеров. Из присутствующих Рик более всего выделялся огненно-рыжей шевелюрой. У него было лицо репортера бульварной газетенки и безвольный подбородок, но рукопожатие было неожиданно крепкое. Надеюсь, это не кто-то из наших тайных информаторов.

– Это Эрик Кристиансен, он же Крис. Доктор физических наук и отличный механик.

Крис подтверждал поговорку, что каждый скандинав – это два метра роста, светлые волосы и голубые глаза. Вдобавок он носил пышные, почти белые усы, свисавшие до подбородка, а его длинные волосы были собраны сзади в солидную косицу по моде XVIII века. А я-то думал, что такие люди только в книгах остались. Его рукопожатие напоминало тиски, и мне стало жаль свою бедную руку, которой предстояло выдержать еще как минимум полтора десятка рукопожатий.

– Саймон Витмен, он же Мони, он же Мясник, всемирно известный кардиохирург и большой специалист по бифштексам с кровью.

– Профессия обязывает, – кровожадно ухмыльнулся Мони, маленький лысоватый брюнет чуть постарше меня, крепко сжимая мою руку.

– Вот этот бородач, – продолжала Света, указывая еще на одного гостя, – профессор Рассел Хиггинс. Его можно называть проф или Рас. Он преподает историю России в Кембридже, и, надо сказать, неплохо это делает.

Хиггинс выделялся среди собравшихся огромной, совершенно лысой головой и каштановой с проседью окладистой бородой почти до пояса. На вид ему было лет пятьдесят.

– Это Чад Винтерс, крупный специалист по биохимии и мой ближайший начальник, – сказала Света и добавила, насмешливо улыбаясь: – Его прошу особо любить и жаловать.

Крепкий плечистый парень лет тридцати с волевым подбородком пехотного сержанта и вороньим носом громко расхохотался и с такой силой сжал мою бедную руку, что я с грустью вспомнил рукопожатие Криса.

– Это Эдвард Хамнер, поэт и драматург, а также наш главный вдохновитель по части розыгрышей и шуток. Он обычно откликается на слова Рыжий, Длинный, Тополь, а также Эд.

Эд был действительно высок, как тополь, и вдобавок обладал не менее огненной шевелюрой, чем Рик. Помимо этого, он выделялся среди друзей Светланы мрачным лицом, которое напоминало пятно черной краски на фоне веселых улыбок остальных. Непохоже, чтобы он страдал избытком чувства юмора. Судя по всему, это была одна из подначек Светы, которыми она постоянно пересыпала свою речь.

– Вот этот тощий субъект – Сергей Краснецов, он же Скелет, – продолжала Светлана, – он мой сотрудник и земляк, так что его тоже придется любить и жаловать.

– Только не в прямом смысле слова, – усмехнулся Сергей, невысокий и действительно худой, как скелет, мужчина лет двадцати семи – двадцати восьми со шрамом на шее и мертвенно-бледным лицом. Он был бы вылитым узником фашистского концлагеря, если бы не веселая улыбка.

– Он у нас главный специалист по идеям, – дополнила его характеристику Светлана.

– Вот-вот. Вношу идею. Бену, как опоздавшему, по русскому обычаю налить штрафную, в соответствии с местными традициями дать закусить, а потом уже продолжать знакомить, ведь, как вам известно, гостя, как и соловья, кормят не только баснями.

– Выдвигаю дополнительную идею выпить и нам по стаканчику за компанию с Беном! – выкрикнул кто-то, с кем меня еще не познакомили.

После двух штрафных стаканов водки и третьего, выпитого всеми за здоровье хозяйки, процедура знакомства продолжилась. Правда, нельзя не признать, что выпитое на пустой желудок спиртное очень быстро окрасило это тягостное занятие в розовый цвет. Тех, с кем меня знакомили после выпивки, я запомнил довольно смутно. Запомнил только, что их было еще примерно столько же, в том числе несколько привлекательных женщин, с которыми Светлана почему-то познакомила меня в последнюю очередь. Впрочем, все они бледнели по сравнению с ней.

Когда процедура знакомства закончилась, кто-то снова включил музыку, правда, более приятную моему слуху и не так громко. Хиггинс и Крис тут же уволокли меня в свой угол, где сидело еще человек пять, в том числе Винтерс, Эд и Скелет, и повели на меня интеллектуальную атаку под спиртное и сигареты об оправданности применения насилия в благих целях. Оппозицию возглавлял Эд, заявлявший, что благими помыслами вымощена дорога в ад.

Чтобы доказать собравшимся здесь, что и я не из числа последних дураков, я начал атаку на Хамнера, доказывая его неправоту. Постепенно смолкли и музыка, и голоса. Все стояли и слушали нашу полупьяную дисскуссию. Как говорится, люди не без причуд.

– Какой бы высокой ни была идея, во имя ее нельзя совершать преступления, – говорил, все больше раздражаясь, Эд. – Идеей нельзя прикрывать нечто несоответствующее ей.

– Согласно Платону, идея материальна, а значит, может быть использована, как и любой материальный предмет, для достижения тех или иных конкретных целей, – парировал я. – И идея насилия нисколько не выделяется из ряда других. Вы протестуете против самой идеи насилия, потому что она, по вашему мнению, не соответствует современному обществу. Однако если вспомнить историю человечества, то окажется, что любое достижение человека, будь то каменный топор, атомная энергия или демократия – все так или иначе является частью идеи насилия или же ее непосредственным продуктом.

– Это было в прошлом, а в нынешнем обществе высокоразвитых технологий идея насилия, по вашему же определению, не нужна, поскольку человечество уже достигло того уровня, когда возможно построение жизни без насилия. Или вы считаете, что чем прекраснее цель, тем ужаснее должны быть средства, и так всегда будет, потому что так всегда было? Даже несмотря на то что человечество уже давно перешло от каменных топоров к атомной энергии?

– Вы произносите слова, но не понимаете их смысл. Насилие пронизывает все человеческое общество. Государство в любом его виде является насилием над нашей свободой, просто это насилие несколько иного вида, чем то, с которым мы встречаемся в учебниках истории. Государственная власть для того и создана, чтобы, оберегая своих граждан, творить насилие над отдельными индивидами, не желающими жить в мире с окружающими их людьми. Как ни крути, это все равно насилие. В Англии оно, скажем так, закамуфлировано демократическими органами управления, в России это более заметно, но суть одна и та же, – сказал я и, переведя дух, продолжил: – В этом и скрыта вся суть идеи насилия. Важна не проблема его отсутствия или наличия, поскольку без насилия над отдельными своими членами человеческое общество не может нормально сушествовать, а количество насилия и, конечно, его качественный уровень. При таком подходе сразу видны преимущества демократии, которые подвергают отдельных членов своего общества меньшему контролю и давлению, то есть меньшему насилию. К тому же без насилия невозможно решить многие глобальные проблемы, которые в настоящее время стоят перед земной цивилизацией. Контроль над ядерными арсеналами и сокращение количества боеголовок невозможны без насилия. Войну невозможно остановить без войны, потому что большинство людей слишком недальновидны и ленивы, чтобы предвидеть, чем может кончиться война, и выйти с акцией протеста на улицы. Вы участвовали в антивоенных акциях протеста? – неожиданно спросил я своего оппонента.