Игорь Недозор - Новая Зона. Дикий Гон Страница 25

Пересекая почти целехонький внешне коттеджный поселок, Бур часто оборачивался, как будто чувствуя спиной взгляд, но позади никого не видел. Лишь глухие высокие ограды, за которыми таращились выбитые окна, ослепшие навсегда. Должно быть, если пошарить по домам, многое можно найти даже сейчас.

Хотя… Поселок далеко от Москвы, хозяева все добро скорее всего успели вывезти, а если и не успели, сгинув в катаклизме, то размародерили вояки и растащили беженцы.

Он терпеть не мог подобные почти замкнутые пространства. А отчего, объяснить не мог. Что‑то оставшееся от напрочь забытого прошлого. Уже сам не помнит почему, но смутное ощущение угрозы осталось. Вроде ж никто его никогда не наказывал, запирая в каком‑нибудь темном и пыльном чулане.

А может, все это ложная память, как говорил тот старикашка‑медик в госпитале? Ведь яд проклятой мутантной устрицы стер практически все воспоминания. Но сознание достраивает прошлое по оставшимся осколкам, и вскоре человек твердо уверен, что эта мешанина и есть настоящие воспоминания. А на самом деле, может, не было ничего?

Он прошел мимо изящного домика с колоннами и покосившейся вывеской «Администрация поселения Дарьино» – от него ощутимо несло сортиром, окна были выбиты, двери сорваны с петель.

Едва ли не самое убогое место во всем Внешнем кольце – приют сошедших с круга вечных неудачников, молча смирившихся с тем, что так и закончат тут свою карьеру. Другой частью обитателей была молодежь, не имеющая хорошего снаряжения, опыта и ума, чтобы примкнуть к старой надежной команде и не выпендриваться. Но селение это – ближайшее к лагерю «Гидры», и, когда ему захотелось прошвырнуться, Спрут отпустил его лишь сюда, правда, хоть машину дал.

Стихийное гнездо возвращающихся из рейдов сталкеров. Таких мест по всей Московской Зоне немало. Здешний бар, как он помнил, носил игривое имя «Белочка», отчего посещение его на языке народа Зоны именовалось «Поймать белочку». Вывеска заведения выглядела довольно забавно – белка в защитном комбинезоне обнимала бутылку ростом с нее. Обманчиво мирная обстановка, нетрезвое веселье, песни под караоке. Аромат жареного мяса, пряных восточных специй, рокот музыки…

Он открыл дверь в надежде прогнать из души мрачных призраков, навалившихся после жуткой гибели Сучка.

* * *

Маленькое, грязноватое питейное заведение, пропахшее соевым соусом, горелым маслом, как тайские дешевые харчевни, где он бывал, когда пахал матросом на греческом сухогрузе, ходившем на сингапурских линиях. Бур почему‑то любил такие места.

Бармен торчал за стойкой, как манекен, колонки оглашали низкое помещение новым хитом группы «Уральский шимпанзе»:

Я стану раком‑раком,

Я очень хочу стать раком‑раком

Как хорошо стать раком‑раком… –

пропитым баритоном мычал солист.

Не так уж много посетителей тут, в этом самом, пожалуй, глухом захолустье Московской Зоны. Три сталкера средней обтрепанности ели гуляш, запивая дорогим коньяком. За стойкой дремала телка перед ополовиненной кружкой пива. В углу за столиком уткнулся в смартфон турист‑иностранец в черном городском камуфляже.

– Helen, yes I’m calling from the Zone… Yes, from Mos‑cow… Speak louder‑not heard[1], – говорил он в мобильник. – Факеншит сфязь! – пожаловался, закончив, то ли Буру, то ли просто в пространство.

Ты тоже стаешь раком‑раком,

И она тоже станет раком‑раком,

Всякий не прочь стать раком‑раком…

Этой ночью я стану раком‑раком… –

подвывали бэк‑вокалистки.

А потом Бура кто‑то позвал. Он попытался сообразить, действительно ли слышит чей‑то голос или у него попросту началась шизофрения. Однако, судя по всему дальнейшему, таинственному собеседнику хватило и такого неуверенного согласия.

Заказанный им «Наполеон» слегка отдавал сивухой… В Твери небось или в Калуге в подвале разливали! Дымок над жаровней, где из местных аномалокарисов готовили темпуру, дрожал и извивался, как сияние в глубине «глобул» или «янтариков». Блаженство! Сталкер улыбнулся и выпил поддельного французского коньяка.

Желтоватый свет растекался в помещении жидкой кашицей. Слышно было, как шипит масло на ломтях громадных ископаемых креветок.

Занавес из запахов и звуков колыхался, отгораживая Бура от мира. Но он чувствовал, что сегодня что‑то обязательно должно случиться…

Бур вообще умел разбираться во многом, что творилось вокруг, не углубляясь в подробности, и это не имело никакого касательства к его уму или чутью. То, что едва не убило его, наделило кое‑какими способностями…

Вот и теперь он ощущал приближение чего‑то важного. Опять, значит, то, что с некоторых пор в нем поселилось, дает о себе знать. Что это было и откуда, он даже не пытался разобраться.

Мысли это  посылало ему воистину темные. Например, что если чуть‑чуть подрезать шланг акваланга… Даже не резать, а так, кольнуть… кончиком ножа или иголкой… и все! Внешне незаметно, но на глубине давление разорвет резину, и буль!.. Кранты брату‑аквасталкеру. И никто не догадается…

Если б у него кто‑то спросил, зачем это нужно, то Бур бы лишь пожал плечами, мол, просто подумалось, что будет весело, и беззаботно рассмеялся бы.

Или, например, он знал способ, как можно легко убить любого человека. Один старый зэк, бывший спецназовец, как‑то показал, как это можно сделать: проколоть грудную клетку в одном уязвимом месте – легкие сразу опадут, как лопнувшие воздушные шарики. Можно и себе проткнуть, если жизнь осточертеет, хоть даже щепкой, не очень даже и больно, как говорят. А можно и другому – и не разберут, кто и зачем…

Например, бабу Шквала, эту… Тамилу, блин! Почему именно ее? Ну, мало ли? Чего это такая роскошная баба – и не его… Сказать вслух о таких мыслях – ребята, чего доброго, утопят. Так он умный, он и не говорит.

Тут Бур обнаружил, что та телка оставила свое пиво и призывно на него смотрит. Он ощутил, что в его тело проникло нечто странное и непонятное – дрожь, волнение, неслышный звук? Уже через минуту сталкер сидел рядом с девушкой.

(Какая еще «телка»? Таких красоток еще поискать!)

Мужчина шептал какие‑то глупые слова, только что не растекаясь пред ней сахарным сиропом. Потом они танцевали под завывания старого музыкального центра.

(Ни с того ни с сего сталкер ощутил жжение в шрамах от укуса мутантной устрицы.)

Девушка обняла Бура за талию и зажмурилась, уткнувшись ему в плечо.

– На минутку выйдем на улицу, – прошептала она, направляясь к выходу.

Сталкер неторопливо пошел за ней.

* * *

Росистая трава щекотала лодыжки, руки переплетались. Когда он закрыл за собой дверь бара, незнакомка прижалась к нему обжигающе жарким телом, особенно жарким в прохладном полумраке, и поцеловала. Бур застыл, пронзенный внезапной острой болью, и она тоже отпрянула, в замешательстве рассматривая его.

– Ты не… – вдруг засмущавшись, справилась она. – Не против?

– Нет, – поспешил перебить Бур, забыв уже буквально обо всем. – Прости. Иди сюда.

Он осторожно, чуть ли не боязливо, обнял ее за плечи. На секунду ему почудилось, что вместо милого, хотя и несколько угловатого личика перед ним проявилось коричневое лицо зомби с отслоившимися кусками гнилой плоти и почерневшими оголенными зубами, торчащими из иссохших десен. Накатила тошнота, точно он проглотил какую‑то склизкую гадость и та пытается выбраться из желудка. Но это было лишь на миг.

Лицо ее было так близко…

Он легонько поддел ее подбородок, провел по нему пальцем. Его руки немного дрожали.

«Я, кажись, что‑то не то делаю!» – подумал он, обнимая ее за шею.

Девица стояла среди кривых стволов, и глаза ее мерцали шелковыми переливами, погружая сталкера в транс, в мечты о сексе с этой прекрасной незнакомкой.

– Твои глаза, они прямо, как… – тем не менее произнес он, путаясь в словах и прерывисто дыша ей в щеку. – Прямо как звезды…

Бур наклонился ближе. Ничего в голову больше не приходило, кроме этого заезженного и пошлого сравнения.

– Твои тоже ничего… – томно улыбнулась она. – Да и все остальное…

Она медленно провела рукой по его груди, словно ощупывая крепость мышц, опустилась ниже. Бур нервно сглотнул. Снова резкая боль шарахнула по язвам, оставшимся после встречи с проклятым моллюском. Предупреждение? Предостережение? Но от чего, зачем?

– По‑моему, нам не помешает освежиться. Ну, может быть, немного. Пойдем пройдемся.

Редкие тусклые фонари не столько освещали путь, сколько наполняли мертвые улицы поселка‑призрака причудливыми тенями. Легкий ветерок шелестел в зарослях молодой ольхи между домами с провалившимися крышами. Все это создавало призрачную, тревожную атмосферу, щекоча душу непонятным предчувствием.