Евгений Сапронов - Черный сокол. Снайпер из будущего Страница 22

– Всеволод Юрьевич, Роман Ингваревич, – обратился к князьям Горчаков, – надо бы самое важное из того, что я сейчас сказал, записать на две грамоты. А потом не мешкая послать с гонцами: одну во Владимир Юрию Всеволодовичу, другую в Москву Владимиру Юрьевичу. Им обоим надлежит узнать о монголах все. И как можно скорее.

– А может, и ни к чему это? – усомнился сын великого князя. – Войско у нас большое. Может, мы этих татар да монголов в поле побьем?

– Дай-то бог, – кивнул Олег. – Ну а если нет? Тогда что? Побьем, не побьем – скоро видно будет. А грамоты все одно немедля слать надо, чтобы потом жалеть не пришлось.

В это время с улицы донесся колокольный звон.

– К обедне звонят, – сказал, вставая из-за стола, Роман Ингваревич.

Остальные тоже поднялись.

– Всеволод Юрьевич, – обратился к юноше коломенский князь, – после обедни будет у меня пир. Не побрезгуй моим хлебом-солью, жду тебя к столу вместе с твоими боярами. Еремей Глебович, – повернулся Роман к воеводе, – и тебя я буду рад видеть на пиру. И ты, Олег Иванович, будь моим гостем, – князь поклонился разом всем троим.

Приглашенные склонились в ответ.

«Пир – это круто! – подумал Горчаков. – Блин, как хочется посетить это мероприятие! Со знатью коломенской познакомиться. А там же, египетская сила, еще и дамы будут!» Неждан уже успел сообщить приятелю, что девушки коломенские красотою славятся.

«Нет, нельзя, – вздохнул Олег, – сперва долг воинский. Все остальное, как в той песне поется: «Ну а девушки? А девушки – потом!», по возможности, так сказать. Да и какой, к чертям, пир! Вот где сейчас монголы? Никто этого, блин, не знает! Выставили на Оке в пяти километрах от лагеря передовое охранение. Воины, что в нем находятся, еще километров на пять реку видят. Итого десять. А что дальше делается, никто понятия не имеет. Есть некоторая надежда на беженцев. Берега Оки заселены густо, может, кто и прибежит в лагерь, когда монголы близко покажутся. Нет, так воевать нельзя!» – решил Горчаков.

О том, сколько у монголо-татар войска, князья и воевода у Олега уже спрашивали. А что он мог им ответить, если численность Батыевой армии и ученые-историки двадцать первого века не знали? Сказал, что может быть от шестидесяти до ста сорока тысяч. Ни в первую, ни во вторую цифру собеседники не поверили.

– Ежели я обедню пропущу, то бог меня простит, – произнес Горчаков, ни к кому конкретно не обращаясь, – а вот простит ли он церкви сожженные и гибель христиан? Пир – это, конечно, хорошо. Но можно ли спокойно пировать, не ведая, как далеко татары? Кто может обещать, что враги не устроят нам после пира горькое похмелье? Передайте под мою руку полсотни дружинников! Я с ними поскачу по Оке и разведаю, где ныне татары. Заодно захвачу пленника и узнаю, сколько у них войска.

– А ты что, Олег Иванович, по-татарски разумеешь? – спросил Всеволод.

– Татарского языка я не ведаю, но я монгола так допрошу, что он у меня по-русски заговорит! – ответил Горчаков, дерзко сверкнув серо-зелеными, словно у лешего, глазами.

Глава 11

Лошади мчались галопом, десятки подкованных копыт глухо били в присыпанный снегом лед. Слитный топот разносился над широкой рекой и гулким эхом отражался от стены дремучего леса.

Приняв в себя Москву-реку, Ока разливалась за Коломной почти на полкилометра. Отряд разведчиков держался левого берега, чтобы издали сливаться с темной полосой прибрежных зарослей.

Упираясь носками в стремена, Олег слегка приподнимался и опускался в седле, покачиваясь вперед-назад в такт движений своего коня. Слева проносились серые росчерки засыпанных снегом деревьев. Справа и впереди резала глаза белизной широченная лента замерзшей реки.

Хоть и с трудом, но Горчакову все же удалось выпросить у князей воинов для дальней разведки. Тридцать «детских» выделил Всеволод. Детских – в смысле не пацанов, а дружинников младшего ранга. Да Роман дал двадцать «отроков». Учитывая особенности противника, Олег непременно хотел иметь в своей маленькой дружине хороших лучников. Поэтому он бросил клич среди новгородцев и набрал три десятка добровольцев. Коней для них дал из своих табунов коломенский князь. Неждан тоже напросился в разведку и теперь, слегка приотстав, скакал рядом с приятелем.

Горчаков был отличным наездником и неплохо разбирался в лошадях, почувствовав, что конь начал уставать, он слегка сжал ногами бока скакуна и плавно натянул повод. Вороной жеребец с белыми до бабок ногами и «звездочкой» на лбу сбросил темп и перешел на шаг.

Отряд выехал из Коломны сразу после обедни. За половину дня, двигаясь то галопом, то шагом, они прошли около тридцати километров. Олег оглянулся через плечо, там багровый солнечный диск уже почти касался края заснеженной равнины. «Движемся по графику», – подумал Горчаков.

Перед тем как выступить в поход, он устроил военный совет в гриднице княжеского дворца и с помощью знающих местность дружинников набросал карту-схему населенных пунктов на Оке с указанием примерных расстояний. Согласно этой карте километра через три должны были показаться село и усадьба коломенского боярина Федора Ивановича, там Олег запланировал ночевку.

Берега реки были заселены густо, но неравномерно. Деревни здесь стояли то в двух-трех верстах одна от другой, то практически рядом. Правда, все они были маленькими: пять-десять дворов.

Одна такая деревенька как раз показалась впереди. На небольшой возвышенности, чтобы не подтопило весенним половодьем, без всякого плана, как придется, были разбросаны шесть изб, окруженные конюшнями, хлевами, птичниками, овинами и еще какими-то сарайчиками и загородками непонятного Горчакову назначения. Дальше от берега вдоль леса тянулись полосы распаханной земли.

– А что это там у них за собрание? – заинтересовался Олег.

Наверное, все жители этой деревни столпились в кучу у крайнего двора. Чем они там занимались, Горчаков не мог понять из-за дальности расстояния.

– Ладно, сейчас глянем, что там стряслось, – пробормотал он себе под нос.

Олег вскинул правую руку с раскрытой ладонью, а потом вытянул в сторону деревни. На языке здешних военных это означало «вперед галопом, марш, марш!». Сам Горчаков тоже дал шпоры коню, жеребец фыркнул и помчался по льду, морозный воздух ожег Олегу лицо.

Резвый конь пролетел две с половиной сотни метров меньше чем за минуту.

– Твою мать! – выдохнул Горчаков, осаживая жеребца перед собравшимися в круг крестьянами.

В центре круга стояли два молодых парня, почти подростки, и двое мужчин постарше. Насколько старше, сразу и не понять: лица обоих были залиты застывшей на морозе кровью, бороды слиплись багровыми сосульками. Вместо глаз у мужчин зияли страшные багровые провалы. Носы и уши были отрезаны.