Василий Сахаров - Солдат Страница 24

– Ха, Филин, но он же сам этот налог и ввел, когда военное положение объявлял.

– Ты думаешь, простой народ, это помнит? Нет, братан. Тем же крестьянам, например, это все равно, отменили налог, вот и хорошо. Кто отменил? Правильно, президент отменил, а вера в «доброго царя» наверху, она в нас неистребима.

– Это получается, что у нас теперь диктатура?

– Она самая, – согласился Филин.

– Лично я, совсем не против. Симаков глава государства нормальный, за нас, за гвардию, всегда горой стоял, так же как и мы за него, а царьки эти региональные, всех уже достали дальше некуда, пора их уже и придавить. Вон, я ветеранов наших послушал, как при прежних правителях было, так ничего хорошего, то продовольствие порченое пришлют, то выплату жалованья задержат, то кого-то из бойцов в темном переулке пристукнут. Теперь же, другое дело, все в срок поставляется и по высшему разряду, да и развертывание батальонов в бригады, дорогого стоит. Нет, как бы там ни было, а я за Симакова.

– Я тоже, – Филин со мной не спорил, – понятно же, что лучше Симаков наверху, чем какая-то тряпка половая, которая как флюгер под ветром, каждый день мнение меняет.

Прерывая наш разговор, появились дневальные с обедом. После трапезы, пришел черед докторов, которые ходят по палатке, и осматривают нас, своих пациентов.

Со мной все понятно, контузия, многочисленные ушибы и пара побитых ребер. По большому счету, я уже готов к тому, чтобы в родную роту вернуться, ничего не болит, гематомы с лица сошли, и только ребра иногда ноют. Другое дело, мой комод, у него что-то серьезное и каждый день его для более серьезного осмотра в другую палатку вызывают. Сейчас бы поспать, но надо сержанта дождаться, узнать, что у него и как.

Потянувшись всем телом, задумался. Какое все же приятное это состояние – покой. Никуда не надо торопиться, спешить или чего-то остерегаться. Валяюсь без всяких тревог на чистой койке, а вокруг меня, тудым-сюдым, бедрами покачивая, симпатичные медсестры по своим делам бегают. Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо, особенно когда знаешь, что раны твои не тяжелые и, вскоре, ты снова будешь бегать по полям как молоденький зайка по весне.

– Ирочка, золотце, – окликнул я одну из проходящих мимо медсестер, – будь добра, включи радио, а то речь президента только дали и тишина.

Стройная кареглазая девица восемнадцати лет, остановилась, с укоризной в глазах, посмотрела на меня и ответила:

– Саш, ты ведь не первый день у нас, знаешь прекрасно, что радиоточка в госпитале только по расписанию включается.

– Знаю, – улыбнулся я, – но не в радио дело. Просто с тобой парой слов перекинуться хотел, голосок твой добрый и ласковый услышать. Может быть, пригласишь защитника родины в гости, на вечернюю чашку чая? Чисто по случаю славной победы, разумеется.

– Нельзя тебе, – она запнулась, – чай по вечерам пить. Доктор сказал, что тебе покой требуется, – девушка грамотно изобразила смущение, и щеки ее украсилась легким румянцем.

– Да какой покой, красавица? Контузия, переутомление и ребро побитое, это ведь не страшно, – попытался я продолжить разговор. – Я уже полностью здоров и готов к чаепитию.

– Нет, – усмехнувшись, отрезала медсестра и, одарив меня на прощание озорной улыбкой, умчалась по проходу между койками на выход.

Ничего, все одно, к вечеру я ее уболтаю и вечернее чаепитие, переходящее в утреннее, вполне может состояться, ведь вижу, что я ей понравился, вон как, глазками стреляет. Опять же ухажеров за ней не бегает, я таких за неделю своего пребывания в бригадном госпитале не наблюдал, а тепла девушке хочется. Впрочем, как и любому живому человеку без отклонений в башке.

В палатку вернулся Филин и, что плохо, от него несло запахом табака. Курил мой комод только тогда, когда сильно нервничал и, судя по этому признаку, дела его были не очень хороши.

– Что врачи сказали? – обратился я к нему.

– Ничего хорошего, Мечник, – он прилег на кровать, и та жалобно скрипнула, – но и ничего особо страшного. Говорят, что негоден я теперь к службе. Что-то мне эти дикари во время драки пережали, и теперь какой-то нерв на руке усыхает. Восстановить меня врачи не смогут, а значит, все, кончился сержант гвардейского спецназа Филин, и появился на свет вольный фермер Егор Черносвит.

– Домой поедешь?

– Да, здесь оставаться, никакого смысла нет. Пять лет, я выслужил честно, денежка в банке имеется, пора домой возвращаться. Отстрою домишко, женюсь, заведу хозяйство и буду жить как все обыватели. Тем более, что давно хотел фермерством заняться.

– Что выращивать будешь?

– Овощи, фрукты, картофель, капусту, и прочие баклажаны-кабачки.

– А ты сам откуда?

– Поселок Гвардейский, – усмехнулся сержант и тут же спросил: – Что, не слыхал о таком?

– Нет, а где это?

– Недалеко от развалин станицы Динской, под Краснодаром. В свое время правительство там землю для отставников из гвардии выделяло, кое-кто остался, а среди них и батя мой.

– Так ты, получается, потомственный гвардеец?

– Ага, третье поколение.

Кивнув на выход из палатки, я спросил:

– Что там, в курилке, слыхать чего? Что «солдатский телеграф» вещает?

– Нормально, орду наши войска разгромили в пух и прах, никого не оставили, а Сальская группировка «беспределов» развернулась и обратно к Волге пошла. Через неделю-другую, две наших роты, что под Мокрым Батаем геройствовали, в расположение вернутся.

– Что про потери говорят?

– Потерь много, Мечник, очень много. Под самый конец сражения, «беспределы» собрали всех своих собак боевых, обвязали их бутылками с зажигательной смесью, и ночью на наши позиции послали. Эти твари врывались в окопы, и первым делом в блиндажи лезли.

– Не понял, а как же они самоджигались?

– Смесь горючая, как парни говорят, двухкомпонентная, собака понимает, что достигла цели, бьется об металл, две-три бутылки вдребезги, и происходит возгорание. Слух ходит, что даже пару БТРов так твари спалили.

– Не хило, повоевали.

– А то, это же «беспределы», и чего от них ожидать, никогда не угадаешь.

– Из наших командиров, видел кого?

– Черепанова и Еременко-младшего, возле офицерской палатки сидят, врачихам байки про свое геройство рассказывают.

– А комбат?

– Майор, как говорят, уже третий день в расположении батальона, в Кисляковской. Наверняка, новобранцев по полигону гоняет до потери пульса.

– Это да, он такой, только дай кого-нибудь потренировать, – согласился я.

Разговаривать было больше не о чем, все уже обговорено не по одному разу, и я заснул. Однако уже через час меня подняли доктора и велели в срочном порядке освободить койку.

В непонятках, что к чему, собрал свои вещи, скинул пижамку, переоделся в родной выстиранный камок и вышел из палатки. На каменной площадке перед длинными палатками с красными крестами, где мы обитали, стояли десять автомашин полные израненных и покалеченных солдат. Ого, вот и он, результат нашей грандиозной победы над ордой, про которую Симаков только пару часов назад рассказывал. Видимо, в полевом госпитале при экспедиционном корпусе, мест не хватило, вот всех и поволокли за тридевять земель.

– Сашка, – мимо меня пронеслась старшая медсестра Анастасия Павловна, – не стой, помоги раненых разгрузить.

Сказано – сделано, бросил рюкзак и сразу же включился в работу. Силенки у меня уже есть, окреп за недельку, руки и ноги на месте, так что надо помогать докторам и медбратьям. Вдвоем еще с одним бойцом, кажется из разведки парень, подскочили к ближайшей автомашине, откинули борт и приступили к извлечению раненых солдат. Наша с разведосом задача проста, принимать снизу носилки, осторожно класть на них человека, что с краю лежит, и передавать их обратно. После этого уже работа медбратьев. Если человек не дышит, они его в покойницкую палатку тянут, а если бредит или матом ругается, тогда в смотровую. Так, разгрузили одну машину, перебрались в другую, пока здесь управились, с остальными и без нас разобрались, легкораненых бойцов в санчасти хватало.

– Саня, – протянул я разведчику руку, – позывной Мечник.

– Жека, – представился он, – позывной Орлик.

– Будем знакомы.

– Блин, – протянул Жека, разглядывая окровавленные борта автомашин. – Сколько здесь людей, как думаешь?

– В каждой машине человек по тридцать, их десять, итого получается триста. Вместимость полевого госпиталя, что находится при нашем корпусе под Мокрым Батаем, если врачам верить, триста пятьдесят койко-мест. Вот и считай, Орлик, одних только раненых как минимум семьсот бойцов, и это без убитых.

– Да-а-а. Интересно, а нас теперь куда?

– Скорее всего, в расположение подразделений.

До вечера мы проболтались в госпитале, и только когда я увидел своего командира, идущего рядом с Еременко-младшим, появилась хоть какая-то определенность.