Александр Гордиан - У черты Страница 25

— Какие планы он строит? — ехидно уточнил Скипидар.

— Взгляни-ка, Глеб!

Глеб уже и сам видел, как, трусливо пригибаясь, слепая собака крадется к управе, волоча за собой непонятный предмет. Вот она дошла до свободного от трупов пятачка и мотнула тяжелой башкой, выбрасывая из пасти…

У Глеба резко закололо в груди. Младенец?! Слух обострился, шум дождя и плач умирающих собак утонули в тишине.

— Мама! — сказал младенец неживым голосом. — Ма… ма…

На асфальте лежала разорванная кукла и звала маму. Залитый настоящей кровью игрушечный ребенок.

Грохнул над ухом выстрел. Тяжелая пуля швырнула собачье тело в воздух. Следующей пулей Инга разбила заевший синтезатор. Кукла замолчала и замолчали люди. Враг наглядно обозначил свои намерения. Действительно, не уйдет, пока не доберется.

— Тихо как, — шепотом сказала Леночка. — Будто и нет этого всего. Только дождь.

— Сейчас будет шумно, — процедил Глеб, разглядывая брошенный автобус. — Что встали, как… цветок на морозе? Марш по местам!

Металлический остов с выбитыми стеклами и разорванными шинами прятал за собой изрядное пространство, не простреливаемое Глебовым пулеметом. Собаки, только что суетившиеся по краям площади, уже собирались за автобусом. Стекались туда, как ручейки стекаются в реку, и вскоре их стало так много, что собачьи ряды начали выпирать из мертвой зоны как перестоявшее тесто.

— Опять пойдут в лоб? — удивилась девушка. — Третий раз уже!

— Дай карабин! Ну же!

Глеб, не дожидаясь ответа, выхватил у Инги «Тигра» и отщелкнул магазин. Вывалил патроны из коробки, выбрал несколько с черно-желтой маркировкой и зарядил.

— Сейчас я их…

Глеб нашел перекрестьем борт автобуса, нижний его срез и, придержав дыхание, выстрелил. Бронебойно-зажигательная пуля прошила бензобак насквозь, зацепив на излете слепого пса. Мутная струйка брызнула на землю, но не воспламенилась. Под истошный собачий визг Глеб загнал вслед первой еще одну пулю, и автобус полыхнул как свеча. Псы огненными шарами бросились врассыпную, началась паника. Горящие твари метались, пугая и разгоняя собранные для атаки ряды. Над воплями заживо сгорающих вознесся свирепый рык. Давешний псевдопес опять стоял на крыше и ревел на стаю. Теперь Глеб целился аккуратно. Монстр, казалось, смотрел прямо в глаза, и в его зрачках Глеб видел почти человеческую ненависть. Сталкер подвел маркер прицела к собачьей голове и…

— Дай! — Инга вырвала карабин. — Что за манеры, из рук выхватывать? Достаточно было попросить!

Рамзес закрыл глаза и досчитал до десяти.

— Приготовьтесь, — сказал он почти спокойно. — Сейчас пойдут. Участковый, покажи Лене, как набивать ленту.

Собаки пошли в атаку со всех сторон. Видимо, накапливались по огородам и за заборами и теперь десятками выпрыгивали и бежали с пугающим воем. Глеб взялся за пулемет, и весь мир для него сузился до перекрестья прицела и мелькающих перед стволом силуэтов. Теперь он стрелял короткими экономными очередями, не давая перегреваться стволу. Он целился, хотя можно было обойтись, каждая пуля находила жертву, и, как правило, не одну.

— Глеб, что они делают?! — закричала ему в ухо Инга. — Они же!..

Псы не стали штурмовать окна и не попытались вытащить псевдоплоть. Первая собака, добравшись до туши, запрыгнула на жирную холку, и тут же на нее, распластав по свиному загривку, стали прыгать другие, пытаясь с этого импровизированного трамплина достать чердачное окно. Инга отпрянула, дернулся назад Скипидар.

— Держать позицию! — заорал на них Глеб. — Меня прикрывайте!

Девушка вернулась, стреляя прямо в оскаленные пасти, а Глеб чертил и чертил пулеметными очередями по морю собачьих голов, пока перед стволом не стало пусто. Сверху на плечи оперся, почти упал потный Скипидар:

— Схлынули! Неужели еще пойдут?

Глеб с трудом разжал кулак и отпустил пулеметную рукоять. Пошевелил белыми, нечувствительными пальцами и поймал взгляд мышки Леночки. Девушка смотрела на него с выражением, давно Глебом забытым в нынешней жизни. Как самка может смотреть на самца, отстоявшего ее в бою: с покорным желанием пойти за ним на край света. Чувство больше похожее на страх, чем на любовь.

— Не расслабляться! — скомандовал Глеб, отводя взгляд. — Ничего еще не закончилось.

— Глеб, они больше не идут. Может, все?

— Нет, Витя, такого счастья не бывает.

— Скорее всего, они изменили маршрут, — встряла Инга. — Как и следовало ожидать.

— А ну вас к псам! Я жрать хочу!

Скипидар достал из темного угла пятилитровый термос и скрутил крышку. По чердаку, перебивая запах пороховой гари, потек сладкий дух настоящего украинского борща.

— Сам иди к псам! — не очень искренне возмутилась Инга.

Глеба, который еще утром не мог думать о еде без желудочного содрогания, сразил приступ нечеловеческого голода. И впрямь, процесс убиения будит множество инстинктов, первый из которых — потребить добытое.

— Витя, не смей есть… один.

— Да я что же? Я же говорю — присоединяйтесь! — засуетился Скипидар.

Сытный борщ разморил. Девушки заснули сразу же, укрывшись найденным на чердаке дырявым пледом. Глеб погнал Скипидара вниз, кормить бойцов, а сам боролся со сном у чердачного окна. Собаки появлялись часто, но небольшими стаями, и быстро исчезали в переулках и за заборами. Заваленная трупами площадь их, наконец-то, стала пугать.

Рамзес тоже чувствовал, что вокруг что-то изменилось. Пропала напряженность, жесткий обруч, стягивающий голову, незаметно рассосался, и стало легко и почти хорошо.

Глеб сидел, привалившись к покатой железной крыше, и откровенно любовался Ингиным сном. Лицо девушки разгладилось, губы сложились в слабую полуулыбку, и даже твердый подбородок, казалось, округлился. Да, симпатичная девушка могла бы быть. Зачем ей эта напряженная морщинка между глаз? Еще несколько лет, и она останется навсегда. Даже сон ее не прогонит.

Глеб вскочил и начал вымерять чердак шагами, стараясь задавить расслабляющие мысли. Зона и женщины сочетаются не больше, чем женщины и война. Ему ли не знать!

Закашляла рация, сквозь помехи пробился тревожный Скипидар.

— Сталкер, тут что-то непонятное.

Ну, собственно, и вот! Любовь любовью, а теперь по расписанию война.

Глеб подхватил оставленный прапорщиком АКМ и спрыгнул в чердачный люк. Здесь, над цокольным милицейским этажом, размещалась поселковая администрация. Стояла казенная мебель, двери серого цвета распахивались в унылые конторские помещения. Окна в каждой комнате забраны толстой решеткой, и этот фронт не вызывал у Глеба особого беспокойства. Даже самый удачливый пес не сможет в прыжке выдавить решетку, разве что…

Глеб почти дошел до лестницы и споткнулся, услышав за дверью посторонний звук. Словно уронили со стола что-то не очень тяжелое. Или, будем реалистами, прыгнули из окна, стараясь не шуметь. Глеб попятился, снимая с плеча автомат. Стукнуло и за другой дверью, совсем рядом. Недолго стояла мертвая тишина — Рамзес прислушивался до боли в ушах, а потом быстро-быстро зацокали коготки. В щель под дверью сунулась длинная морда с розовым шевелящимся пятаком, и Глеб выстрелил, не раздумывая.

Жах! Пуля выбила из двери длинную щепу и развалила крысиное тело на лоскуты. За дверью раздался торжествующий крик, напоминающий больше мяв небольшого, но опасного хищника, и в прореху сунулись уже несколько тварей. Заработали цепкими лапками и зубами.

— Болван! — похвалил себя Глеб и начал пятиться к чердачной лестнице, нащупывая рацию.

— Скидоренко, на этаже крысы!

— Глеб, их здесь навалом!

Рамзес лихорадочно соображал. Крысы, очевидно, пришли вслед за собаками. Что делать?! Их, крыс, сила в количестве. Стрелять из пушки по воробьям умнее, чем из пулемета по крысам.

— Витя, уходите оттуда немедленно!

Глеб понял, что думать поздно, когда увидел торопливый крысиный поток в конце коридора. Глебу ответили. Он услышал, как внизу грянули вразнобой автоматы, и сам начал стрелять, разбивая крысиные ряды. Крысы брызнули в стороны, но потом слаженно атаковали Глеба. Передовой эшелон подпирался с тыла девятым валом; Глеб даже в кошмарном сне представить не мог такого количества тварей. Он выпустил над полом длинную очередь. Пули, выбивая целые шеренги грызунов, с глухим стуком застревали в стенах, разбрасывали щепу и цементную пыль вперемешку с кровью.

Глеб побежал. Десять метров до металлической лестницы сдались ему за считанные мгновения, хоть за сборную выступай, но в крысиный поток вливались новые и новые подкрепления из комнат, двери которых оказались приоткрыты хотя бы на сантиметр. Последние шаги он делал, оскальзываясь на крысиных хвостах, ожидая, когда первые твари вопьются ему в ноги выше ботинок.