Игорь Абакумов - Модератор реальности Страница 26

– Дойдем. И назад вернемся. – Слава протянул в сторону Димки руку.

– Век воли не видать. – Базов с улыбкой хлопнул подставленную ладонь.

Ракета дрогнула.

Ослепший и раненный шальной пулей Клаус, преодолев почти весь тоннель, споткнулся о кучу толовых шашек, когда из колодца раздался гул запустившихся двигателей. Оглохнув, он не слышал ни собственного крика, ни грохота опустившейся бетонной стены, отделившей шахту от ЦУПа, ни шипения бикфордовых шнуров после того, как ракета покинула колодец.

Взрыва, находясь в эпицентре, он просто не успел почувствовать.

Гауптштурмфюрер уже восстановил почти все кости, переломанные при падении, и отполз к стене шахты, когда оказался на дне аквариума, заполненного полыхающим напалмом. В портал, построенный прямо в бетоне, шагнул обугленный скелет.

Отряд удалился от границы базы метров на пятьсот, когда Дед резко остановился и оглянулся на звук ракетных двигателей. Он проводил глазами вонзившуюся в небо перевернутую свечу и, дождавшись взрыва, приложил ко рту сложенные вместе ладони.

Над деревьями раздался протяжный волчий вой. Где-то севернее ему ответила длинная пулеметная очередь.

Глава V

Это только кажется, что здесь нет никакой жизни. Если есть солнце, есть воздух и есть вода, то есть и жизнь. Пища. Крыса это знала. И даже была довольна тем, что местность выглядела безжизненной, – конкурентов меньше. А радиация… Ну, что радиация? Крыса никогда ее не видела, а следовательно, и не опасалась.

Оплавленная базальтовая крошка, обильно разбавленная пепельно-серой пылью, стекала из-под семенящих ног удивленными ручейками по крутому откосу к центру огромного кратера. Где-то там, внизу, крыса чуяла теплую пульсирующую жизнь, рвущуюся наружу, к воздуху.

Охотница резко остановилась и замерла в напряженной позе. Через землю ей передалась слабая вибрация, и в нескольких метрах впереди грунт неожиданно просел, образовав небольшую воронку. Спустя мгновение по краям этой воронки зашарили выросшие из земли руки, покрытые пропитанной кровью пылью. Крыса вздрогнула, встретившись взглядом с красным глазом поднявшейся над поверхностью окровавленной головы.

Игра «в гляделки» между животным и выползающим на поверхность существом длилась несколько долгих секунд и закончилась поражением крысы. Она взвизгнула, суетливо подскочила и, развернувшись в воздухе, пустилась наутек вверх по откосу. Кусок еды оказался ей не по зубам.

Выбравшись из ямы, человек медленно побрел вслед за крысой. Крупный грызун был, по-видимому, единственным существом в этом мертвом мире, способным удивиться странному виду человека. Если, конечно, крыса умела удивляться.

У человека не было кожи.

С трудом переставляя ноги, он упорно шел к краю кратера, оставляя за собой мокрые красные следы. Стекающая с обнаженных мышц кровь постепенно смывала с тела человека пепельную пыль, прилипшие мелкие камушки и застывала тонкой, медленно тускнеющей и огрубевающей пленкой.

Выбравшись на ровную поверхность, он остановился, разлепил второй глаз, бывший до этого закрытым коркой запекшейся крови, и оглянулся.

– Так вот где вы прятались, – пробормотал человек, обозрев остатки авиабазы. – Неплохо. Молодцы…

Он улегся прямо в пыль, даже не позаботившись о расчистке ложа от мелких камней, и застыл. Если бы крыса не отступила столь стремительно, она могла бы попытаться удивиться еще раз. Лежащий на мертвой земле человек буквально на глазах начал обрастать поначалу розовой и полупрозрачной, но быстро принимающей естественный цвет и текстуру кожей.

За этим необычным процессом наблюдало только висящее в небе солнце.

Неожиданно человек резко сел и уставился неподвижным взглядом в какую-то точку на горизонте.

– Да, хозяин, – проговорил он в пустоту. – Восемь, тридцать шесть, одиннадцатое мая.

Человек сосредоточенно слушал окружающую мертвую тишину.

– Нет. Небольшая поломка. Восстанавливаюсь.

В его руке появился, казалось, прямо из воздуха белоснежный платок, которым человек протер абсолютно лысый череп.

– Думаю, мне не придется долго его искать. Предполагаю, что он уже в Ленинграде. Да, – он посмотрел на солнце, – к моменту вероятной встречи я успею.

Человек встал и закрыл глаза. Слабый порыв ветра пошевелил на его голове появившиеся короткие волосы, окружившие высокий лоб, плавно переходящий в лысину.

– Хорошо… Хорошо, хозяин.

Голый человек скептически осмотрел себя от груди до ступней, ухмыльнулся и размазанной тенью шагнул в возникший из ниоткуда радужный вихрь.

Поднятая вихрем пыль осела уже в пустом мире.

Вячеслав чуть задержался у двери кабинета и взглянул на часы. До времени, назначенного студенту, оставалось еще полчаса. Долгих полчаса.

Он уже решил, что эта встреча с Сергеем будет последней. Не вообще, а последней по такому поводу. Коли уж человек вплотную подобрался к работе над диссертацией, то пора бы уже снять детсадовские штанишки. И подойти к столь важному в жизни мероприятию со всей возможной серьезностью. Все эти потуги с виртуальной реальностью, нейро-программированием и прочей ерундой хороши только как учебные упражнения. Задачка для третьего класса, но никак не для выпускного экзамена. И если студент этого не понимает, то так ему и быть студентом вечным. Тут уж Вячеслав Соломонович помочь ему не в силах.

Слава, чуть поморщившись, слегка потер живот. Некстати разболелся желудок, усталость зовет домой, еще полчаса ожидания – все это вместе было далеко не в пользу студента.

Кротков резко открыл возмущенно заскрипевшую дверь. Тихонько притворил ее и открыл снова, уже медленно. Скрип не понравился, Слава сокрушенно качнул головой и выглянул в коридор.

– Что ж домой-то не идете, Вячеслав Соломоныч?

Кротков оглянулся на голос. Пожилая уборщица застыла с тряпкой в руках возле окна и вопросительно смотрела на Славу поверх старых очков с обмотанной пластырем дужкой.

– Студента одного жду, Нин-Ванна. – Вячеслав снова потер рукой солнечное сплетение и оглядел чисто вымытый пол коридора. – А вы-то чего домой не идете? Окна вроде бы мыли недавно…

– Та воробьи, Вячеслав Соломоныч. – Уборщица вернулась к прерванному занятию по остервенелому надраиванию подоконника. – Чи сами залетели, чи приволок кто из студиков… Все загадили, паразиты…

Слава улыбнулся ворчанию уборщицы и тут же поморщился от очередного болезненного спазма.

– Нин-Ванна, у вас от желудка ничего нету?

Нина Ивановна с удовольствием бросила тряпку в ведро, развернулась всем корпусом и вытерла руки о халат.

– Съели чего не то, Вячеслав Соломоныч?

Слава неопределенно кивнул.

– Это да, это сейчас продукты такие. Не то что раньше. Вот помню… Ах, ну да.

Уборщица принялась суетливо рыться в оттопыренных карманах халата.

– А но-шпа у меня есть. Самые… Да где ж они?.. А! Вот. – Нина Ивановна выудила наконец из кармана пластиковый флакончик. – Я их завсегда от мигрени пью. И от желудка тоже. Оченно помогают.

Она высыпала Славе на ладонь несколько маленьких желтых таблеток.

– Выпейте. Штучки четыре-пять. Как рукой снимет.

Вячеслав с сомнением посмотрел на таблетки и пожал плечами.

– Спасибо, Нин-Ванна.

– Выпей, выпей. – Уборщица уже снова схватила тряпку и с яростью набросилась на подоконник.

Кротков вернулся в кабинет и сел за стол. Бросил взгляд на часы, несколько секунд задумчиво посмотрел на таблетки и закинул их в рот. Проглотил, не запивая.

– Николаич, глянь-ка. Кто бы это мог быть? – Капитан, помощник дежурного руководителя полетов, стоя у громадного, наклоненного вниз стекла «вышки», не донес до рта заменяющий ему завтрак бутерброд и указал вниз.

Николаич помассировал отяжелевшие веки, потер затекшее под прижатым портупеей подполковничьим погоном плечо и тяжело поднялся, опершись на пульт.

– Что там еще?..

– Шишка какая-то… – Капитан суетливо завернул остатки бутерброда в кусок промасленной бумаги и засунул сверток в полевую сумку. – Ой, чую, не к добру…

Прямо под аквариумом вышки, скрипя тормозами, разворачивался кортеж из двух военных вездеходов, втиснувших между собой удлиненный бронированный ЗиМ-56. Следом подтягивался тяжелый бронетранспортер, а от штаба на всех парах неслись джипы с флажками комдива и начштаба дивизии.

Разглядев на плечах вышедшего из представительского «седана» человека полковничьи погоны с фиолетовыми просветами, Николаич подпрыгнул и заозирался в поисках фуражки.