Михаил Ахманов - Океаны Айдена Страница 24

Перед ним возникла скала с темным зевом пещеры, и он ринулся вниз по мрачному сырому коридору. Он снова был в главном подземелье Ай-Рита. Тускло светили лишайники на потолке, черным зеркалом застыло озеро, у стены белели штабеля бревен. Над котлом вздымался парок, жидкость бурлила, лопались пузыри, на поверхность всплывала то лишенная ногтей рука, то чья-то голова, то разваренные кишки. Рядом стоял Бур с копьем в заросшей рыжей шерстью лапе и, оскалясь, кивал, подзывая Одинцова к себе.

«Ты вернулся, — произнес он на правильном айденском. — Я знал, что ты вернешься, Од. Тут подарок для тебя. — Бур начал мешать древком в котле. — Один толстый! Ты — этот толстый — хорошо!» Он что-то подцепил и принялся выволакивать на поверхность. Одинцов, замирая в ужасе, глядел вниз. Длинные черные волосы, хрупкие плечи, маленькие груди… Перед ним была Найла! Голова ее, неестественно вывернутая, клонилась вперед, словно девушке перебили позвоночник ударом каменного топора, из-под полуоткрытых век темные застывшие зрачки с укором смотрели на Одинцова.

Он взревел и яростным ударом сшиб Бура прямо в котел. Рыжий троглодит с плеском погрузился в кипящую воду, ушел на дно и вдруг, ухмыляясь, вынырнул снова. В его волосатых лапах покачивалось тело Найлы. «Твой толстый! — торжествующе прохрипел он, рванув мертвую голову за волосы. — Твой! Твой!» С глазами, налившимися кровью, Одинцов прыгнул в котел с одним желанием — растерзать, впиться зубами в толстую шею трога…

Прохладная ладошка легла на его лоб, возвращая в реальность «Катрейи», безбрежности океанских вод и неба, уже начинавшего темнеть. Найла склонилась над ним, пряди темных волос падали Одинцову на лицо, щекотали шею. Он порывисто прижал девушку к себе, шепча: «Жива! Жива!» — и даже не замечая, что сейчас на ней нет даже привычной коротенькой туники. Найла удивленно взглянула на него и, поглаживая мускулистое плечо, смущенно пробормотала:

— Ты кричал… Приснилось что-то плохое?

— Все уже прошло, малышка. — Одинцов улыбнулся и начал ласкать губами розовый сосок. — Ты хочешь меня успокоить? — спросил он, на миг прервав это занятие.

— Замолчи! — Изогнувшись, Найла легонько шлепнула его по губам и подставила другой сосок, такой же розовый и жаждущий ласки. Его руки раздвинули бедра девушки, пальцы нежно коснулись гладкой кожи ягодиц, ощущая сладостное напряжение мышц.

Найла коротко застонала, свела колени, будто пытаясь защититься, но Одинцов внезапно понял, что девушка тоже сгорает от желания, и перевернул ее на спину. Найла опять вскрикнула, потом замерла, словно прислушиваясь к новым ощущениям, ноги ее поднялись, обхватив Одинцова, дыхание стало частым, прерывистым. Вдруг она подалась ему навстречу, безошибочно подстроившись к ритму его движений. Прижав губы к маленькому ушку, Одинцов, сгорая от страсти, прошептал:

— Катрейя… моя Катрейя!

Глава 8

Погоня

Прошло двенадцать дней. Зеленый Поток нес каравеллу в восточной части Кинтанского океана, разделенного экватором и двумя полосами саргассов на южную и северную части. Скорость течения стала замедляться. Однажды утром Одинцов, бросив за борт самодельный лаг — веревку с завязанными через каждый метр узлами, — отсчитал время по ударам собственного пульса и погрузился в размышления. Потом позвал Найлу:

— Малышка, мы плывем уже не так быстро. И мне кажется, что большую «Катрейю» теперь несет на северо-восток.

Большой катрейей звалась теперь каравелла — покачивающийся под их ногами, изукрашенный резьбой корабль, маленькой — живой, теплой и нежной — была сама Найла.

Девушка повернулась к Одинцову — глаза сияют, на щеках круглятся ямочки, на губах улыбка. Казалось, ей все равно, куда и сколько плыть, лишь бы не расставаться со своим возлюбленным. Их медовый месяц был в самом разгаре и развивался по классическим канонам: одни на роскошном корабле и в тропиках. Правда, Одинцов уже дважды мыл палубу, но маленькая катрейя щедро благодарила его за труд.

Он посмотрел на восходящее солнце. Оранжевое светило поднималось теперь справа от бугшприта, значит, Поток — и судно вместе с ним — поворачивал к северу. Скорость течения, по его подсчетам, упала с тридцати до двадцати пяти узлов, воды Зеленого Потока, разогнавшись в гигантской трубе между центральным и южным континентами, затормаживали свой бег в необъятных просторах Кинтанского океана.

— Ты что-нибудь слышала об этих местах? — спросил Одинцов Найлу, сидевшую у его ног. Они находились на баке, позади мощной драконьей шеи, возносившей к солнцу катрейю, розовую калитанскую наяду. Найла была такой же розово-смуглой и прелестной.

Девушка кивнула черноволосой головкой.

— Да. Но только слухи, сказки, песни. Калитанцы не плавают в этих водах. В сущности, мы знаем только свое море… мы ведь отрезаны от океана полосой водорослей. — Она задумчиво водила ноготком по палубе, словно рисуя невидимые линии морской карты: с запада — Ксам, на севере — Перешеек, северо-восток и восток — побережье Кинтана, с юга — непреодолимый барьер саргассов.

Одинцов присел рядом и обнял ее за плечи.

— Что же ты слышала, девочка?

— Сайлорцы плавали далеко на восход. Там цепь островов, они замыкают океан с востока… Наверно, со дна поднимается горный хребет, и эти острова — его вершины. Их очень много, больших и малых, они тянутся полосой шириною почти в пятьсот тысяч локтей. Это целая страна, Эльс, от жарких краев до холодных вод… и за ней — другое море, еще один огромный океан. Но туда сайлорцы не прошли.

Одинцов припомнил карту на экране автопилота. Благодаря ей он мог добавить кое-что еще к словам девушки. Островные гряды расходились от экватора симметричными дугами к северу и к югу, значит, подводный хребет, о котором говорила Найла, шел в меридиональном направлении от полюса до полюса. Вероятно, то была чудовищная стена, уравновесившая все континенты восточного полушария и разделявшая Кинтанский и Западный океаны.

— Все, что ты слышала, похоже на правду, — сказал он девушке. — Можешь взглянуть на карту в моей лодке — там, слева, на самом краю, помечены эти острова.

— Да, я видела. Только твоя карта крохотная… острова, как точки… ничего не поймешь.

Это было верно. Монитор в кабине флаера имел размеры с ладонь и, кроме факта существования островов, не мог подсказать ничего. Одинцов не сомневался, что на экран можно вывести изображение любой области планеты в крупном масштабе, но он не умел этого делать.

— Там, на твоей карте, весь наш мир, — задумчиво сказала Найла. — Значит, волшебники из Хайры побывали в каждой стране, во всех местах?

— Нет, — Одинцов покачал головой. — Просто эти люди или духи воздуха долго летали над миром и разглядывали его с высоты. Потом они составили карту.

Он твердо придерживался версии о хайритском происхождении своего загадочного аппарата. Что-то мешало ему рассказать девушке об истинной цели оборвавшегося над Зеленым Потоком полета: он даже старался пореже упоминать о таинственной южной земле, недостижимом айденском Эльдорадо.

Найла потерлась щекой о его обнаженное плечо.

— Видно, духи воздуха владели могущественной магией, — сказала она. — Что же они искали в твоей стране?

— Полагаю, место, где можно поселиться, и народ, который стал бы их почитать. Но у хайритов были свои воздушные божества — Семь Священных Ветров. Поэтому наши предки перебили пришельцев и завладели их богатствами… всем, до чего дотянулись их руки и разум.

— Разве духов можно убить, Эльс? — Найла подняла на него удивленный взгляд.

— Конечно. Тех, кто обладает плотью, — стальным клинком, бестелесных — забвением. Да, девочка, забвением можно прикончить любого бога!

Найла долго молчала, обдумывая эту мысль. Наконец она произнесла:

— Странные вы, хайриты… Бог — душа народа! Кто же станет убивать свою душу?

— Хайриты не странные, Найла. Народ как народ, — Одинцов говорил, нежно поглаживая блестящие черные локоны. — Это я странный хайрит… — Он глядел на море, туда, где оранжевый солнечный диск уже наполовину поднялся над горизонтом. — Ладно, не будем об этом. Хайриты почитают Семь Ветров и вовсе не хотят отрекаться от них. Но люди или духи, обитавшие прежде в наших степях, были для нас чужаками. Поэтому хайриты их уничтожили.

Лаская головку Найлы, прильнувшую к его плечу, Одинцов размышлял о том, что может произойти с могучим океанским течением, наткнувшимся на горный хребет. Наверно, оно обогнет его с севера и с юга. Значит, Зеленый Поток раздваивается? Это походило на правду, во всяком случае, становилось понятным, почему их корабль несет теперь к северо-востоку. Они оказались в северной ветви течения, вероятно, если бы «Катрейя» плыла на сотню километров южнее, судно повернуло на юго-восток, и он наконец очутился бы в Южном полушарии. Какое невезенье!