Владимир Михайлов - Решение номер три (Сборник) Страница 26

– Может быть, стоит отдохнуть? Полежи, найдём тебе келью, подремлешь, силы вернутся…

Ястреб уже открыл было рот, чтобы вежливо, соблюдая этикет, отказаться. Но, так ни звука и не издав, медленно сомкнул губы.

Потому что понял: он и в самом деле устал. Проникновение в чужое сознание, видение чужим зрением требует такого расхода энергии, какой можно сравнить разве что с марафонским забегом. И сейчас всё в нём – и физика, и психика – громко и согласно запротестовали против того, чтобы садиться за руль и гнать в сырой темноте по скверно освещённой и тряской дороге. Можно было бы, конечно, доверить всё кибердрайверу и, задав ему маршрут, продремать до самого дома – однако против этого возражала осторожность: комп, конечно, не совершит наезда, избежит столкновения и не свернёт куда не надо, но он не умеет распознавать другие опасности – простую засаду хотя бы, он не испугается обгоняющей машины, в которой стрелки уже готовы открыть огонь, – ну, и так далее. Человеку, включившемуся в серьёзную операцию, а тем более – имеющему при себе относящиеся к этой операции очень интересные документы (пусть лишь копии, всё равно), – такому человеку следует самому быть постоянно начеку, не передоверяя машинам заботу о своем благополучии и успешном ведении дела. Организм это понимает, но у него нередко бывает собственное мнение, на которое трудно повлиять. Вот так. Ну, а кроме того, чем скорее можно будет в спокойной обстановке пропустить новую информацию через фильтр анализа, тем раньше появится возможность оценить результаты, сделать выводы и использовать их в деле.

– Знаешь, я соглашусь на твоё любезное предложение. Если это не шутка, разумеется, и не форма вежливого прощания с надоевшим гостем.

Вот такие слова прозвучали, когда Ястреб снова открыл рот.

– Гостеприимство – наш закон, – ответил Исиэль с лёгкой улыбкой, – даже и для людей не столь заметных, как ты.

– А во сколько тут у вас будят? Наверное, с самого с ранья?

Отец Исиэль чуть ли не обиделся:

– Во сколько бы мы ни поднимались – к гостям это не относится. На всенощном бдении обойдутся без тебя. Спи до упора. Ни одному брату и в голову не придёт нарушить твой покой.

– Ты просто мастер уговаривать. Ещё раз благодарю. Я и в самом деле немного расклеился.

Усилие, с каким Ястреб поднялся со стула, подтверждало это признание.

– В таком случае следуй за мной, сын мой.

– С большим удовольствием.

Помещение, в котором они вскоре оказались, не очень отвечало тем представлениям о монашеской келье, какое до сей поры существовало у Ястреба. Кое-что, правда, соответствовало, но очень немногое: распятие на стене и образ – один-единственный. Лик на нём был изображён не Спасителя, а чей именно – Ястреб затруднился определить, спрашивать же не стал – и для того, чтобы не обнаружить свое невежество, и ещё потому, что ему это было безразлично. Всё остальное в этих стенах скорее наводило на мысли о неплохом гостиничном номере – не президентского класса, конечно, однако средней руки бизнесмен таким вполне удовлетворился бы. Кровать под цветастым покрывалом даже на взгляд казалась мягкой, Ястреб начал позёвывать, как только увидел ее. Было куда повесить одежду, было всё для туалета (Исиэль распахивал дверцу за дверцей, гордо демонстрируя), свет – верхний и надкроватный…

– Блеск, – признал Ястреб. – Лучше, чем дома. Умно я поступил, оставшись. Чего доброго, завтра и уезжать не захочется. И много у вас таких – гостевых?

Отец библиотекарь пожал плечами:

– Они не отличаются ничем от келий братии.

– Богато живёте!

– Живём по времени. У тебя – у всех вас, мирских – просто устарелые представления. Но если даже на военных кораблях, в отличие от прошлых веков, вместо общего кубрика – даже у юнгов отдельные каюты (Исиэль, словно сам был корабельщиком, сказал именно так, пользуясь профессиональным жаргоном, а не «юнг», как полагалось бы), а чем же служители господни хуже военных? И те и другие исполняют свой долг, служат – одни господу, иные Федерации. Так что твоя совесть да будет спокойной: у тебя тут нет никаких привилегий по сравнению с любым братом нашей Обители. Ну, теперь подумай – не нужно ли тебе ещё чего-то на сон грядущий, и я оставлю тебя в покое и – заверяю – в полной безопасности.

Ястреб ещё раз внимательно огляделся, хотя и очень хотелось поскорее сбросить одежду.

– Вроде бы всё, что нужно… Стоп. А как здесь закрыться изнутри? Не вижу ни замка, ни даже задвижки какой-нибудь. Это как?

Исиэль усмехнулся:

– Это, пожалуй, единственное, чем мы не можем похвалиться. В обители нет запоров. Братьям нечего скрывать и не от кого. И каждый может войти к каждому в любое время, ибо раз он так делает – значит, возникла у него для того серьёзная причина. Шутники и болтуны у нас не уживаются, посидеть вечерком за рюмкой, сам понимаешь, не принято, тут своя специфика… – Монах укоризненно покачал головой: – Знаю, какие мысли у тебя сейчас вертятся. Нет, Ястреб, не волнуйся: этого у нас нет – и никогда в сей обители не бывало. Наши братья все просвечены, ещё в пору послуха, вдоль и поперёк – или ты полагаешь, что я тут случайно оказался? С моей-то квалификацией?

– Успокоил, – сказал Ястреб; он и в самом деле поверил Исиэлю. – Тогда не стану больше отнимать твоё время. Спокойной ночи, отец.

– Благослови тебя Господь.

Наконец-то Ястреб остался один. Разделся, одежду убрал в шкаф. Дома не стал бы делать этого, а тут как-то стыдно было не соблюдать порядок – ещё и потому, что все подобные недостатки будут братией отнесены на счёт и его коллег, так что не стоило подводить корпорацию – кому-то другому тоже может потребоваться помощь Обители. Недолго постоял под душем, расслабляясь – хотя и так уже весь был почти в растворе. Снял покрывало, откинул одеяло – и (ура, ура!) с наслаждением растянулся на чистейшей простыне. Сон был уже рядом, совсем рядом…

И прошёл мимо, разэтак его так! Бывает же!

А вместо сна явились мысли. Из маленькой точки возникла и раздулась, как воздушный шарик, как мыльный пузырь, потребность ещё раз пережить всё, что этим вечером было видено и слышано в монастырских стенах, проанализировать, сделать выводы – словом, всё то, что он решил было отложить на завтра, на свежую голову, вдруг понадобилось сделать сейчас. Пусть голова была и не первой свежести, зато следы – прямо со сковородки. И надо с ними работать, пока они не остыли.

«Ничем не пахло? – думал он вместо того, чтобы мирно похрапывать. – Обоняние у него не в порядке? Свежо предание… Запах был, точно, и теперь я, кажется, понял, какой именно. Не сразу сообразил, потому что самому давно уже не приходилось встречаться: в конторе нашей пользуются дезодорантами, естественно, мужскими. Совсем другой букет. А там, в подвале, в архиве, пахло духами. Даю что угодно на отсечение. Ду-ха-ми! И самое смешное – никак не мужскими. Женскими, друг Ястреб! Тонкий, горьковатый аромат. Вывод? Одно из двух: или там где-то была спрятана, кроме прочего, и дама – или же пользуется женскими духами молодой человек. И скорее второе. Вспомни: эта походочка… Фигуру под рясой, конечно, определить я не старался, но паренёк узкоплечий, это видно сразу. Или, если всё изложить одним словом – женственный юноша, архивный послушник. Тогда становятся на место и странные слова Исиэля, те самые, неожиданные, которые он, видно, хотел – и не смог удержать в себе. Насчёт поведения. Ах ты, отец библиотекарь!.. Что это в тебе вдруг взыграло, если не простая ревность? Может, этот мальчик, Ридан, податлив на ласку? Говоришь, в обители такого никогда не бывало? Может, ты и прав, и братия к такому греху не причастна, зато ты сам – выходит, грешишь? Ну да: быкам нельзя, но ты-то – Юпитер, не иначе! А я было тебе поверил. И зря. Если ты тут с этим юношей разводишь амуры, думаешь, об этом никто не знает? В таком замкнутом пространстве всё становится явным, а дальше – известная психология: если уж начальство грешит, то нам и подавно можно, тем более, что известно испокон веку: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься…»

Так размышлял Ястреб вместо того, чтобы спокойно отдыхать, восстанавливать силы. Всё получалось вроде бы логично. Ну ладно, ладно. Непонятно только – а зачем об этом вообще думать? Какое отношение это имеет к Смоляру? К делу? И близко не лежит. И всё же раздумье продолжалось. Скорее всего потому, что подсознательно Ястреб чувствовал: не было под этой логикой чего-то такого – твёрдой основы не хватало, интуитивной уверенности в своей правоте. Что-то мешало её возникновению. Что же?

И вдруг он понял: глаза.

Глаза этого самого послушника. Лицо постоянно оставалось в тени капюшона, но с глазами его Ястреб несколько раз встретился взглядом. И вот в них было что-то такое…

Стоп, стоп. А ведь, похоже, не первый раз он заглядывал в эти глаза.

Соберись с мыслями. Быстро, пока ощущение не исчезло. Значит, видел я их…