Дэниел Уилсон - Роботы Апокалипсиса Страница 26

В ответ мне достается свирепый взгляд. Сухонькая старушка отнимает руку и, оттолкнув меня, заходит в дверь. Затем дверь начинает закрываться, но я просовываю в щель ногу и выглядываю на лестницу.

Там настоящий кошмар.

Сбитые с толку темнотой и мигающими огнями, десятки моих престарелых соседей падают на бетонную лестницу, давят друг друга. Разбрызгиватели противопожарной системы включены, лестница превратилась в скользкий водопад. Вытяжная вентиляция работает на всю катушку, гоня холодный воздух со дна шахты наверх. Крики и стоны заглушает вой турбин. Кажется, что все эти переплетенные конечности и тела слились в единое существо, которое испытывает невероятные страдания.

Я убираю ногу, и дверь захлопывается.

Мы в ловушке. Скоро домашние роботы поднимутся сюда, и тогда я не смогу защитить ни себя, ни Микико.

— Плохо, господин Номура, все это очень, очень плохо, — шепчу я самому себе.

Юбин-кун мигает мне желтым огоньком. Мой друг, как и следовало ожидать, насторожен — он чувствует, что творится неладное.

— Господин Номура, — говорит голос из динамика наверху. — Если вы не рады воспользоваться лестницей, мы пришлем к вам помощника. Никуда не уходите. Помощь уже в пути.

Щелк. Щелк. Щелк.

Красная точка медленно ползет наверх: с первого этажа сюда едет лифт.

Двадцать две секунды.

Я поворачиваюсь к Юбин-куну. Микико лежит на бежевом ящике. Она так красива и чиста. Черные волосы разметались, на лице нежная улыбка. Микико спит и во сне видит меня, ждет, когда я уничтожу злые чары и разбужу ее. Однажды она проснется и станет моей королевой.

Ах, мне бы чуть больше времени.

Сухой, угрожающий «щелк» лифта выводит меня из задумчивости. Я беспомощный старик, который ничего не может придумать, и поэтому я просто беру безвольную руку Микико и поворачиваюсь к двери лифта.

— Прости, Микико, прости, любимая, — шепчу я. — Я сделал все, что мог, но нам некуда… Ай!

Я отпрыгиваю и потираю ногу, на которую наехал Юбин-кун. Огонек робота-почтальона бешено мигает. Лампочка на стене добралась до моего этажа: мое время вышло.

Дзынь.

Из служебного лифта, расположенного в другом конце зала, вырывается поток холодного воздуха. Маленький служебный лифт предназначен для роботов, и поэтому я никогда не обращал на него ни малейшего внимания. Дверь отъезжает в сторону, и я вижу кабину — стальной ящик размером чуть больше робота-почтальона. Юбин-кун с Микико заезжает внутрь.

В кабине осталось еще чуть-чуть места — как раз, чтобы я смог протиснуться.

Согнувшись в три погибели, я лезу вслед за роботом-почтальоном. Мы едва помещаемся в кабине. Слышно, как распахивается дверь главного лифта: я оборачиваюсь и вижу, что в залитой кровью кабине стоит ухмыляющийся домашний робот «Весельчак». По его корпусу бегут струйки красной жидкости. Он вертит головой, осматриваясь.

Голова останавливается, и безжизненные фиолетовые объективы камер — «глаза» — смотрят прямо на меня.

Дверь служебного лифта закрывается, но прежде чем кабина приходит в движение, я успеваю сказать несколько слов своему новому товарищу:

— Спасибо, Юбин-кун. Я перед тобой в долгу, мой друг.

Юбин-кун стал первым собратом по оружию Такэо. В течение горестных месяцев, последовавших за часом ноль, Такэо найдет еще множество новых друзей, готовых ему помочь.

6

Автомат

«Денек начинается неплохо…»

Час ноль

После слушаний в Конгрессе по поводу инцидента с ТИМом Пола Блантона обвинили в нарушении служебного долга. Во время часа ноль Пол находился в заключении, на базе в Афганистане, ожидая трибунала. Благодаря этим необычным обстоятельствам молодой солдат оказался в уникальной ситуации и смог внести неоценимый вклад в дело Сопротивления — и выжить.

Когда я еще жил в Оклахоме, мой папа всегда говорил: если я не исправлюсь и не буду вести себя как мужчина, то попаду в тюрьму или на тот свет. Лонни Уэйн был прав — именно поэтому я в конце концов и пошел служить. Но все же слава богу, что в час ноль я сидел в тюряге.

Я в камере, лежу на койке, спина упирается в стену из шлакоблоков, а ботинки — в стальной унитаз. Лицо накрыто тряпкой, чтобы в нос не попала пыль. Меня посадили сразу после того, как мой ТИМ спятил и начал палить в людей.

Се ля ви. Так говорит мой сокамерник — дородный парнишка-азиат в очках по имени Джейсон Ли. Он делает приседания — говорит, что так ему теплее.

Я сам упражнения не люблю, так что для меня эти полгода — возможность прочитать огромное количество журналов. Если тебе холодно, отпусти бороду.

Да, здесь скучно, но все равно денек начинается неплохо. Я изучаю какой-то бульварный журнальчик четырехмесячной давности. Узнаю про то, что «кинозвезды — такие же люди, как и мы». Они обедают в ресторанах, ходят за покупками, гуляют с детьми в парке, и все такое.

Совсем как мы. Под словом «мы», автор, наверное, имеет в виду меня.

Точно не знаю, но почему-то мне кажется, что кинозвездам наплевать на ремонт военизированных роботов-гуманоидов, которые предназначены для усмирения разъяренных граждан оккупированной страны. И что этих знаменитостей ни разу не бросали в камеру тринадцать на семь футов с крошечным окошком — за то лишь, что они выполняли свою гламурную работу.

— Брюс Ли? — спрашиваю я. Парнишка ненавидит, когда его так называют. — Оказывается, кинозвезды — такие же люди, как и мы! Кто бы мог подумать!

Джейсон Ли перестает приседать и смотрит в угол камеры, туда, где стою я.

— Тихо, — говорит он. — Слышишь?

— Слышу что?..

И тут в соседнюю комнату влетает танковый снаряд, и ослепительный дождь из арматуры и осколков цемента разрывает моего сокамерника Джейсона Ли на дряблые куски мяса, завернутые в обрывки камуфляжа песочного цвета. Это прямо как фокус: вот Джейсон был, и вот его нет. Происшедшее у меня даже в голове не укладывается.

Сжавшись в комок, я забиваюсь в угол камеры — каким-то чудом меня даже не поцарапало. Сквозь решетку видно, что дежурный офицер уже не сидит за столом — да и самого стола тоже нет, одни обломки. На долю секунды сквозь дыру в стене видно, что творится за пределами здания.

Там, как я и предполагал, стоят танки.

В камеру врывается холодный пыльный воздух, и я начинаю дрожать. Джейсон Ли был прав — на улице холод собачий. Внезапно я понимаю, что, несмотря на косметический ремонт, проведенный в камере снарядом, прутья решетки остались такими же прочными, как и раньше.

Ко мне возвращается слух. Видимость нулевая, но я слышу какой-то звук — словно бы рядом журчит ручеек: вытекает то, что осталось от Джейсона Ли.

Кроме того, исчез мой журнал.

Черт.

Я прижимаюсь лицом к окну, затянутому сеткой. Базе крышка. Перевожу взгляд на переулок, который ведет к главному зданию «зеленой зоны» Кабула. Там, прижавшись к стене из сырцовых кирпичей, сидят два молодых, напуганных солдата в полной выкладке — рюкзаки, бронежилеты, защитные очки, наколенники и прочая хрень.

Если на солдате защитные очки, насколько повышаются его шансы на выживание?

Выглянув из-за угла, главный из них отпрыгивает назад, затем достает противотанковый ракетный комплекс «Джавелин» и быстро и уверенно заряжает. Хорошая выучка. В эту минуту мимо перекрестка проносится американский танк и на ходу стреляет. Снаряд летит над базой, удаляясь от нас, потом где-то взрывается, и я чувствую, как дрожат стены здания.

Солдат выходит из переулка с бревном-«Джавелином» на плече, садится на землю, скрестив ноги, — и тут же танковый пулемет делает из него решето: сработала автоматическая система защиты — она реагирует на появление в определенном радиусе фигур определенной формы, таких, как, например, «парень с противотанковым орудием».

Каждый боевик об этом знает.

Я хмурюсь, прижавшись лбом к толстому стеклу и засунув руки под мышки, чтобы согреться. Понятия не имею, почему американский танк только что уничтожил американского же солдата, но у меня такое чувство, что это как-то связано с самоубийством ТИМа-1.

Увидев, как его приятель превратился в фарш, второй солдат разворачивается и бежит в мою сторону. И тут обзор закрывает развевающаяся на ветру черная ткань. Халат. Мимо окна только что прошел боевик. Где-то рядом слышна стрельба.

Здесь не только боевики, но и спятившие машины? Черт. Пришла беда — отворяй ворота.

Халат скрывается из виду — а затем в клубах черного дыма исчезает весь переулок. Стекло в окне разбивается, поранив мне лоб. Долю секунды спустя раздается взрыв. Упав на койку, я хватаю одеяло и набрасываю его на плечи, затем прикасаюсь к лицу: пальцы в крови. Снова выглянув из окна, я вижу только покрытые пылью куски мяса — трупы солдат, местных жителей и боевиков.