Книга Ветра и Крови (СИ) - Котов Сергей Страница 24

И вот, Мойя возвращался. Повелитель торжествовал.

Это было видно по его лицу; по тому, как горели тёмно-карие миндалевидные глаза, подведённые чернилами, когда он вошёл в тронный зал.

Согласно местному протоколу, все охранники и чиновники, кроме самых приближённых Повелителю телохранителей, остались за пределами зала. Встреча формально являлась родственной: ведь Мойя был признан младшим сыном Повелителя.

Мы с Каем бесшумно выскользнули из своей ниши, чтобы подойти ближе и не пропустить ни слова из будущей беседы.

Мойя шёл медленно, опираясь на геологический щуп. Повелитель поднялся со своего ложа — насеста (которое лишь отдалённо напоминала трон европейских правителей) и направился пасынку навстречу.

Когда они сблизились, Повелитель развёл руки в стороны и, не сказав ни слова, заключил пасынка в объятия.

Мы с Каем не предупредили Мойю о нашем присутствии. Я просто решил перестраховаться: если бы вдруг Повелитель оказался настолько сильно обижен на пасынка, чтобы порешить его на месте, мы бы предотвратили трагедию. Однако разыгравшаяся перед нами сцена настолько не соответствовала моим представлениям о правителях прошлого, что, задумавшись об этом, я чуть не пропустил начало беседы.

— Я скучал, — сказал Повелитель, разомкнув объятия, — ты возмужал. Стал сильнее.

— Я тоже скучал, Повелитель, — ответил Мойя, — чтобы стать сильнее, надо научиться терпеть лишения.

— Верно, верно, — согласился монарх, широко улыбнувшись, — но любое лишение должно быть преодолено.

— Об этом я бы и желал поговорить, названый отец, — в языке, на котором они говорили и который я выучил благодаря Гайе, было отдельное слово, обозначающего приёмного ребёнка в знатной семье с правами, равными младшему сыну; и специальное слово, каким этот ребёнок должен был обращаться к главе этой семьи, так что «названный отец» — это не точный термин, но наиболее близкий.

— И я ждал твоего возвращения, — ответил Повелитель, — перерыв нам всем пошёл на пользу. Я думал о твоей просьбе. Советовался со жрецами, а те — просили богов даровать им мудрость. И мы нашли решение.

— Я счастлив узнать о твоём внимании, названый отец, — Мойя чуть опустил голову и прикрыл глаза; я уже знал, что среди местных это означает вежливое внимание.

— Это большой план, — продолжал Повелитель, — он рассчитан на несколько поколений. И его будут выполнять мои и твои наследники. Мы можем встретиться завтра на Большом Совете. Разговор будет долгим.

Мойя молчал, опираясь на щуп. Я затаил дыхание.

— Повелитель, мои скитания завершились, потому что мне был знак, — наконец, проговорил он.

— Высшие силы решили вмешаться? — Повелитель явно был удивлён и заинтригован, — какое же чудо удалось тебе лицезреть?

Я видел, как Мойя перевёл щуп в активный режим.

Правитель отпрянул; два немых телохранителя, из самых приближённых рванули вперёд, обнажая обсидиановые ножи.

— Ты видишь, названый отец, почему я не мог противиться зову? — голос Мойи торжествующе звенел.

Правитель побледнел так, что это было заметно даже несмотря на его густой загар.

— Это подлинное чудо, — произнёс он; удивительно, но его голос звучал твёрдо и достойно. Правитель сумел взять себя в руки и побороть первый шок, сделав знак стражниками, чтобы те не вмешивались, — она смертельно жалит?

— Я не проверял, Правитель, — ответил Мойя, — и я не хочу её использовать. Я только должен исполнить волю высших сил.

— И в чём же она заключается?

— Отпусти мой народ, — сказал Мойя.

Глава 4

Нет, Повелитель не ответил отказом. Даже наоборот: мне показалось, что он воспринял предложение Мойи с неким энтузиазмом. Возможно, для этого было разумное объяснение: государство лишалось некоторой части рабочей силы, но вместе с ней могло бескровно избавиться от постоянного источника нестабильности, потенциально угрожающего его целостности.

Однако всё оказалось не так просто. Удивительно, сколько внимания люди того времени уделяли экономическим отношениям. Несмотря на политическую волю высшего руководства страны, её немедленному исполнению мешали чисто прагматические причины.

Каждый раб был встроен в экономическую систему, имел определённую стоимость. И Кеметская казна физически «не тянула» возможность их выкупа сходу, в момент.

Поэтому, после долгих консультаций с Высшим Советом, сложных математических расчётов и созданию схем, чем-то напоминающих системы налоговой оптимизации крупных корпораций гораздо более позднего времени, была создана и согласована программа выкупа и освобождения.

Программа достаточно длительная, рассчитанная на два календарных года, поскольку была привязана к циклам урожая. Но в целом она соответствовала нашим планам, поэтому мы готовы были согласиться на неё.

И в тот момент, когда мы с экипажем челнока уже готовились к короткому прыжку в стазисе, произошло нечто, полностью разрушившее наши планы.

Случился Вулкан.

Челнок находился ближе к эпицентру, чем столица Кемета, поэтому удар вышел достаточно сильным.

Около полуночи, когда я уже собирался спать, распланировав все дела назавтра, челнок вдруг затрясло.

Я сразу подумал о землетрясении и рванул в кабину пилотов, чтобы стартовать немедленно, если вдруг появятся опасные трещины в скальном основании, на котором мы стояли.

По дороге я встретил Катю. Она, похоже, была снаружи, когда всё началось. По крайней мере, на ней был тёплый халат, который она обычно носила ночью на свежем воздухе.

— Землетрясение? — бросил я, почти не сбавляя ходу, — трещины будут?

— Нет, — Катя покачала головой и направилась вслед за мной.

Я забежал в кабину и активировал приборы наблюдения. Платформа, похоже, и правда выглядела стабильной. Но вот на горизонте, с южной стороны, медленно разгоралось кроваво-красное зарево.

— Это вулкан, — Катя вслед за мной вошла в кабину, — странно, что этого нет в твоей исторической памяти. Извержение довольно сильное, и эти районы населены.

— Я же не историк! Тем более по таким древностям!

Зарево становилось ярче с каждой минутой.

— Как далеко находится вулкан? — спросил я.

— Ближе, чем хотелось бы, — Катя вздохнула, — километров двадцать. Плохо. Был большой выброс газов, возможно, волна до нас докатится. К этому моменту она уже не сможет сжечь, но какое-то время снаружи нельзя будет дышать.

— Тут же пастбища недалеко! — воскликнул я, — сотни голов скота!

— Да, — кивнула Катя, — и я ничего не успею сделать.

— Плохо то как… слушай, а ты сама не чувствовала, что вот-вот бабахнет? — я не хотел задавать этот вопрос, но всё-таки не удержался.

— Чувствовала, конечно, — Катя пожала плечами, — но по расчётам до этого оставалась ещё пара сотен лет. Я не могу учесть все факторы, к сожалению. Весь микрорельеф. Это всегда игра случайностей, понимаешь? У меня нет ресурсов, чтобы покрыть мицелием каждый квадратный миллиметр потенциально опасных районов…

— Эй… — сказал я, — тебя никто ни в чём не обвиняет.

— Я знаю.

— У каждого есть предел возможностей!

— Я знаю.

Глава 5

Когда вмешиваешься в развитие какого-то народа, который находится вначале своего пути развития, самое сложное — это сохранить присутствие собственной свободной воли. Эту способность очень легко задавить. Чуть больше чудес, чем надо — и люди перестают надеяться на собственные силы. Можно, конечно, людей запугать, и тогда они будут делать всё, что необходимо. Но этот путь неизбежно ведёт к возникновению эгрегора, который прорывает все генетические и культурологические блоки.

Гайя поняла это давно, ещё во время патронажа первых сообществ, до войны с очередными захватчиками. И сейчас, обсуждая допустимость того или иного вмешательства, мы постоянно сверялись с этим опытом и её теоретическими выкладками.

У нас была теоретическая возможность спасти гораздо больше народа в Кемете. Радиопротекторы синтезировались достаточно просто, и Гайя могла их произвести в промышленном количестве. Проблема была в том, что их невозможно было распределить между всеми нуждающимися и соблюсти необходимые процедуры приёма. У нас просто не было достаточно разветвлённой сети внутри кеметского общества. А, чтобы её построить в ограниченные сроки — пришлось бы применить слишком много чудес.