Михаил Ахманов - Океаны Айдена Страница 22

— Копье… — неуверенно сказала Найла.

— Нет! — Одинцов покачал головой. — Это чель, оружие хайритов, и только хайрит может владеть им. Смотри!

Он сделал стремительный выпад, нанес рубящий удар, потом, перехватив рукоять за середину, крутанул оружие в воздухе сверкающим смертоносным кольцом, перебросил в другую руку и снова завертел над головой. Найла, присев на нижнюю ступеньку трапа, опасливо следила за этим сражением с тенью, изящным и быстрым танцем серебряного клинка.

Одинцов замер в защитной стойке, сжимая рукоять широко разведенными руками.

— Наверное, ты великий воин, Эльс, — вздохнула девушка, почему-то пригорюнившись, сейчас это была женщина-которой-тридцать.

Одинцов, поощренный этим замечанием, гордо выпрямился.

— Ну, такие штуки умеет делать каждый хайрит, — небрежно заметил он. — А сейчас я покажу тебе кое-что еще.

Он потянул из ножен длинный меч. Теперь в левой его руке был чель, в правой — клинок, наследство Рахи, тот самый, которым он сразил Ольмера из Дома Осс. Одинцов огляделся — места между грот-мачтой и фоком было маловато для таких упражнений, тем более что часть его занимал флаер. Он поднялся на ют и встал там словно на сцене, широко раскинув руки с клинками. Найла, поднявшаяся, чтобы лучше видеть, восхищенно захлопала в ладоши.

Одинцов приступил к серии более сложных приемов, манипулируя челем и клинком. Блестящие лезвия то скрещивались перед его грудью, то в широком быстром размахе уходили в стороны, вперед, назад, казалось, два стальных кольца окружают его. Так хайриты не умели, — все, что сейчас делал Одинцов, было его личным изобретением. Клинок и чель обеспечивали двухслойную оборону и внезапную атаку, более короткий меч имел зону поражения около двух метров, чель пронзил бы шею или разрубил голову врага на расстоянии трех. В надежных доспехах он мог уложить с полсотни воинов, пока кто-нибудь дотянется до него копьем.

Сейчас он делал выпад за выпадом, наслаждаясь собственной мощью и ловкостью. Молодая сила бурлила в нем, ища выхода, тело Рахи было гибким и послушным. Наконец он бросил клинки на палубу и вытер испарину со лба. Даже ночью и даже под свежим ветром ощущался зной, — правда, тридцать-тридцать пять градусов на экваторе Айдена можно было считать прохладой.

Найла захлопала в ладоши, и Одинцов посмотрел вниз, на девушку. Ее стройную фигурку заливал свет двух лун, скудное прозрачное одеяние казалось едва заметной дымкой, придававшей еще больше соблазна нагому телу. Минуя трап, он спрыгнул на палубу, подхватив ее на руки, подбросил вверх, — поймав, спрятал разгоряченное лицо меж маленьких грудей. Девушка замерла в его объятиях, крепко обхватив руками шею, потом тихо, речитативом, пропела:

Он проносится мимо — блестящий осколок стекла,Словно в запертой двери,

Он пойман в своей же гордыне,Тонкий солнечный луч не слепит его лат,И у пояса спит его верный булат,Но мне хочется верить —

Удача его не покинет.Он исчезнет вдали — я не стану смотреть ему вслед,В череде расставаний и встреч

Мы забудем друг друга,Пусть в мошне моей пусто, и лат на мне нет,Я шатаюсь под грузом дурных своих бед,Но в итоге, вложив в ножны меч,

Он пожмет мою руку.

Не всегда, однако, их отношения были столь идиллическими. На третью ночь Найла затеяла генеральную уборку. Она заботилась о «Катрейе» с трепетной нежностью, иногда вызывавшей у Одинцова приступы ревности. Еще при первом осмотре его поразил порядок, царивший на палубе и в каютах, — его поддерживали маленькие руки Найлы. И работы ей хватало!

Теперь экипаж каравеллы пополнился сильным мужчиной, на которого Найла решила возложить мытье палубы. Одинцов, оглядевшись по сторонам, заявил:

— Тут чисто!

— Да. Но чтобы завтра было так же чисто, сегодня надо вымыть все. — Найла неопределенно повела рукой, и Одинцов, прикинув площадь палубы, количество резных украшений, которые полагалось протирать с особым тщанием, и число цветных стеклышек в круглом оконце, ужаснулся. Маленькая «Катрейя» вдруг показалась ему огромной. Он поглядел наверх, оценивая высоту мачт и длину реев. «Неужели и их тоже?» — мелькнула мысль.

— Вот ведра и веревка, — продолжала тем временем Найла. — Да, еще тряпки… Эти для палубы, эти — чистить резьбу… и еще кусок воска — потом нужно протереть все деревянные детали. — Она покачала головой, наморщила нос и задумчиво произнесла: — Не знаю, что делать с наружной обшивкой… Ее тоже надо бы навощить… — Девушка окинула взглядом мощную фигуру Одинцова. — Пожалуй, ты мог бы спуститься на канате…

— Да, и плюхнуться в воду при первом неосторожном движении! — буркнул Одинцов. Похоже, на его плечи ложились все тяготы семейной жизни, но без ее преимуществ.

— А ты будь осторожнее, — рассудительно заметила Найла. — Впрочем, ладно!.. Обшивкой займемся в другой раз. Надо же нам делать хоть что-то…

— Я знаю, что нам делать! И могу обеспечить тебе это занятие на всю ночь, моя милая!

— Ну, Эльс, мы же договорились… И потом, кто же тогда будет мыть палубу и прибираться в каютах?

Внезапно Одинцова осенила блестящая мысль. Выпрямившись во весь рост, он заявил:

— Я, капитан этого судна, отменяю уборку! Экипаж может отправляться на камбуз и готовить обед. Выполняй, юнга, если не хочешь отведать плетей!

— Капитан? Юнга? — Найла сощурила глаза и презрительно сморщила носик. — С каких это пор? Это мой корабль! — Она гневно топнула босой ножкой о палубу, приняв облик Найлы-которой-тридцать.

— Нет, корабль мой! — Одинцов тоже топнул, посмеиваясь про себя.

— Твой? По какому праву? — с вызовом поинтересовалась девушка.

— По праву сильного! Кажется, моя дорогая, ты забыла, что корабль был взят на абордаж и захвачен разбойником Зеленого Потока. Так что судно — моя законная добыча… и ты, кстати, тоже.

Внезапно Найла опустилась на палубу и, сжавшись в комочек, закрыв ладошками лицо, зарыдала.

— С твоей стороны… Эльс… не очень-то хорошо… напоминать мне об этом… — разобрал Одинцов сквозь всхлипы. Сердце его растаяло. Он присел рядом с девушкой, развел ее руки и поцеловал мокрые глаза. Потом обнял ее и посадил к себе на колени.

— Не огорчайся так, малышка. В любой момент ты можешь сделать блестящую карьеру, перепрыгнув из юнг прямо к должности первого помощника капитана… и первой капитанской наложницы. — Тут слезы опять покатились градом, и Одинцов в отчаянии воскликнул: — Ну, ладно! Я назначаю тебя адмиралом над всеми флотами в Кинтанском океане! Теперь ты довольна?

Подняв к нему заплаканное личико, Найла шмыгнула носом, улыбнулась и горячо поцеловала в шею.

— Эльс, дорогой, что мы спорим по пустякам? Давай приберемся на судне! Что тебе стоит? А потом… — Тут черные глаза нежно затуманились, и Одинцов припомнил способ укрощения мужчин: скандал — слезы — ласка. Женатый дважды, он был с ним хорошо знаком. Похоже, Найла его тоже знала.

— Линьки по тебе плачут, — буркнул он и взялся за ведра.

Через пару часов, когда он заканчивал драить палубу, из двери каюты за его спиной высунулась головка Найлы.

— Эльс, а что такое «линьки»? — поинтересовалась она.

— Порка… хорошая порка, девочка, — пробормотал Одинцов и окатил водой чистые доски.

Итак — «Эльс, мы же договорились!» Надув губки, Найла стояла около мачты, а Одинцов, прищурившись, хищно оглядывал ее гибкую фигурку.

— Помнится мне, — задумчиво произнес он, — что недавно, перед авралом, кто-то сказал: «А потом…» — Ему удалось, растянув последний слог, в точности повторить интонацию Найлы.

— Разве? — Глаза Найлы округлились, пухлый рот приоткрылся в невинном изумлении, теперь это была Найла-которой-четырнадцать.

Одинцов подобрал длинные ноги и сел, прислонившись спиной к двери каюты, плечи его закрывали щит с картой, хвост Йдана врезался в копчик. Бронза казалась чуть-чуть прохладной — видимо, была нагрета на пару-другую градусов ниже температуры тела.

— Ты — купеческая дочь… — начал он.

— Я — ат-киссана, дочь старейшины! — гордо заявила девушка.

— Да, ты очаровательная киска, не буду спорить, — кивнул Одинцов.

— Ат-киссана!

— Хорошо, ат-киссана… И твой отец Ниласт, киссан и старейшина, ведет большое торговое дело, не так ли?

Найла кивнула, не спуская с него подозрительного взгляда. Она еще не поняла, куда он клонит, но на всякий случай ухватилась за свисавшую с реи веревку — путь в каюты был перекрыт и в случае чего отступать пришлось бы вверх, на мачту. Одинцов, правильно истолковав ее жест, прикинул, чем может завершиться погоня по реям и вантам «Катрейи», и похлопал рукой по палубе: