Антон Первушин - Удар небесного копья (Операция «Копьё») Страница 26

Тамплиеры нагнали тридцатитысячное войско крестоносцев уже в Византии. Фридрих не упустил случая показать новичкам своё пренебрежение, но гнать, разумеется, не стал. Только буркнул в сторону: «Присылают юнцов. У Папы не осталось опытных воинов?», чем вогнал Гуго в краску.

Греки вели себя нагло – словно огромная армия, медленно продвигавшаяся по их землям, совсем ничего не значила. Договор, заключённый ещё в Нюрнберге между Фридрихом и посольством базилевса Исаака Ангела, согласно которому Константинополь брал на себя обязательства по снабжению армии Похода всем необходимым в обмен на лояльность к местным законам, не соблюдался. Крестоносцы жестоко страдали от голода, недостатка дров и фуража. Почти сразу начались грабежи, местное население озверело, и стычки с ним, редкие поначалу, заметно участились… А когда Фридрих обратился за помощью к сербам и болгарам, базилевс окончательно разорвал договор и бросил послов Фридриха в темницу. Фридрих взъярился и двинул войско на Константинополь. Сметая всё на своём пути, крестоносцы взяли, разграбили и сожгли несколько городов. Когда до византийской столицы оставалось всего несколько лиг,[44] а Поход против сарацин грозил перерасти в кровавую войну с империей греков, Исаак Ангел запросил пощады, прислал в лагерь Фридриха заложников из числа ближайшей родни, возобновил снабжение и высказал пожелание снабдить крестоносцев кораблями для переправы через Геллеспонт.[45] И Фридрих принял эти условия: он всерьёз собирался освободить Иерусалим от язычников, и в его планы не входило растрачивать силы на осаду и штурм Константинополя – очередь этого богопротивного города ещё настанет.

Невероятные трудности подстерегали крестоносцев и в Малой Азии. Земля, опустошённая частыми и затяжными войнами, была не самым подходящим местом для успешного ведения военных действий. Запасы провианта и фуража, полученные от греков, закончились чуть ли не в первую неделю, а восполнить их было нечем. При этом растянувшаяся на много миль армия подвергалась постоянным нападениям со стороны турок-сельджуков, опустошавших её ряды подобно урагану. Все эти обстоятельства не способствовали укреплению духа крестоносцев, многие из них начали роптать, а у тех, кто с самого начала испытывал неприязнь к Фридриху, появился повод позлословить на его счёт. И именно тогда враждебность Гуго по отношению к германскому королю переросла в неприкрытую ненависть, а желание просто похитить драгоценную реликвию превратилось в жажду крови. Однако подходящего случая пока не представлялось: Фридрих практически всё время находился на виду и под охраной своих вассалов. Кроме того, Гуго ни разу не удалось увидеть его раздетым хотя бы по пояс, а следовательно, точно установить, носит ли Фридрих реликвию постоянно или всё-таки прячет её в специальную шкатулку, оставляя под надзором слуг. Это по-настоящему бесило молодого тамплиера, и он не находил себе места, придумывая планы один другого хитроумнее, как бы выманить Фридриха из-под охраны и наконец покончить и с рыжим самозванцем, и с затянувшимся Походом, – задерживаться в армии крестоносцев после обретения священного копья тамплиеры не собирались. Командор Бриан де Буагильбер, наоборот, казался невозмутимым и даже весёлым, храбро бился с сельджуками и заводил полезные знакомства среди знатных рыцарей, участвующих в Походе. Когда Гуго, таясь, излагал ему очередной «хитроумный» план, он только качал головой и посмеивался, подёргивая себя за кончик седого уса, а потом в несколько слов объяснял молодому товарищу, почему его план плохо продуман и не может быть реализован ни при каких обстоятельствах.

Наконец, истощённые и потерявшие в пути половину лошадей крестоносцы подошли к стенам Икония,[46] изготовились к штурму. И вот тут Гуго впервые увидел копьё. На военном совете Фридрих заявил, что город должен быть взят с первой попытки, долгой осады не пережить самим осаждающим. Отдельные члены совета высказали сомнения в оправданности подобного сценария. Тогда германский король напомнил присутствующим, что последнее слово в любом случае остаётся за ним, но для того, чтобы придать решимости своим воинам, он готов прибегнуть к древнему ритуалу, обратившись к великой силе, заключённой в Копье Судьбы (почему-то именно так он называл реликвию). К удивлению Гуго, выяснилось, что многие из германцев знают о реликвии – они поддержали Фридриха криками одобрения. Фридрих удалился к себе в походный шатёр (он никогда не обнажался прилюдно), и в его отсутствие было изготовлено древко. Вскоре Фридрих вышел из шатра, одетый в полный боевой доспех – кольчугу с капюшоном, чулки из металлических колец со шпорами, шлем с наносником. Под палящим солнцем Азии в подобной броне было, мягко говоря, неуютно, но, по всей видимости, Фридрих считал наличие доспеха неотъемлемой частью готовящегося ритуала. На выставленной вперёд ладони рыжебородый король нёс длинный наконечник копья, который собственноручно насадил на древко. Потом он преклонил колени, и его примеру последовала вся армия. Молитва заняла совсем немного времени, Фридрих встал, слуги подвели его боевого коня[47] и помогли взобраться в седло. Германский король обернулся к своей армии и, воздев священное копьё над головой, прокричал: «Христос царствует! Христос побеждает!». И словно молния полыхнула. Тысячи глоток исторгли боевой клич, от которого содрогнулись, казалось, самые основы мироздания, и тут же всё пришло в движение: конные и пешие воины с крестами на плащах устремились к Иконию и, невзирая на тучу стрел и камни, сыплющиеся на них со стен, приступом взяли город.

Боевое безумие охватило и Гуго. Сакс мчался на своём гнедом и орал вместе со всеми, а много позже удивлялся, вспоминая, сколь легко он отделался с учётом того, что совсем себя не берёг и лез в самую гущу битвы, – поневоле вспомнишь о чудесной силе принадлежащего Фридриху копья.

Сражение закончилось оглушительной победой, крестоносцы воспрянули и повеселели: тем более что Иконий слыл богатым городом, а значит, здесь было чем поживиться. Султан сельджуков обратился к Фридриху с нижайшей просьбой о заключении мира. Был предложен отступной в виде золота, серебра, провианта и породистых скакунов. Фридрих отказываться не стал, а принял послов и дары с удовольствием.

Через несколько дней хорошо отдохнувшая армия снова двинулась в путь. Горными тропами преодолев Тавр, крестоносцы оказались в Сирии, где и встали лагерем в долине Селефа, у быстрой и полноводной реки Киликии. Там Гуго вызвал своего командора на откровенный разговор.

– Нам нужно что-то делать, брат мой, – сказал он. – Фридрих воспользовался силой Копья и будет теперь побеждать. Ещё немного, и мы навсегда потеряем реликвию.

– Ты разгорячён, брат, – отвечал Бриан де Буагильбер невозмутимо. – Ты желаешь уже не столько Копья, сколько крови Фридриха. Твоя ненависть благородна и чиста, но наше дело требует холодного сердца.

Гуго почувствовал себя оскорблённым.

– Но я хоть что-то делаю, – возмутился он. – Ты же, брат мой, только треплешь попусту языком.

Сказано было намного крепче (чего-чего, а браниться тамплиеры всегда умели), но командор только рассмеялся.

– Не всё является тем, чем кажется, – обронил он загадочно. – Будь внимателен, брат мой, и тебе откроется истина.

Гуго заморгал своими длинными, как у девушки, ресницами. Бриан де Буагильбер взял его за плечо, придвинул к себе и быстро зашептал на ухо:

– Время пришло, брат. Скоро твои мечты сбудутся. В девятом часу[48] незаметно отлучись, слуг по благовидным предлогом отошли, сам снаряди ездовых, возьми оружие: мечи и арбалет, доспехи оставь. Как управишься, езжай от лагеря вверх по течению реки. Остановись в миле от дозора, и жди.

– И что будет? – тоже шёпотом спросил Гуго.

Командор отстранился.

– Увидишь, – с усмешкой ответил он. – Но будь готов ко всякому. И к позору, и к смерти – тоже.

– Я не боюсь ни позора, ни смерти! – Гуго гордо выпрямился.

– Я знаю.

Сказавши так, Бриан де Буагильбер слегка поклонился товарищу и ушёл в неизвестном направлении.

Изнывающий от любопытства и возбуждения Гуго едва дотерпел до девятого часа, но всё сделал в точности так, как велел ему де Буагильбер, и к концу вечерни был в трёх милях восточнее лагеря. Там Сакс остановил лошадей и огляделся вокруг, но никого не заметил – лишь ветер шумел в зарослях тростника, да кричала пронзительно какая-то птица. Гуго спрыгнул на землю и отвёл ездовых в тень, благо вдоль реки росли достаточно высокие деревья, под сенью которых можно было укрыться от лучей азиатского солнца, которое под вечер жарило особенно немилосердно.

Командор появился внезапно – выскользнул из-за деревьев плавным шагом крадущегося тигра и в одно мгновение оказался рядом с Гуго. Лицо де Буагильбера блестело от пота, а сам он тяжело дышал, как от быстрого и продолжительного бега. Одет тамплиер был более чем легко – в кожаные штаны и исподнюю рубаху. Из оружия при нём был только короткий кинжал в ножнах на поясе.