Кирилл Партыка - Эпицентр Страница 24

Несколько минут я сидел неподвижно, прислушиваясь к себе и пытаясь расшифровать словами полученный эмоциональный сигнал. Я вспомнил рассказ убитого комо-довца Жеки. «А потом они вдруг как завоют все вместе. Такой звук, что аж волосы дыбом… И отчетливо так слышно: убир-райтесь!»

Что ж, странная кошачья общность, возможно, именно так пыталась общаться с другими людьми, не похожими на меня. Стая, образующая не то коллективный интеллект, не то что-то вообще непонятное, могла в случае крайней необходимости прибегнуть к такому необычному вербальному способу. Но ей он был определенно чужд. Ей гораздо проще было установить связь со мной — безо всякого членораздельного коллективного мяуканья. Впрочем, мои умствования ничего не проясняли, и заниматься ими не имело смыла. Я закрыл глаза и представил, как сильно я тороплюсь в Крепость и как Кошки уступают мне дорогу.

Когда я поднял веки, мостовая была пуста. Хвостатые твари исчезли. Лишь где-то внутри у меня осталось послевкусие чужого вопроса, на который я так и не ответил.

Я тронул с места и, невольно поддавая газу, поехал к Работягам. Сквозь гул мотора до меня донеслась отдаленная стрельба.

ГЛАВА 13

На этот раз знакомый караул выгнал меня из джипа, обыскал его вдоль и поперек, забрал все оружие и лишь после этого позволил мне въехать в Крепость. Машину мне велели загнать на стоянку, а самого повели к Директору.

В Крепости царили напряжение и организованность. Никто не шлялся по улицам, не сидел на лавочках. Изредка в разных направлениях пробегали люди с какой-то явно военной ношей. Грохоча сапогами по асфальту, строем протрусил небольшой отряд бойцов в касках и бронежилетах. На крышах домов виднелись человеческие фигуры. В лучах рассвета оттуда постреливали отблесками оптические прицелы. На караульных вышках чернели силуэты крупнокалиберных пулеметов.

Крепость пребывала в полной боевой готовности.

В кабинете Директора не оказалось. Немолодая секретарша сообщила, что он с час уже на наблюдательном пункте. Я рявкнул на сопровождавшего меня юного бойца — какого черта?! Кто мне здесь не доверяет?! Секретарша кивнула, и боец остался в растерянности топтаться в приемной. Дорогу к наблюдательному пункту я знал прекрасно.

Стены комнат в квартире на верхнем этаже были снесены. Образовалось обширное помещение, из которого открывался широкий внешний обзор. У окон, впрочем, никто не топтался, хоть там и торчали на треногах несколько армейских оптических приборов. От стены к стене тянулись столы с компьютерами и мониторами видеонаблюдения. Сейчас они передавали изображения с камер на стенах Крепости. Над операторами нависали директорские заместители и штабисты. Кое-кто из замов, должно быть чтобы выглядеть соответственно ситуации, напялил поверх пиджака бронежилет и прицепил к поясу кобуру. Выглядело это довольно нелепо.

Из окон открывался обширный вид на городские кварталы. Сквозь приоткрытые рамы доносилась частая отдаленная пальба, иногда глухо хлопали взрывы гранат. Я прислушался. Звуки боя возникали то в одном, то в другом месте. Кажется, разборки и передел продолжались. Ближе к центру над домами стояли несколько черных столбов дыма.

Директор прохаживался вдоль рядов экранов, бросая на них пристальный взгляд. Все у них здесь было до ломоты в зубах серьезно и организованно… и как-то карикатурно. Но я чувствовал, что никто не боялся, и мне это нравилось.

Заметив меня, Директор призывно махнул рукой. Я подошел.

— Ты, Серега, как всегда, все знаешь наперед. У меня ночью в городе действовали три группы. Так я их вернул. А через полчаса началась заварушка. Отсюда много не разглядишь. Мы отправили разведчиков. Они докладывают, что собор сгорел к чертовой матери, кругом полно трупов. Схлестнулись Урки, Менты и Святоши. Ты не в курсе, из-за чего?

Я пожал плечами.

— Ладно, — махнул рукой Директор, — позже проясним. Информация противоречивая. Насколько нам известно, после боя возле собора муштаевская братва сцепилась с комодовской. Но потом они вроде договорились. И вместе пошли мочить Ментов. Оказалось, что не всех Святош перебили в храме. Какой-то их отряд маневрирует по улицам и палит в каждого встречного. Наверняка пострадали мирные жители.

Я усмехнулся.

— Мирные жители от центра держатся подальше, так что вряд ли… А что касается перестрелок, это скоро уляжется. Сейчас главная сила у Комода. Он всех и объединит. С отдельными группами несогласных они постепенно разберутся. Дело в другом. Не исключено, что окрепший Комод нанесет вам визит.

— Пусть наносит. Мы ему тоже кое-что нанесем. Так нанесем, что морда посинеет.

Я раздумывал, сообщить ли Директору о странных чужаках, толкущихся возле Комода? Но потом решил воздержаться: проницательный Директор мог заподозрить, что я не просто в курсе дела. Он мог подумать, что я — в деле! Незачем мне привлекать к себе лишнее внимание и вызывать подозрения. Работяги, конечно, меня отлично знают и подвоха не ждут. Обыск у ворот — простая формальность военного положения. Но мне ни к чему, чтобы кто-то как-то связывал со мной возникшую войну.

— Комод непременно явится с вами торговаться, — сказал я. — Рано или поздно.

Директор поморщился:

— Какая разница, сколько там банд — три, пять или одна? Одна даже лучше, меньше противоречий и неразберихи. А то мы своих людей по делам посылаем, а к ним то одни пристают, то другие. Трудно работать.

— Не исключено, что работать легче не станет.

— Ладно тебе, Сергей Николаевич, пессимизм разводить. Ты, я смотрю, ночь тоже не спал. Иди, помойся, позавтракай, кофе выпей, чтоб носом не клевать, и через час ко мне в кабинет. Я тебе говорил, что серьезное дело есть. Но ты вчера сильно торопился. — Директор вдруг быстро взглянул на меня. — А куда ты, собственно, торопился?

— У меня экспедиционный транспорт есть, горючее и всякие принадлежности. Да и товар кое-какой. Надо было позаботиться о сохранности.

— Хозяйственный ты у нас мужик, — протянул Директор. — Небось добра в свои тайники натащил побольше нашего. Ладно. Иди пока.

В свое удовольствие наполоскавшись в горячем душе, я отправился в столовую. У них здесь было не кафе, упаси боже, не бар, а именно столовая. Как в старые добрые времена на процветающем заводе: с рядами столиков в просторном зале, с блещущими никелем прилавками и горками разносов на специальных столах, с мозаикой на стенах, изображающей сцены из жизни Работяг: главным образом ударный труд. Местные умельцы постарались — в соответствии со вкусами Директора.

В последние перед Чумой годы его настоящий завод давно и безнадежно лежал на боку. Петр Палыч мог, как многие, запустить руку в ставшие ничейными закрома и оборудовать собственный успешный бизнес. Но он был другой человек. Исключение из правил. Он матерно отзывался о «коммуняках, которые людям всю плешь проели». Но терпеть не мог и все последующие новые власти. А уж в обиходе предпочитал исключительно старые традиции, «когда о рабочем думали, а не под зад его к едреной матери!». Короче, в идеологических установках Директора разобраться было непросто. Одно я знал точно: «дерьмократию» он любил еще меньше «коммуняк». А «вертикаль власти» крыл вертикально, горизонтально и по диагонали в выражениях, богато почерпнутых у рабочего класса. Родись он где-нибудь «за бугром», в цивилизованных «капиталистических джунглях», в мире прирученного «волчьего чистогана», не проварись в отечественном дерьме всеобщей разрухи и сменившего ее «всеобщего процветания», из него вышел бы нормальный фабрикант, добропорядочный член консервативной партии. В сущности, он был добрый и смелый человек, дельный и решительный организатор. Только вот с политической мешаниной в его голове ничего не смогла поделать даже Чума.

Спиртное столовка подавала только в «банкетном зале», отделенном от общего стеклянной стеной, завешенной плотными драпировками. А туда, понятно, ход был лишь для избранных. Там же, в импортном автомате, варили отличный кофе.

Я мог бы впереться в банкетный зал, и меня бы оттуда не прогнали, учитывая общеизвестное директорское отношение к вольному Ездоку. Но я просто уселся за обычный столик и поманил маявшуюся от безделья раздатчицу Нинку, тридцатилетнюю бабенку, не утратившую своей привлекательности.

Она показала мне фигу: «Я тебе официантка, что ли?!» Но, покобенившись, все-таки подошла.

— Здравствуйте, Нина, — сказал я.

— Здравствуй, здравствуй, приблудный, — ответствовала она. — Привык в своем гадючнике, в «Арго» этом, чтоб тебе всякие ссыкухи на цырлах прислуживали. А тут тебе не рЫсторан! Сам бери разнос и в очередь.

— Дорогая Нина, — сказал я. — В «Арго» вы отродясь не бывали и про ссыкух на цырлах придумали сами. Там бармен такой есть, Макс. И несколько его подручных. Не то официанты, не то вышибалы… И вот, представьте, что человек после всякого безобразия попал в ваш уютный уголок. И увидел замечательную женщину в одиночестве за прилавком, где, кстати, никакой очереди нет. И ему очень захотелось, чтобы эта очаровательная, красивая женщина подошла и обласкала его вниманием. А уж он-то в долгу не останется.