Мари Лу - Легенда Страница 25

Потом я чувствую боль в левой ноге. Ничего хуже я не испытывал. Даже когда мне ранили колено, было не так больно. Меня бросает в холодный пот, а из глаз сыплются искры. Сейчас я все бы отдал за обезболивающее, или лед, чтобы приложить его к раненому бедру, или даже за пулю, которая избавит меня от дальнейших страданий. Тесс, ты нужна мне. Где же ты?

Но, осмелившись взглянуть вниз на ногу, я вижу, что она туго перевязана пропитанными кровью бинтами.

Один из солдат замечает мои движения и прикладывает руку к уху:

— Он очнулся, мэм.

Спустя несколько минут — из-за раны в ноге показавшихся часами — металлическая дверь распахивается и в камеру неспешно заходит женщина-командир, приказавшая убить мою мать. Она одета по всей форме, на плечах плащ, орден в виде трех стрел под лампами отливает серебром. Электричество. Я нахожусь в правительственном здании. Командир что-то тихо говорит солдатам по ту сторону двери, и та захлопывается. Женщина с улыбкой медленно подходит ко мне.

То ли от раны в ноге, то ли от встречи с командиром мой взор застилает красная дымка.

Женщина становится прямо напротив меня, склоняется и поднимает мою голову за подбородок.

— Мой дорогой мальчик, — говорит она, и в ее голосе слышится веселье, — я так обрадовалась, когда мне сказали, что ты очнулся. Я просто должна была прийти и взглянуть на тебя собственными глазами. А ты счастливчик. Врачи сказали, что у тебя нет чумы, несмотря на общение с больными отбросами, которых ты зовешь своей семьей.

Я вздрагиваю и плюю на командира. Одного этого движения достаточно, чтобы мою ногу пронзила обжигающая боль.

— Какой же ты красивый! — ядовито улыбается командир. — Как жаль, что ты избрал жизнь преступника. С таким лицом ты мог бы стать знаменитостью. Каждый год получал бы бесплатные прививки. Разве не здорово?

Не будь я связан, содрал бы кожу с ее лица.

— Где мои братья? — спрашиваю я. — Что вы сделали с Иденом?

Командир молчит. Лишь с улыбкой выпрямляется. Щелкает пальцами солдатам за спиной.

— Поверь, я бы с удовольствием осталась с тобой поболтать, но через несколько минут должна провести тренировку. Есть еще один человек, который хотел встретиться с тобой гораздо сильнее меня. Я позволю ей навестить тебя.

Не говоря больше ни слова, командир поворачивается, оставляя меня наедине со своей яростью.

Солдаты распахивают перед командиром дверь. И за ней я вижу кого-то еще, ниже ростом, с более хрупкой фигурой. Взмахнув черным плащом, она проходит в камеру. Спустя минуту я узнаю ее. В последнюю нашу встречу на ней были рваные брюки и старая рубашка с воротником. Ботинки нищенки, грязное лицо. Она выглядела совсем не так, как сейчас. Девчонка одета в чистую одежду, темные волосы затянуты в высокий блестящий хвост. На ней красивая униформа: золотистые аксельбанты, белые повязки и сияющие ордена в виде двух стрел на рукавах военного мундира, на плечах черный плащ с золотой оторочкой, окутывающий ее до самых пят. Аккуратный узел «Сопрано» удерживает его на плечах. Девчонка удивительно молодо выглядит, даже моложе, чем в нашу первую встречу. Почему Республика возвела девушку моего возраста в такой высокий ранг? Я смотрю на ее губы… губы, которые я целовал, теперь покрыты легким слоем блеска. В голову лезут нелепые мысли, и хочется рассмеяться. Не будь Девчонка повинна в смерти моей матери, не желай я убить ее, признал бы, что она сейчас выглядит потрясающе.

Должно быть, по выражению моего лица Девчонка догадалась, что я ее узнал.

— Наверное, наша очередная встреча тоже вызывает в вас дрожь. Я попросила перебинтовать вам ногу, считайте это актом величайшей доброты, — бросает она. Гнев в ее взгляде может сравниться лишь с моим. — Я хочу увидеть вашу казнь и не позволю вам умереть от инфекции.

— Спасибо. Ты очень добра.

Девчонка игнорирует мой сарказм.

— Итак. Значит, вы Дэй.

Я молчу.

Девчонка складывает руки на груди и смотрит на меня пронизывающим взглядом.

— Или я должна звать вас Дэниелом. Дэниел Элтан Уинг. Я выбила это имя из вашего брата Джона.

При упоминании имени Джона я подаюсь вперед и тут же жалею об этом: боль пронзает колено.

— Скажи, где мои братья. Ты должна мне сказать.

Выражение лица Девчонки не изменилось. Она даже глазом не моргнула.

— Это вас не касается. — Она делает несколько шагов.

Я отмечаю, что теперь Девчонка передвигается совсем не так, как в секторе Лейк. Здесь она шагает размеренно, с уверенностью, что выдает в ней принадлежность к республиканской элите. На улицах она скрывала это на удивление хорошо. Я злюсь еще больше.

— Вот как мы поступим, мистер Уинг. Я буду задавать вам вопросы, а вы на них отвечать. Начнем с легкого. Сколько вам лет?

Я скалю зубы.

— Зря я спас тебя в уличной драке. Нужно было позволить тебе сдохнуть.

Девчонка стоит с опущенной головой, потом достает с пояса пистолет и с размаху бьет им меня по лицу. На секунду я вижу лишь ослепительно-белый свет… рот заполняется вкусом крови. Я слышу щелчок и чувствую, как к голове приставили металл. Девчонка направляет в меня дуло пистолета.

— Ответ неправильный. Позвольте пояснить. Еще один неверный ответ — и вы услышите крики своего брата Джона даже отсюда. Второй неверный ответ — и вашего младшего брата Идена ожидает та же участь.

Джон и Иден. По крайней мере, они оба живы. А потом по глухому щелчку пистолета я понимаю, что он не заряжен. Странно. Очевидно, Девчонка собирается лишь бить им.

Она все еще целится мне в голову.

— А теперь отвечайте, сколько вам лет?

— Пятнадцать.

— Так-то лучше. — Девчонка немного опускает пистолет. — Время признаться кое в чем. Это вы пробрались в банк «Аркадия»?

— Да, — отвечаю я.

— Значит, это вы украли оттуда двадцать шесть тысяч пятьсот республиканских долларов?

— Все верно.

— Это вы два года назад разрушили здание Департамента Интра-Обороны и вынудили правительство отложить казнь четырех воров из сектора Уинтер?

— Да.

— Вы подожгли серию из десяти реактивных истребителей модели F-472 на авиационной базе в Бербанке, которые готовились вылететь к линии фронта?

— Я даже горжусь этим.

— Вы напали на кадета, что стоял на страже на границе зоны карантина в секторе Эльта?

— Я связал его и отнес еду нескольким семьям из зоны карантина. Убей меня за это.

Девчонка называет еще несколько преступлений, некоторые из которых я едва помню. Потом переходит к последнему:

— Это вы во время налета на Центральную больницу Лос-Анджелеса убили капитана? Вы ворвались на четвертый этаж и украли лекарства?

Я поднимаю голову:

— Капитан по имени Метиас?

Девчонка смотрит на меня холодно.

— Именно. Мой брат.

«Вот оно что. Поэтому она меня преследовала».

Я глубоко вздыхаю.

— Твой брат… Я не убивал его… не смог бы. В отличие от твоих ненормальных дружков с автоматами я не убиваю людей.

Девчонка не отвечает. Какое-то время мы смотрим друг на друга. Я начинаю испытывать легкое чувство вины и тут же закрываюсь от него. Странно. Я не должен сочувствовать республиканскому агенту.

Потом Девчонка снова возвращается к действиям и делает знак солдату у двери.

— Заключенный в камере номер шесть тысяч восемьсот двадцать два. Отрезать ему пальцы.

Я бросаюсь вперед, но наручники, прикованные к стулу, меня останавливают. Колено взрывается болью. Я не привык, что кто-то имеет надо мной так много власти.

— Да, это я ворвался в больницу! — кричу во весь голос. — Но я правда не убивал твоего брата. Признаю, я ранил его — да, — мне ведь нужно было сбежать, а он пытался остановить меня. Но я всего лишь ранил его ножом в плечо, и ничего больше. Пожалуйста… я отвечу на твои вопросы. Я ведь все тебе рассказал.

Девчонка снова переводит взгляд на меня:

— Всего лишь ранил в плечо? А ты ничего не напутал?

Ярость в глазах Девчонки настолько глубока, что застает меня врасплох. Я пытаюсь вспомнить ночь встречи с Метиасом… момент, когда он целился в меня из пистолета, а я метил в него ножом. Я сделал бросок… нож попал ему в плечо. Я уверен.

Уверен ли?

Спустя мгновение Девчонка отменяет свой приказ солдату.

— Согласно республиканской базе данных, — продолжает она, — ты погиб от оспы пять лет назад в одном из трудовых лагерей.

Я усмехаюсь. Трудовых лагерей. Либо девчонка верит в эту чушь, либо смеется надо мной. Всплывает старое воспоминание… игла, введенная мне в глаз, холод металлической каталки и огни операционной… но исчезает так же быстро, как появилось.

— Дэниел мертв, — отвечаю я. — Об этом маленьком мальчике я забыл уже давно.