Виктор Ночкин - Власть оружия Страница 26

Впереди чуть в стороне от дороги ударили выстрелы. Сперва автоматная очередь, потом несколько одиночных. Колонна остановилась, головной бронеход съехал с дороги, его пулеметная башня развернулась в степь, а толстый луч прожектора с башни стал шарить по округе, отыскивая цель. Из темноты вылетела мотоциклетка, блеснула в световом луче круглым боком. Водитель лихо подлетел к орудийной платформе, на обшитой листами железа площадке показался Курчан.

— Что за стрельба?

— Да на дороге какие-то! — крикнул каратель с мотоциклетки. — Увидели колонну — и в степь тикать. Да где им от нас уйти! Прижали их, заставили тормознуть и по колесам стрельнули, они теперь до утра не сдвинутся. Изрешетили им шины!

— А что за люди? Торговцы?

— Не, селюки, фермеры на самоходе грузовом! Расторговались и домой катят! То есть катили, а теперь здесь заночуют! Ну, мы вперед погнали!

Колонна снова тронулась с места. Йоля спросила:

— Дядька Мажуга, а чего это?

— Ну, как чего… Всех встречных останавливать будут, чтобы никто незаконных оружейников не предупредил. По колесам, вишь, стрельнули — теперь фермеры застряли не то что до утра, а и вовсе невесть на сколько. Пока еще кто их заметит… Если б на дороге, другое дело, утром непременно на них какие-нибудь проезжие наткнулись, а они сдуру в степь ломанули, там их и оставили…

Мажуга говорил об этом спокойно — подобные истории случались частенько. Когда харьковская карательная бригада выступала в поход, с «селюками» не церемонились. Этим еще повезло, что только шины попортили, могли бы сгоряча и перебить всех. Одно слово — каратели!

В небо выползла пузатая серебряная луна, Йоле и это было в диковину. Она то и дело высовывалась из-под крыши, чтобы получше разглядеть светящийся кругляк над головой. Ветер трепал неровно обрезанные пряди, они щекотали лоб и щеки, но девчонке это нравилось. Ветер такой, будто к самой вентиляторной отдушине башкой сунулась, но из харьковской воздушной системы воздух идет жаркий, пованивает горелым машинным маслом, плесенью и еще какой-то дрянью, а здесь — раскаленной за день сухой пылью и немного травой. Так бы и мчалась сквозь ночь, да ощупывала бы украдкой рукоять дареного пистолета.

Но всю ночь так катить не пришлось. Курчан остановил колонну, мотоциклетки разъехались с дороги в стороны — им предстояло обогнуть поселок подпольных оружейников и следить, чтобы никто не сбежал, а тяжелые боевые машины должны были атаковать ферму. До рассвета оставалось порядочно, и Мажуга посоветовал подождать, чтобы напасть в самый сонный час, когда даже самые стойкие караульные нет-нет, да и прикемарят. Однако Курчану не терпелось, он спешил броситься в бой, власть над многими людьми и грозная сила боевых машин, отданных под его начало, кружили пушкарю голову. Он заявил, что шум моторов могут услышать в поселке, поэтому ждать нельзя. Напрасно каратели, что поопытней, пытались объяснить ему, что там такой ор и грохот, что услышат разве что если из орудия пальнуть — да и то лишь в том случае, если снаряд точно в цех попадет… Йоля тоже пыталась пискнуть: «Та не, там гудят, сами себя не всякий раз расслышат!» — но напрасно, Курчан уже решил напасть сходу. Мажуга легонько подтолкнул ее к сендеру:

— Залазь, мы в сторонку отъедем, пока драка закончится.

На самом деле Игнаш только поначалу ехал в сторону от поселка незаконных оружейников, потом Йоля заметила, что он понемногу сворачивает. Сендер медленно пробирался без дороги, в полосе света перед ним плыли пологие склоны, поросшие жесткой, как щетина, травой, колючки, торчащие из твердой высохшей земли бетонные обломки, все было серым, бесцветным.

— Дядька, куда ты рулишь? Мы уже, поди, на другой стороне от этой домины длинной?

— Так и есть. Сейчас, как пальба пойдет, и до нас никому дела не будет, мы выкатим на пригорок и фары отключим, тогда гляди в оба. Я эту высотку присмотрел заранее, с нее все будет видно. Ну и убегать мимо, по оврагу, всего сподручней.

— Убегать? Да на кой нам?

— Не нам, а местным, когда их каратели прижмут. Все, слушай теперь.

Мажуга заглушил двигатель, и стало тихо. Даже гул идущей карательной колонны казался далеким и будто сглаженным — от харьковчан теперь отделяли холмы, звук дробился о склоны, отражался и как бы выравнивался, казался монотонным рычанием.

Громыхнул орудийный выстрел. Приглушенный свист завершился тяжелым грохотом разрыва. Моторы затарахтели громче. Орудийная платформа пошла на ворота в лобовую атаку, первый выстрел должен был всполошить местных и посеять панику, пока прислуга заряжала, могучий самоход выкатился на прямую наводку, ворота были прямо по ходу, но Курчан не велел стрелять. Боевая машина закованным в броню радиатором высадила перетянутые колючей проволокой рамы, служившие воротами, и влетела во двор. С хрустом и треском завалились столбы с подвешенными скелетами.

Водила ударил по тормозам, ребристые колеса взрыхлили высохший грунт, взлетела пыль, и тут пушка ударила второй раз — точно в широкий вход бетонного барака. Внутренние ворота, которые поспешно заперли изнутри, исчезли в вихре пламени. Осколки снаряда, раскрошенные створки ворот, обломки и человеческие тела взрывом швырнуло внутрь, там завыли — этот вой взлетел к ночному небу, когда стихли раскаты взрыва. Вдоль длинных стен стали распахиваться окна, освещенные прямоугольники в темноте. Там мелькали силуэты торговцев.

Два бронехода, проломив проволочную ограду, подъехали с противоположных сторон, ударили пулеметы из башенок, свинцовый град заколотил по стенам, выбивая бетонные осколки, высекая искры. Крик потонул в громыхании очередей, пушка выстрелила третий раз, теперь снаряд разорвался внутри барака. В окнах никто не решался показаться, пули, выпущенные с бронеходов, проникали в узкие окна, рикошетили внутри, прошивали насквозь тоненькие перегородки и крушили прилавки. Поначалу, после первого взрыва, торговцы устремились к входу, чтобы защищаться, второй снаряд перебил тех, кто оказался впереди, остальные разбежались.

Торговые ряды занимали один из корпусов древней фермы, его-то и атаковали каратели, ворота второго корпуса вряд ли часто отворяли, там были склады, там же в подземелье укрывалось незаконное производство. Планируя атаку, Курчан сосредоточился на том корпусе, где находились торговые ряды и где, стало быть, полно народу и полно оружия на прилавках.

С бортов орудийной платформы посыпались каратели, разворачиваясь цепью против иссеченных осколками ворот. Внутри что-то вовсю горело, в окна валил дым.

Тут распахнулись ворота во втором корпусе П-образного барака, харьковчане развернулись туда, платформа стала сдавать задом, чтобы засадить из орудия в другие, пока еще не тронутые ворота. Но сзади уже подкатила башня, лишив водителя платформы свободы маневра.

На крыше барака, в самой середине, поднялась темная фигура, человек вскинул на плечо что-то темное, наподобие трубы. Вспышка — искрящийся след протянулся от человека на крыше к радиатору орудийной платформы, там громыхнуло и расцвел огненный столб. На гусеничной башне развернули прожектор, луч выхватил из темноты человека возле распахнутого люка на крыше. Стрелки с башни ударили из автоматов…

Охваченная пламенем орудийная платформа медленно катилась назад, а каратель, управляющий башней начал разворачивать неуклюжую громадину, вывернул в сторону… из не поврежденных снарядами ворот второго корпуса древней фермы хлынул людской поток. Кто палил из автомата, кто-то бил из пистолетов с двух рук, выстрелы грохотали непрерывной и многоголосой симфонией смерти. Автоматчики карателей, спрыгнувшие на землю, встретили людской поток огнем, положили передний десяток, но их перебили и отогнали. Толпа ломилась и ломилась в ворота, оружия внутри было вдоволь, и все — торговцы, покупатели, рабочие подземного цеха — неплохо вооружились, теперь им незачем было беречь стволы и патроны. Казалось, никто не в силах остановить такой напор.

Должно быть, обороняющие успели сговориться заранее — часть бросилась в сторону, к проломленной ограде, несколько человек одновременно швырнули гранаты в орудийную платформу, мотор которой заглох. Гранаты с длинными ручками кувыркнулись в белом луче башенного прожектора и свалились на огражденный бортами кузов. Грохотнуло. Осколки с визгом и звоном посекли все, что оказалось между стальными листами.

Автоматчики с башни и те, кто залег под колесами горящей платформы, поливали очередями торговцев и рабочих, те падали один за другим, поток из ворот наконец-то иссяк. Еще один человек выбрался из люка на крышу фермы, его срезала автоматная очередь, едва он начал выпрямляться… Сверху, с гусеничной башни, двор был как на ладони — знай себе, бери на прицел мечущиеся фигурки. Тех, кто пытался уйти к ограде, перехватил бронеход. Башенка развернулась, и спаренный пулемет выкосил остатки толпы, лишь нескольким беглецам удалось прорваться и уйти в ночь… и тут рванули снаряды в ящике на артиллерийской площадке, огонь добрался туда. После этого пальба во дворе пошла на убыль.