Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков Страница 22

Есть ситуации, когда их могут проверить, особенно теперь, в военное время. Или они и с документами что-нибудь придумали? Мало ли на что способна их магия… А впрочем, тревожиться не о чем. В конце концов, они не имеют ничего общего с обычными шпионами нашего мира. Хотя расхолаживаться и терять бдительность рано. Сегодня они ради каких-то своих надобностей утащили к себе лейтенанта пограничных войск, а завтра, чего доброго, нагрянут страшно подумать куда, страшно подумать к кому… При том что пограничные заслоны на их чертовых Тропах ни за что не поставить, проникать в наш мир они могут беспрепятственно, и я не вижу возможностей с их агентурой успешно бороться: кто бы мог подумать, что в простой крестьянской хате обычной сельской учительницы скрывается Тропа, и в каком-то неизвестном по названию городе, очень может быть, и не советском… где еще?

– Но вот что мне понравилось в вашей женской одежде… – начала Алатиэль, похожая сейчас на обычную красивую девчонку, а не подпольщицу, пусть даже на поясе и висел меч.

– Алатиэль, сейчас не время, – сказал Грайт ничуть не приказным тоном, терпеливо и даже с некоторой мягкостью – как я подметил, он именно так с ней и держался. – О платьях и прочем будете говорить в дороге, путь долгий и можешь сколько угодно болтать о пустяках… Сейчас нужно, чтобы Костатен побыстрее освоился со своим йорком. Сахар у тебя с собой?

– Как всегда, Грайт.

Она полезла в карман и протянула мне бугристый полотняный мешочек.

– Э нет, – сказал Грайт. – Не стоит слишком баловать хорошего йорка. Достаточно и того, что ты свою Лютфию, стоит мне отвернуться, сахаром балуешь…

Он достал из мешочка и протянул мне большой кусок коричневого сахара, бросил:

– Этого будет достаточно. Иди знакомься.

Я подошел к указанному мне йорку безо всякого страха – это было не сказочное чудовище диковинного вида, а верховой конь, пусть и непривычного облика. Он спокойно повернул голову, кося на меня огромным лиловым глазом. Пахло от него чуточку непривычно, но все же это был запах здорового, сильного, спокойного животного.

– Привет, как поживаешь? – спросил я и похлопал ладонью по сильной теплой шее, покрытой тугими завитками рыжеватой шерсти. Похоже, его недавно хорошо вычистили.

Протянул на ладони кусок сахара. Йорк взял его с ладони совершенно так, как это в обычае у наших коней: осторожно, одними губами, захрустел, дружелюбно фыркнул мне в лицо. Хоть что-то мне пришлось по сердцу в этом мире…

– Между прочим, его зовут Шупташ, – сказал у меня за спиной Грайт. – Теперь попробуй проехаться.

Я отвязал повод, привычно вставил ногу в стремя и взмыл в седло. Послал Шупташа вокруг обширной поляны, сначала шагом, потом перешел на рысь. Сразу угадывался хорошо выезженный конь (так уж и буду удобства ради именовать его и далее) – прекрасно слушался поводьев, а когда я решился дать шенкеля, отреагировал в точности так, как наши кони: перешел на крупную рысь. Ну что же, приемы и ухватки верховой езды наверняка в обоих мирах схожи – не так уж и много вариантов…

– Отлично, – одобрительно сказал Грайт, когда я спешился и привязал коня к тому же кольцу. – Сразу видно, что у вас все идет на лад. Пойдем, переоденешься.

Я пошел вслед за ним к высокому крыльцу, поднялся по добротным, ни разу не скрипнувшим ступенькам. За дверью обнаружилась просторная, длинная, совершенно пустая комната (если не считать широкой лавки в углу), куда выходило несколько резных дверей. Сразу почувствовалось, что это заведение не для простого народа – лавка, уж на что прозаический предмет мебели, сработана на совесть из темного дерева и даже чуточку отполирована.

Гораздо интереснее лавки был проворно вскочивший с нее человек – детина на вид гораздо моложе Грайта и совершенно другого полета: широкая, простецкая, круглая физиономия, отнюдь не придурковатые карие глаза, светлые волосы пострижены гораздо короче, чем у Грайта, едва прикрывают уши. Одежда того же фасона, но, сразу видно, пошита из гораздо более дешевого материала, пояс простой кожаный с медной квадратной пряжкой, и на нем висит не меч, а что-то вроде короткого широкого тесака с белой костяной рукоятью и нож с такой же ручкой. И шапка на голове – первый здесь мной увиденный головной убор, похоже валяный, в виде конуса с закругленным верхом и загнутыми вверх неширокими полями. Впрочем, шапку он скинул и низко поклонился. Грайт на поклон не ответил, а потому и я не стал. Все в детине указывало на подчиненное положение – егерь, слуга, и не более того. И сапоги добротные, но из гораздо более грубой кожи безо всяких украшений…

– Это Лаг, – сказал Грайт столь же небрежно, как только что называл мне имя коня. – Все готово, Лаг?

– Конечно, хорп, как же иначе, – отозвался Лаг, не надевая шапки.

Держался он без страха, не угодливо, но все равно я укрепился во мнении, что это слуга, пусть и чуть балованный на манер Планше, все за это говорило.

– Тогда пошли. – Грайт распахнул передо мной одну из дверей.

Там оказалась большая комната, обставленная не в пример комфортнее: три кровати, высоченный шкаф, стол и четыре кресла, все сработано гораздо искуснее лавки и покрыто затейливой резьбой в том же стиле, что и дверь. Застелена только одна из трех кроватей, остальные могут похвастать лишь матрасами в широкую красно-желтую полоску. Один матрас пуст, а на другом лежит одежда, кинжал в ножнах, к кровати прислонен меч, и тут же стоят сапоги со шпорами.

– Переодевайся, – сказал Грайт командным голосом. – Все свое складывай сюда. – Он показал на занимавший половину матраса квадратный кусок темной материи. – Все. При тебе не должно остаться ни единого предмета из твоего коэна. Лаг закопает узел…

– А потом мы сюда вернемся за моими вещами? – спросил я.

– Сомневаюсь. Даже если все получится успешно, посылать тебя назад я буду с другой Тропы. Нет смысла тащиться в обратный путь из-за самых обычных в твоем мире вещей.

– Не все такие уж самые обычные… – проворчал я.

Жаль было и безотказных швейцарских часов, за восемь месяцев ни разу не опоздавших и не забежавших вперед и уж безусловно не требовавших ремонта, и «Ворошиловского стрелка», полученного по заслугам, но более всего – «Ворошиловского конника». Так получилось, что «Стрелка» вручил школьный военрук Осипов, всего-то навсего старший лейтенант, ушедший в отставку из-за язвы желудка, низенький, неавторитетный, с желчным лицом, ни разу на моей памяти не улыбнувшийся. И получали тогда значки человек тридцать старшеклассников. С «Конником» обстояло совершенно иначе. Нам пятерым,