Олег Кулагин - Русские сумерки. Клятва трикстера Страница 22

Вздрагиваю в холодном поту. Разлепляю веки. Нет, пожар не спалил деревянный сруб. В комнате вообще ничего не изменилось. Тусклый огонь свечи по-прежнему едва ее озаряет.

И глаза бабы Вали также смотрят на меня с жалостью:

– Ты готов идти дальше?

Я морщусь. Каждая клеточка помнит боль. Но сейчас мне не нужна жалость. Сейчас мне надо туда – выше!

– Готов, – выдавливаю сиплым неузнаваемым голосом.

Дышать тяжело – будто воздух сгустился. Очертания комнаты подергиваются рябью. Руки знахарки вычерчивают что-то надо мной в воздухе. Там, где скрыт во тьме дощатый потолок, начинают мерцать искры. И спустя миг длинная молния бьет из потолка – прямо мне в грудь.

Это больно. Так что сердце останавливается. А тело заполняет собой весь дом. Мне слишком тесно в этих бревенчатых стенах, пока голубоватый разряд продолжает терзать мою грудь.

Сквозь пелену в глазах я едва угадываю пальцы бабы Вали – молнии отклоняются под ее рукой, струятся по ее ладони и раскаленными иглами вонзаются в мою кожу.

Наверное, я бы кричал.

Если бы был жив. Но сердце давно провалилось в гулкую пустоту. Тьма сковала все внутри. Отняла силы и швырнула меня на ледяной ветер.

Надо мной темно-синее небо с россыпями звезд. На гладкой равнине качаются сухие травинки. А цепь гор у горизонта дышит вечным покоем.

Никого и ничего… Пустота и безмятежность…

Почему ж я до сих пор чувствую, как разряды проходят сквозь плоть и терзают сердце? Почему мне так больно, Господи?!

Комната, озаренная вспышками. Сосредоточенное лицо знахарки. И молнии, сплетающиеся под ее пальцами…

Теперь я вижу это ясно – будто в замедленной киносъемке. А потом так же ясно звучит внутри незнакомый голос: «Глеб Гордеев, на фига тебе это надо?»

Мне хочется крикнуть в ответ. Хочется выругаться, но тело не слушается. И единственное, что удается, – подумать: «Чтобы дойти до конца! Чтобы одолеть свой чертов путь!»

Комната плывет вокруг меня.

В памяти опять оживают лица товарищей, я чувствую взгляды Алены, Жени и еще тысячи взглядов людей, которых я никогда не знал, но кому больше не на кого рассчитывать. Всех, кого я обязан вызволить из Зоны № 9.

«Не прошу о многом… Только чтоб хватило сил!»

Я вслушиваюсь в звенящую пустоту. Отчаянно пытаюсь разобрать ответ среди моих спутанных мыслей.

Но ответа нет. И тогда я вскакиваю с лавки.

Удивительно, что от единственного этого движения я взлетаю к потолку!

Поворачиваю голову… И обнаруживаю себя – там внизу.

Неподвижное тело осталось на лавке. Несколько секунд я рассматриваю его сверху – отчетливо вижу застывшее лицо с невидящими глазами, сжатые в судороге кулаки… Там, подо мной, огненный водоворот вонзается в мою грудь и под пальцами знахарки вычерчивает что-то на моей коже.

Только теперь мне почти все равно, что осталось внизу.

Боли нет. Бесследно развеялся страх.

Еще одно легкое усилие – и я взлетаю выше избы. Выше неба и звезд – прямо в сияющий свет, в жаркий океан. Все быстрее – к огню и теплу… Что-то важное есть там – по ту сторону живого света.

Сейчас я это узнаю! Сейчас…

Последний рывок…

«Извини, Глеб, твое время пока не пришло», – раздается в сверкающей высоте. И что-то не пускает меня дальше.

Как? Почему?

Обида захлестывает. Я отчаянно рвусь вверх… И вдруг открываю глаза.

Нет, не в избе на жесткой деревянной лавке. На мягкой траве посреди чистого поля, под утренним, свежим небом.

Кто-то склонился надо мной.

– Катя? – шепчу я.

Всмотревшись, понимаю, что ошибся. Медленно, с опаской, приподнимаюсь и сажусь на траву. Девушка в льняной тунике, стянутой на талии кожаным пояском, садится рядом и внимательно меня рассматривает.

Она действительно чем-то похожа на Катю, только взгляд совсем иной – более строгий, жесткий. Два кожаных ремня переброшены через ее плечи – на одном ножны с коротким мечом, а из-за спины выглядывает колчан с луком и стрелами.

Девушка-воин?

Нет, скорее умелая охотница, ставшая воином в час, когда пришла беда.

А до этого она просто мечтала о любви. Широкая пестрая лента туго стягивает светлые волосы выше лба, две золотые спирали блестят у висков – подарок ее жениха, я знаю. И почти ясно могу ощутить короткое, безмятежное счастье, что окутывало их в те дни…

Все оборвалось, когда из степи пришли враги.

Дым пожарищ поплыл в воздухе. Запахло кровью и смертью…

Изрубленное тело жениха удалось опознать только по плетеному ремешку на его запястье – ее подарку, ее о́берегу…

Любовь не спасла.

И тогда девушка начала мстить. За него, за родную землю – до последней своей минуты. Я вижу: бревенчатая башня уже объята огнем, а стрелы до сих пор прицельно летят в черные фигуры. Но колчан пустеет. Все ближе поступь врагов. Одно остается – вскочить на забрало башни и броситься вниз – туда, где крутой обрыв, где под ним несет свои темные воды медленная река…

Стоп!

Что это со мной? Бред, сон наяву?

Вздрагиваю и долго смотрю в серо-голубые глаза девушки. Она молча кивает. Я отвожу взгляд.

Не сон и не бред. Настоящая девушка и история настоящая. Только было это почти три тысячи лет назад.

Воительница встает и без слов указывает куда-то вперед.

– Спасибо… Лада, – шепчу я, тоже поднимаясь с травы.

«Будь здрав, Глеб!»

– Постараюсь.

Иду, не оглядываясь. Уношу с собой часть ее памяти. Ее тоску, гнев. И ее любовь…

Легкий, приятный ветерок шевелит волосы. А идти сперва трудно. Но с каждым шагом дышится легче – словно обретенное знание наполняет меня новыми силами.

Впереди пологий холм.

Кто-то уже спускается по нему – мне навстречу. Скоро удается разобрать, что этот незнакомец одет вполне привычно – джинсы, куртка, старый «АК-47» болтается за плечами на брезентовом ремне.

Мужику лет сорок. И он – мой современник. Я точно это понимаю, когда расстояние между нами сокращается до десятка метров.

Все случилось совсем недавно.

Его звали Григорий. Нет, он не состоял в Невидимой Армии, не имел дел с подпольем. Когда-то служил контрактником в десанте, но почти уверил себя, что эта страница биографии давно перевернута. Теперь он стал обычным крестьянином – вместе с братьями держал молочную ферму на окраине своего поселка. И вообще старался не брать оружия в руки – разве что охотничью двустволку, отгоняя волков от коровника.

Времена не самые лучшие. Но в общем – жить можно.

Размеренный порядок деревенского быта помогал не задумываться. Единственные значимые события происходили только в маленьком уютном мирке, который он сам для себя создал. На творившееся в большом мире ему давно было плевать.

Утро началось как обычно. Он встал ровно в шесть. Пока братья возились с доильными автоматами, Григорий замазывал цементом трещину в стене коровника – все из-за поваленного бурей старого дерева. Говорил же младшему, давно надо было спилить чертов клен…

Ровно без пяти восемь он отложил мастерок. Вышел наружу и остановился у ограды скотного загона, вглядываясь туда, где мелькала среди зарослей тропинка. Это тоже было частью утреннего распорядка.

И, наверное, сейчас самой главной для Григория частью.

Вот-вот должны были появиться жена и сынишка – каждый день в одно и то же время они шли вместе, мимо фермы к поселковой школе. Сыну очень не нравилось, что его провожают, словно маленького, – а ведь ему целых семь лет! Но как забавно смотрелась его важная фигурка, упорно, самостоятельно вышагивающая в стороне от матери. Как светились в эти минуты глаза жены!

Обычно Григорий еще издали различал среди деревьев два родных силуэта. И заранее чувствовал подкатывающую к сердцу теплоту. Пусть весь мир сходит с ума и катится ко всем чертям – туда ему и дорога! Главное, каждый день знать, что у тебя есть два самых близких, самых любимых человека…

Издали повеяло новым запахом. Бензином, что ли, воняет?

Остановившись у ограды, он ощутил неясное чувство тревоги.

С чего бы это?

Ведь все было в порядке – на ферме и дома. И жена с сынишкой не опаздывают – он сам всегда выходил чуть раньше. Откуда вдруг щемящее чувство в груди?

Почему нестерпимо хочется бросить все и метнуться через рощу к дому?

Это глупо.

Вопреки раз и навсегда установленному распорядку… То, чего нельзя нарушать. Ведь именно порядок – одна из основ, на которых держится его надежно выстроенное счастье.

И он сумел совладать с тревогой.

Ежась от утренней прохлады, поднял воротник спецовки. Замер, опираясь на изгородь, и ждал. Это было так разумно – просто ждать.

Даже когда утренний покой нарушил нарастающий рев мотоциклетных моторов, он не двинулся с места. Мало ли кто в этот час гоняет на мотоциклах? Наверняка молодежь, еще не угомонившаяся с ночных гулянок.

Целую минуту стоял, равнодушно вслушиваясь.

Совсем скоро должна была появиться жена с сынишкой. Он успел об этом подумать, когда откуда-то с ближней улицы долетела автоматная очередь. «Какой идиот балуется с оружием?» – мелькнуло в голове.