Андрей Ерпылев - Выход силой Страница 25

— Я без них буду, — ответил Игорь, не глядя ему в глаза.

— С ума сошел? Не дури! Поиграем ножичками, попры­гаем... Смотришь, и обойдется все. Публика сегодня уже сы­та кровянкой по горло.

— Ланиста считает иначе.

— Ну и черт с ним! Мы сами по себе!

Врал ему коварный старик или правду говорил об Алек­се? Притворится другом, усыпит бдительность, а потом... Неужели и про Ингу правда? Как зло он сегодня утром про­шелся по Игореву чувству... Правда.

Златовласый викинг с минуту буравил соперника свои­ми голубыми глазами, а потом выдохнул зло:

— Смотри, я предупреждал.

Алекс отошел в сторону и вдруг сорвал с головы и отки­нул в сторону шлем. Сверкнув в сторону Игоря глазом, он вонзил в доски пола топор, который, как оба они знали отлично, служил лишь для красоты, а для боя был слишком неуклюж и тяжел. Отстегнув ножны, он стряхнул их с клин­ка на пол, показав во всей красе меч, немногим уступающий Игоревой шпаге длиной, разве что шире на пару пальцев и с перекрестьем вместо гарды. Оружием этим тоже можно бы­ло, и колоть, и рубить. Противники были равны но воору­жению. Зал замер, чувствуя, что время показухи прошло. Начиналась настоящая игра.

Улыбнувшись, Алекс отсалютовал Игорю мечом, вски­нув тяжелый клинок легко, будто соломинку, и, не теряя времени даром, ринулся в атаку...

«Викинг» был тяжелое своего противника и старше его, по эти недостатки легко перекрывались его опытом: он убивал на арене людей и нелюдей вот уже несколько лет. Игорь в сравнении с ним был просто кутенком-несмышле­нышем.

— Как тебе вот это?! - Шпага с трудом отразила молни­еносный выпад: если бы удар пришелся чуть ближе к гарде, Игорь вряд ли удержал бы зазвеневший, будто огромный камертон, металлический штырь. — А вот это?!

— Терпимо! — Князев мазнул перед собой острием и рас­полосовал бы горло Алексу, не отшатнись тот в последнюю секунду.

Зрители не могли расслышать их разговор за звоном клинков, но сам темп боя, множество сменяющих друг дру­га финтов, завораживали не хуже мастерского танца. И под сводами Ристалища рос одобрительный ропот, временами перерастающий в овацию. Падкий до зрелищ больше, чем до хлеба, обыватель наслаждался.

Продолжаться так до бесконечности, конечно, не могло: яростный вихрь отточенной стали не мог не оставлять послед­ствий для податливой плоти, и тела обоих бойцов уже покры­вало множество порезов, не опасных, но так обильно кровото­чащих, что оба казались вымазанными красной краской.

Игорю приходилось куда труднее: крови он потерял уже столько, что временами чувствовал, как посыпанная песком арена уплывает у него из-под ног, а шпага с каждой минутой становится все тяжелее. Больше всего ему хотелось бы сей­час закрыть глаза и никогда не открывать их.

— Поддайся, дурачок, — пропыхтел «викинг». — Устал ведь. Я тебя чиркну сейчас для виду клинком по ребрам и — аут. Кровищи будет море, но заживет как на собаке. Зрите­ли такое любят. Поваляешься недельку и будешь, как но­венький.

Но в глазах противника уже не было ни капли прежнего добродушия. Он тяжело дышал, силы его тоже были не бес­конечны, а значит, надеяться на его снисхождение было глу­по: шанс покончить все одним ударом велик, а дружба... Дружба — понятие нематериальное, особенно в такой не­верной профессии, как гладиатор. И что, опять же, решит всемогущий зритель...

— Одно скажи... — легкие Князева раздувались шумно, как кузнечные меха. — Ты Ингу.. Ингу мою ты....

А сам смотрел ему не в грудь, не на руки, как надо во вре­мя поединка, а в глаза — вспыхнет там что-нибудь? Соврет? Взорвется?

Как иначе определить, солгал ли ему старик? Как по-друго­му решить, будет ли у этого боя другой исход, кроме смерти?

И тут, воспользовавшись Игоревой оплошностью, Алекс рубанул воздух и распорол Князеву левое плечо.

— Твою?! — осклабился «викинг». — Твою Ингу? Ты, ко­нечно, постоянный клиент, малыш, но шлюха тому принад­лежит, кто деньги платит! А мои деньги твоих не хуже! В той

же крови вымазаны!

У Игоря в глазах потемнело от ярости.

— У-бей! У-бей! У-бей! — взревели трибуны.

Ненасытному стаду все равно было, кто погибнет. Зверолюди хотели увидеть смерть, хотели агонии, выпущенных кишок, стынущего взгляда умирающего.

— Убе-е-е-ей!

Алекс вдруг словно обрел новые силы, тесня Игоря с уд­военной энергией. Так настоящие викинги, берсеркеры, впадая в священный транс, способны были сокрушить вдесятеро превосходившего их по числу противника. И сталь их не брала.

— Раскрою тебе сейчас череп, а на гонорар — твою по­дружку...

Князев извернулся и достал «викинга» клинком. Лезвие «шпаги» вспороло обнаженный бок, и из огромной раны под ликующий рев и визг толпы выхлестнула широким потоком алая кровь. Но «берсеркер», казалось, даже не обратил на ра­ну внимания. Еще два шага — и Игорь оказался бы зажат в угол, потерял бы свободу маневра и был бы обречен, но...

Кто-то из служек схалтурил, убирая с арены следы пре­дыдущего боя. Кое-как присыпанные песком, на земле оста­лись валяться куски панциря и кости порубленной Джон­сом твари — в луже Джонсовой крови. Алекс, не глядя, сделал шаг назад, ступил на кости и вдруг запнулся, подбросил руки в воздух, силясь удержать равновесие...

Игорь не успел понять, что произошло: он даже принял неловкое движение мечом, открывшее для удара беззащит­ный бок, за ловушку. Он готов был поклясться, что и не ду­мал воспользоваться оплошностью противника, что тот сам напоролся на метровую полосу стали...

— А-а-х!

В последующей за этим стогласым звуком мертвой ти­шине меч с тяжелым стуком выпал из обмякшей руки Алек­са. Он еще удерживался с минуту на ногах, не сводя удив­ленного взгляда с торчащего из груди клинка, а затем коле­ни его подогнулись...

— Убей! Убей! Добей его! — скандировал зал, в который раз за бой, поменявший предпочтения. — Прикончи!

Игорь ощущал, как по миллиметру, с мясным хрустом от­пускала металл плоть, как будто, слившись в смертельном единении, не желала расставаться с пронзившей ее сталью. И вдруг, пройдя какой-то рубеж, тело легко соскользнуло со шпаги и распростерлось на песке. Кровь толчками выплес­кивалась из небольшой ранки под левым соском гладиатора и расплывалась огромным лаково блестящим алым пятном по могучей груди.

Поверженный викинг еще был жив.

— Добей его! — бесновалась толпа. — Перережь ему глот­ку! Выпусти кишки!

Но юноша лишь молча смотрел, как смертельная блед­ность покрывает еще минуту назад румяное лицо, как заос­тряется оно на глазах, превращаясь в восковую маску.

— Добей! — дернул Игоря за рукав Ланиста, выскочив­ший откуда-то, как чертик из табакерки. — Слышишь? Ему уже не поможешь! Добей его, заверши бой!

Алекс вдруг открыл глаза и попытался найти Игоря не­видящим уже взглядом. Его губы тоже беззвучно шептали: «Добей меня...»

Но вонзить клинок в умирающего было выше Игоревых сил.

— Добей же его, тварь! — Голос Ланисты сорвался на визг.

Тяжело опираясь на шпагу, Игорь медленно нагнулся, поднял меч, выпавший из рук противника... Зал замер, предвкушая еще одну смерть, такую лакомую для человеч­ка, мнящего себя в безопасности, затаил дыхание, боясь пропустить подробности...

Но гладиатор лишь вложил рукоять меча в ладонь това­рища и распрямился под разочарованный вздох зрителей.

— Я не тварь! — с вызовом бросил он сотням лиц, слив­шихся в одну маску, и добавил, обернувшись к шарахнувше­муся от окровавленного клинка в его руке Ланисте: — Я че­ловек...

Игорь лежал на своих нарах и смотрел в низкий, трону­тый плесенью потолок. Пошел уже третий день с того мо­мента, когда он, под гробовое молчание зала, прошел мимо потерявшего дар речи Ланисты прочь от карьеры гладиато­ра. Ожидаемой расправы не последовало, наоборот, все делали вид, что его вообще не существует. От него шарахались, как от прокаженного, все разговоры в его присутствии смолкали. Можно было бы, наверное, вообще уйти куда гла­за глядят и никто бы не задержал его, но глаза никуда не глядели и даже к Инге не хотелось.

Из всех гладиаторов сохранял с Игорем отношения толь­ко Кузьма. Он него пария узнал, что, казалось бы, смертель­но им раненный Алекс еще жив - могучий организм «ви­кинга», потерявшего много крови, продолжал бороться и, вполне возможно, способен был одержать победу над Кост­лявой. В который уже раз.

— Ты, парень, молодец, что не укоптрапупил его, — гудел одобрительно бородач, сидя в ногах безучастного Игоря. — У нас, смертничков, ведь главное что? - Он сделал паузу, надеясь услышать вопрос младшего товарища, то тот никак не реагировал, запенив неподвижный взгляд за трещинку в потолке, и Кузьма продолжил: — Главное для нашего бра­та — выжить. Сдохнуть ведь всегда успеешь, верно? А за жисть-жестянку держись, цепляйся за нее изо всех сил, как за соломинку. Смотришь — и вывезет хромая. Я вот сто раз по краешку ходил. Порой думаешь: ну все — кранты, отхо­дил ты, Кузя, по земле-матушке, нора ласты клеить... Ан нет! Оклемаешься, и снова — лезешь смертушку за усы дер­гать... Я ведь не всегда в гладиаторах-то этих клятых бегал, парод потешал. И в охотниках довелось побывать, и в наем­никах. И колесо на каторге крути.!, и станции выморочные расчищал-оборонял... Почитав, с самой Катастрофы кру­чусь вот так, да и до нее, проклятой, сидеть на месте не при­ходилось...