Сергей Попов - Я иду Страница 22

– Ну что ты привязался-то ко мне – «как», «как»? – раздраженно бросил я и, живо накинув на капюшон, выкинул опорожненную банку сгущенки, со звонким плеском угодившую в какую-то лужу, открутил крышку бутылки и – к Майку холодно: – Да оставь ты костер в покое – не спасти его уже. Лучше иди воду набирай, пока возможность есть.

Майк устало вздохнул, отдышался, как-то обиженно посмотрел на меня секунду-другую, закивал, утер с лица воду, молотящую по нему с потолка, и мигом полез в рюкзак.

– И желательно прозапас, – посоветовал ему, – дело такое… вода всегда нужна.

Вместо ответа напарник вытащил две пластиковые бутылки и под гул дождя отправился куда-то в темноту, звучно хлюпая ботинками по подтопленному полу.

«Молчит что-то, – подумал я, посмотрев вслед, – обиделся, что ли? Или что?»

Так и не разобравшись в поведении проводника, – сплюнул, хмыкнул, отряхнул капюшон от накапавшей воды и – к запримеченной темной луже, одиноко шумевшей подле стены под целым градом свинцовых капель.

Дождь же, что обрушился на улицы Грултауна, казалось, только набирал разрушительную силу. По всему убежищу бесплотными духами носились разнообразные звуки, скулил промозглый ветер, рвущийся внутрь, под ударами стекающих со стен ручьев грохотал мусор, где-то глухо крошился и осыпался отсыревший бетон. Из-под нашего единственного спасения – двери с решеткой – веяло холодом, сыростью и псиной, словно изголодавшаяся по помоям собачья стая рыскала не где-то там, во дворах мертвого города, а стояла едва ли не у порога, принюхиваясь к нам и смрадно дыша. Иногда к нему прибавлялся запах сырой земли, подгнивших листьев и ржавчины, какой я невольно спутал с кровью, но очень быстро улетучивался, тонул в гулкой темноте. Потолок, ставший почти неразличимым, повсеместно сочился от студеной дождевой воды, протекал и трещал по швам, как старая ткань, время от времени сбрасывая на наши головы то мелкие осколки, то капли.

– Ну, теперь всякая зараза точно поутихнет, – отметил довольно и, утерев лицо насквозь промокшим рукавом, присел на корточки близ большой лужи, где плавали картонные ящики, банки, фантики и какое-то тряпье, – дождь-то разыгрался нехилый – вон как долбит.

И словно в подтверждение моих слов от потолка с неслышным скрежетом откололся немалых размеров обломок, бултыхнулся в лужу и окатил меня с ног до головы студеной водой.

– Уф-ф… – обронил я и поежился от холода, – ледяная, блин! – старательно подышал на ладони, растер. – Ну, с богом!..

Разок-другой зачерпнул бутылкой дождевую воду и почти в ту же секунду почувствовал, как пальцы рук начинают неметь, жечь огнем, едва сгибаться, а кожа – коченеть, деревенеть и как бы натягиваться на кости. Кое-как набрал так полбутылки, поставил рядом и стал без остановки растирать задубевшую руку – та хоть пробыла в студеной воде считанные секунды, но отогревались так, словно вся кровь в ней разом остановилась и замерзла.

– Нормально-нормально… – успокаивал себя и, покосившись на мокрую бутылку, добавил как-то угрожающе: – Сейчас ручонки оттают, и наполним тебя по самое горлышко.

Но тепло к руке, как ни старался, вернулось только через пару минут – сильно замерзла. Глянул на раскрасневшуюся ладонь и вдруг подумал: хорошо бы сейчас сунуть руки под горячую воду, хорошенько отмыть с мылом, бережно вытереть махровым полотенцем, да и самому залезть под душ в любимой ванной – тоже неплохо. Но потом мрачно усмехнулся и протянул:

– Мечтай-мечтай, Сид… – вздохнул, все еще потирая ладони, – еще можешь помечтать о мягкой кровати с теплым одеялом и телевизоре – все то, к чему ты так привык…

Невесело хмыкнул, опять вздохнул.

– Ладно, – успокоил себя, – живой, главное, а уж там… дай бог…

– Ты там долго?.. – перекричав гул и повсеместный стук капели, спросил Майк, а сам чем-то смачно грохнул, закряхтел, то и дело утопая в плеске воды, и хвастливо вскричал: – А то я уже все – готов!

– Иду, – откликнулся я и, крякнув напоследок, бодро схватил бутылку, окунул в лужу и наполнил, стойко выдержав жгучую боль в пальцах. – Готово, – на этот раз сказал себе и крепко закрутил крышку, – теперь и я готов, можно выдвигаться в путь.

Уже собираясь уходить, я все-таки не выдержал, поддался жажде и, несмотря на поистине ледяную воду в луже, зачерпнул пригоршню, словно из чистого родника, и напился, дрожа всем телом. Напившись, – быстренько умылся и со спокойной душой пошел обратно, на ходу сжимая-разжимая кулаки, чтобы согреться.

Пройдя мимо Майка, к тому моменту уже одетого в длинный прозрачный дождевик, – молча убрал воду в вещмешок, закинул за плечи и уже хотел забрать арбалет, лежащий на сухой кафельной плитке под столом, – тот вдруг окликнул:

– Это… Сид?..

– Ну? – неохотно буркнул я и искоса глянул.

– Может, все-таки чуть-чуть подождем? Дождь больно сильный – идти будет тяжело, – осторожно обратился он с вопросом и, почесав бородатое лицо, так же осторожно добавил: – Промокнем ведь все, как собаки…

– Нельзя, – кратко отрезал я и закрепил ручной арбалет на ноге, – и так засиделись, а мне дочку искать надо… – последнюю фразу произнес как-то уныло и холодно, – нельзя ждать, Майк…

Тот хотел вроде что-то сказать в ответ, но вдруг передумал, махнул, будто посылая к черту, напялил рюкзак, забрал мокрый дробовик и, набросив прозрачный капюшон, захлюпал по лужам к входной двери.

– Дальше через отстойники пойдем, – и не сердито, и не обиженно распорядился Майк спустя пару минут и, подойдя к рассохшемуся деревянному столу с железными ножками, заявил: – Там и тихо, и безопасно, и до Скупщика быстро доберемся. Хорошая дорожка, в общем, – ухватился за ржавую облупленную ножку и усмехнулся:

– Я же говорил тебе, что знаю короткий путь! Вот только зря ты так спешил: ночь все-таки надо было пересидеть у меня, а ты…

– Ты мог вообще остаться, – подойдя, вдруг укоризненно бросил я, – на кой хрен ты вообще согласился мне помогать? Чего повел в ночь тогда? Сидел бы сейчас спокойно у себя в норке, грелся, в окошко любовался на дождик, а я уж как-нибудь сам…

На мою внезапную вспышку злости Майк лишь сдержанно усмехнулся, помычал, словно всеми силами сдерживая бушующий гнев, страшно сверкнул глазами и с трудом выдавил:

– Ну да, ну да… далеко бы ты ушел…

– Вот и посмотрели бы…

Тут Майк все-таки не выдержал, саданул кулаком по столу, да так, что я вздрогнул от неожиданности:

– Чего ты как ребенок-то, Сид? – вгрызся сердитым взглядом. – А?.. У тебя одного, что ли, дерьмо на душе творится?! Думаешь, ты один такой бедный и несчастный? – запыхтел быком. – Что, никто кроме тебя не потерял никого из близких? Ты ошибаешься, Сид, глубоко ошибаешься! У людей и пострашнее судьбы складывались, да такие, что не дай бог никому! Тут у каждого первого свое горе и своя история, о какой хочется рассказать, да некому. А сколько их, жизней-то этих сломанных? Не знаешь? Нет? И не узнаешь никогда… – перевел дух, отвернулся, как от прокаженного, и уже без злобы, а скорее как-то сочувственно проговорил: – Не ты один, в конце концов, свою дочь потерял.

Я промолчал: крыть нечем – все ведь верно сказал, все правильно. Слова его задели крепко, обожгли до глубины души.

«Как будто ты многих повидал… – мысленно передразнил я, чувствуя какую-то садящую обиду, буквально пожирающую изнутри, – да что ты вообще видеть-то мог? Сидишь же безвылазно в своей занюханной дыре…» – и сказал, схватившись за ножку стола:

– Помогай, давай. На счет три…

На «три» дружно приподняли тяжелый стол и, красные, как раки, потные все, кинули прямо в затхлую лужу. Решетку сумели открыть только с пятого подхода: то ли за ночь так приросла к двери, то ли внезапно потяжелела – неизвестно, но содранные руки нарывало жгуче, словно макнул их сначала в соль, а потом в битое стекло.

– Чего она так туго-то шла? Закрывалась же нормально… – задался вопросом Майк, со сморщенным лицом потирая потянутое плечо.

– Ночью, видимо, с испугу поддалась, – отшутился я, – от Теней-то убегать и не на то силы появятся.

– Точно-точно! – оценил шутку заметно потеплевший эмоциями проводник и, выжав промокшую растрепанную, как гнездо, бороду, приготовился толкать дверь.

– Ну что? – посмотрев на него, спросил я и достал арбалет. – Открываем?

– Ну не любоваться же на нее…

– Согласен, – усмехнулся я и собрался привалиться плечом, как вдруг заметил на едва заметную вывеску, над какой изрядно поработало время:

– О! – воскликнул я, тыча пальцем в надпись с частично выцветшими буквами. – Гляди-ка, где мы с тобой ночку-то коротали.

– Культурно мы так с тобой зашли, – засмеялся Майк, разглядывая вывеску, а потом поскреб ногтем и случайно стер одну букву – бывает же…