Плоды проклятого древа (СИ) - "Demonheart" Страница 24

— И так, джентльмены… — дилер выдержал драматическую паузу. — Флоп!

Он перемешал колоду и одну за другой выложил в центре стола три карты.

Четверка пик. Пятерка бубен. Туз пик.

Эммм… ладно. Я не получил с флопа ничего. Первый-слева — тоже. Зато блефовавший Второй-слева внезапно получил хорошую пару на тузах. Дилер… дилер уже почти наверняка проиграл. Лучшее, на что он может рассчитывать — пара на королях. Малый блайнд тоже в пролете, но его шансы на две пары значительно возросли. Зато большой блайнд получил две пары, и у него самая сильная рука — но на этом все, флеша ему скорее всего не видать. Зато в колоде еще две пятерки и две четверки, он легко может усилиться до фул хауса.

Но…

Но в колоде осталось также две шестерки и четыре семерки. Моя пара может превратиться в стрит. Так почему бы и нет?

— Повышаю, — сказал малый блайнд и докинул в банк пятнадцать долларов к тем пяти, что он поставил в самом начале. Его так воодушевил туз, подаривший шанс на стрит? Или устал и стал невнимательным?

— Уравниваю, — большой блайнд решил не рисковать и подождать следующих карт. Он положил в банк десятку.

Настал мой черед, и я поддержал ставку.

— Повышаю, — сказал Первый-слева и докинул от себя пятнадцать. Он не знает чужих карт, но рассчитывает не еще одну шестерку в общих, чтобы получить трипл.

— Повышаю, — блефующий Второй-слева положил в банк сразу двадцатку.

Дилер просто бросил карты. Он немного потерял на откровенно паршивой руке, и мог бы продолжить в следующей партии, но по-моему у него уже слипались глаза и все надоело.

Банк вырос до ста двадцати пяти, размер текущей ставки составил уже двадцать пять баксов. Дилер опять перемешал колоду и положил семерку треф. Малый блайнд опять уравнял ставку, а большой повысил. Я ухмыльнулся под маской и в свой черед повысил ставку до сорока. Первый-слева сохранил ставку, второй — снова повысил. Кстати, он мог и выиграть. Если ривером, последней выложенной общей картой, будет двойка, он получит две пары, одна из которых будет на тузах.

Бородатый дилер принялся неспешно мешать колоду. Казалось бы, от этой карты не зависело ровным счетом ничего. Не важно, чем закончится партия — через несколько минут я должен был говорить уже с другими людьми и о намного больших, как я надеялся, суммах. И все же процесс меня почему-то увлек. Может от того, что моя сила не давала ощутимого преимущества, сохранялся азарт. Может от того, что покер для меня был неизведанной территорией, и мне понравился процесс анализа распределения карт и чужого поведения. А может, дело было именно в соревновательном элементе, в противостоянии, независимо от того, что стояло на кону. В конфликте.

На стол легла последняя карта, ривер.

Тройка червей. Ух. Не ожидал.

Так-так-так… это что получается? У меня трипл на тройках. У Первого-слева — пролет, всего лишь пара на шестерках. У Второго-слева как была пара на тузах, так и осталась. Малый блайнд проиграл вчистую, не собрав ничего. Большой блайнд остался с двумя парами.

Минуточку… так я что, выиграл получается? Нет. Еще нет. У меня сильнейшая комбинация, но это еще не все. Если я правильно понял, то надо притвориться, будто у тебя плохие карты, если они хорошие, и сохранить довольный вид, если они плохие. Как это сейчас делает Второй-слева.

Малый блайнд ожидаемо бросил карты.

Большой, после длительных раздумий, поднял ставку.

Так, как мне поступить? Я повысил ставку, когда выпала семерка треф в терне, но на флопе только уравнял. Не будь сейчас половина четвертого ночи, наверное, это бы стало четким сигналом для остальных. Другими словами, если я сейчас повышу ставку, то дам сигнал, что моя рука одинаково выгодна и с тройками, и с семерками в общих, причем преимущество это возникло уже после флопа. То есть я бы создал впечатление, что у меня стрит или что-то еще более сильное. Наверное.

— Чек, — сказал я вслух.

Первый-слева грозно зыркнул на меня, но тоже бросил карты. А вот Второй-слева уже ухмылялся во все зубы и громко объявил:

— Повышаю.

Он произнес это настолько уверенным тоном, что я на всякий случай снова проверил его карты. А также осмотрел весь объем пространства вокруг него и внутри него на предмет чего-то, похожего на карты — вдруг сейчас из рукава вытащит еще одного туза. Но нет. Блеф оставался блефом.

— Ладно, уравниваю, — сказал я, пожав плечами.

— Вскрываемся, — скучающим тоном объявил дилер и с хрустом зевнул.

— Да гребаные кейпы! — Второй-слева с яростью швырнул карты об стол. — Спорим, он своими телекинезом карты подтасовал!

— У меня нет силы телекинеза. А также ясновидения, телепатии и тому подобного, — ответил я и подгреб к себе выигранную кучу мелочи. Мелочь, а приятно. — Ты еще больше себя за ухо тереби, чтобы все точно увидели, что ты блефуешь.

— Ну, а по правде, ты точно первый раз карты в руки берешь? — уточнил дилер. Он проиграл всего пятнадцать долларов, а потому не злился.

— Ну, в детстве как-то пасьянсами баловался…

Двадцатки и десятки я утрамбовал в подсумок, более мелкие купюры и монеты просто оставил на столе. Я и выиграл их не вполне честно, и места уже не хватало. Второй-слева расстроено зевнул и проводил взглядом остальных имперцев, которые один за другим вышли из комнаты кто куда.

— Что, ты и правда отжарил Штурма и Славную Дырку? — спросил он хмуро.

— Было немного. Хотя будь там вместо Штурма Оружейник или Бесстрашный, я бы сейчас считал прутья на решетке камеры.

— И че, пробовал дырку Славной Дырки? — он осклабился.

Я промолчал, не зная толком, что тут ответить. Активируй я вторую личность, то точно не полез бы в карман за словом, но боюсь, бескровно бы дело не разрешилось.

— Славно, — сказал я, чтобы поддержать игру слов.

Видимо, эта шутка показалась Второму-слева, или как там его звали, смешной. Он согнулся вдвое и расхохотался, хлопнув себя по колену. Я поудобнее устроился на стуле, собрал со стола карты и принялся мешать карты. Я пытался повторить ловкие движения крупье, которые видел в каком-то фильме про шулеров. Фильм снимали на Земле Алеф, так что кепов там не было. У меня в голове вертелась неоформленная идея, какой-то неясный образ, предложенный моей силой, и через карты я пытался ухватить его.

— Карты в колоде. Комбинации, — бормотал я. — Одно свойство у каждой. Пятьдесят два свойства. Количество комбинаций… пятьдесят два в пятой степени? Не, меньше…

Я поднял глаза на Второго-слева… на Хэнка, вот, вспомнил как его зовут. У него на майке был изображен белоголовый орлан, расправивший крылья. Крылья… что общего между картами и крыльями? В моем воображении возник тот же орлан, но у которого крылья были покрыты картами.

— О, а это у тебя кола?

— Нет, это газовая граната… — пробормотал я рассеянно и снова сосредоточился на образе карточного орлана. Почему-то мне показалось, что карт на нем поместилось непозволительно мало. Может, добавить еще? Орлан тут же обзавелся двумя дополнительными парами крыльев.

«Триста процентов Америки», — подумал я и только сейчас заметил, что Хэнк не только взял гранату с «ноктюрном», но и зачем-то поднес ее к лицу.

— А что тут за…

— СТОЙ!!! — заорал я во весь голос, но было поздно.

Пожалуй, «ноктюрн» был лучшим моим изобретением, на текущий момент. Во всяком случае, свою функцию, повергать людей в бесконечную пучину кошмаров, он выполнял превосходно. Я бы сказал, слишком превосходно. Он провоцировал ложные импульсы в зрительных и слуховых нервах, вызывал колоссальный выбросов гормонов страха, в частности адреналина, и блокировал норадреналин. Превращал человека в вопящий и дрожащий, не способный на любые осмысленные действия комок плоти. Ненадолго, но после вчерашнего случая я пришел к выводу, что надо разбавить формулу.

А сейчас я осознал, что надо выкинуть эту дрянь подальше, и забыть о ней, как о страшном сне. Простите за каламбур.

Газовое облако моментально заполнило комнату, а буквально через полсекунды раздался визг. Я бы никогда не подумал, что взрослый парень, выше меня на полголовы и вдвое шире в плечах, способен так визжать. Такие звуки пришлись бы к лицу зайцу, с которого живьем сдирают шкуру, и они напугали меня больше, чем вынужденное противостояние лицом к лицу с «мини-Александрией». Потому что внутренняя личность не принимала на себя весь эмоциональный удар, и я со всей ясностью осознал, насколько отвратительную вещь создал. Никто не заслуживал испытать то, что переживал сейчас Хэнк, будь он хоть сто раз расистом, бандитом, преступником — да кем угодно! Никто.