Александр Ищук - Спецгруппа «Нечисть». Экспансия Страница 24

– Так, с правилами поединка всё более-менее понятно, – прогундел Коваль и потянулся за своим стаканом. Не донеся руку до него, он тихо скомандовал: – Начали.

В то же мгновение в лицо юнусовского полковника прилетела порция обварного кипятка – это привет от Марселя. Он ещё не успел закрыть лицо руками, как между его лбом и неполной бутылкой коньяка состоялась торжественная встреча, организованная мной. Он ещё не успел упасть, как его сбил с ног и откинул в угол палатки любимый «коньячный» стол Барона, направленный твердой рукой Коваля. Стол у Барона был знатный. Из настоящего дуба. На нем можно было и водку пьянствовать, и в шахматы с шашками играть. Поединок завершился за три секунды. И раздалось:

– Сбылась мечта идиота! – намёк Марси на использование кипятка при нападении.

– Низко пошел. К дождю, наверно, – мой комментарий «полёта» полковника.

– Учить он нас, мля, собрался, – бурчал Коваль, двигаясь к лежащему полковнику. – Чтобы нас чему-то учить, мозги, мля, нужно иметь. Мозги, – Леха нанес контрольный удар полкану в голову, – хитрость и диплом, сука, «Валгаллы»!

– Барон, сигарету дай, – позевывая, попросил Зимин.

– А ты её у Лешки попроси. Пачка, кажется, вместе со столом улетела, – Ивлев оглядывал окрестности в поисках потерянных сигарет. Не нашел и заворчал на Коваля: – Лёха, засранец, на кой ты стол-то кинул? Всё разлил, стаканы разбил, не дай бог, стол поцарапал…

– Для хорошего дела и стола не жалко, – улыбнулся Коваль, ставя стол на место.

Промолчали только Юнусов, ошалевше переводящий взгляд с Барона и Петровича на нас и обратно, неизвестный нам полковник, находящийся в глубокой отключке, и улыбающийся Загребин, над которым пролетел и кипяток, и бутылка, и стол. Коваль бросил на стол свою пачку сигарет и уселся на прежнее место.

– Загребин, – Петрович прикурил очередную сигарету и вытащил из-под своего стула новую бутылку конька, – возле входа ящик – там стаканы. А «розочку» свою можешь выкинуть.

Димка швырнул в сторону поверженного полковника кусок разбитой бутылки и достал стаканы. Барон разлил коньяк. Мы подняли стаканы.

– Значит, ребятушки, остаться решили, – улыбнулся он. – Добро. Уважили! А давайте, сынки, выпьем за нашего Мудрого Пескаря. Это ж сколько времени прошло, а его подготовка творит такие чудеса!

– За Карпа! – поддержал Петрович.

– За Шуровкина! – выдохнули мы, чокнулись и выпили. Барон отобрал у Зимина сигарету, затянулся, выдохнул дым в сторону Юнусова и обратился к нему:

– Согласись, Артурчик, если бы тогда, в Африке, с нами были эти парни, САСовцы не только отсосали бы у нас взахлеб, что они, в принципе, и сделали, но ещё и денег бы нам отсыпали, лишь бы мы свалили к соседям! Да очнись ты! Проиграл твой поединщик. Гони приказы и бери стакан!

– В Африке? – переспросил Юнусов, взяв стакан. Потом он вышел из оцепенения и уставился на Барона:

– Димка, скотина, ты же знал, что они так сработают?!

– Естественно!

– Но как?

– Что как? – не понял Барон.

– Как они согласовали свои действия? Не было ни условных сигналов, ни жестов. Команда Коваля только активировала механизм. Поэтому я и спрашиваю: как?!

– Артурчик, – усмехнулся Барон, наливая собеседнику коньяк, – у них одна школа. Точнее, один наставник! Ты обратил внимание, что Загребин тоже был готов к атаке? В них, – Ивлев обвел нас взглядом, – вбили один и тот же алгоритм боя. В сложившейся ситуации атака издалека, подручными предметами и до начала поединка – это единственно верное решение. К этому решению они, я подчеркну – все четверо, пришли одномоментно. Пришли, подготовились и атаковали.

– И кто у вас там такой умный? – Юнусов замахнул коньяк.

– У нас там такой умный полковник Шуровкин.

– Шуровкин, – протянул тот.

– Не надейся, – усмехнулся Барон, – он вольнонаёмный. Из кадров он ушел давно. Так что перетащить его к себе у тебя не получится!

– Поживём – увидим! Налей ещё!

Пока Барон разливал всем присутствующим, Юнусов вытащил из внутреннего кармана три бланка, судя по всему с приказами на нас, и отдал их Зимину. Петрович молча затолкал все приказы в свой карман.

– За победу! – озвучил тост Юнусов, выпил и направился к выходу.

– Алло, гараж, – тормознул его Петрович. – А убирать за собой кто будет? Ты, значит, тут нагадил, – Зимин показал на лежащего полкана, – и нам решил это оставить?! Мы так не договаривались!

Юнусов потоптался на месте, сплюнул и ответил:

– Насчет дерьма ты прав, Петрович. Но не генеральское это дело – дерьмо таскать. Очухается – сам уйдет.

– Какие генералы всё-таки чистоплюи, – философски протянул Барон, после того как Юнусов вышел, и заржал, увидав наши косые взгляды.

– Так, орлы, слушай мою команду, – Петрович снова стал самим собой, – завтра выходной всем. Можете даже отметить сегодняшний успех. А пока – спать. Всё, кыш отсюда. Да, и полкана с собой прихватите.

– А куда его? – поинтересовался Марся.

– Можете утопить, – подсказал Барон. – Юнусов его, один хрен, на фронт отправит. Как не оправдавшего высокого доверия партии и правительства!

– А кто он? – спросил Загребин.

– Старший инструктор по рукопашному бою. Теперь уже бывший… – громко заржал Зимин. К нему присоединился Ивлев. В смехе командиров чувствовалась лёгкая нервозность. Переживали-таки, старые негодяи.

– Тьфу ты, пакость какая, – пробормотал Леха, склонившись над телом юнусовского офицера. – Как пацана сопливого уделали. С нашим бы такое не прокатило, – вспомнил он Шуровкина. – Сами бы до сих пор лежали…

Полкана решили не топить. Подтащили к палаткам медиков, благо те стояли рядом, разбудили слуг Гиппократа и, под дружный мат врачей, вручили им бывшего инструктора по рукопашному бою.

Утром нас разбудил Зяма.

– Так, фашисты, скажите мне, за что вы так уработали ночного полкана? – Зяма бесцеремонно сбросил мои ноги с кровати и уселся.

– Что с ним? – высунув нос из-под одеяла, спросил Марся.

– Ожег лица, правый глаз обожжен, но не сильно. Множественные ушибы, как сзади, так и спереди, при этом в грудак ему прилетело чем-то тяжелым и плоским. Но не это самое страшное. У него тяжелое сотрясение мозга. Судя по отметинам на голове, ему чем-то кинули в голову, а потом добили лежачего. Вот я и спрашиваю: кто это такой и что он вам, садистам, сделал?

– Это жертвоприношение, – пробубнил я.

– Это что-то новое! Каким богам?!

– Двум местным божкам, – зевнул я в ответ.

– Барону и Петровичу? Это они приказали?! – удивился Борька.

– Блин, Зяма, чего ты пристал, как банный лист?

– Не понял? – начал наезжать Борька. – Вы, значит, уработали под списание какого-то офицера, подбросили его нам посреди ночи, а теперь – не приставать? Нам его дальше лечить или в госпиталь сплавить? И лечить ли вообще? Наши божки, как ты изволишь «выражовываться», могут завтра повелеть вообще его прикопать в лесу. Так стоит на него лекарства переводить?