Между Явью и Навью - Владимир Орестов Страница 27

Это было оно! И Андрей рискнул.

Отбросив меч в сторону, он сорвал правой рукой с шеи амулет и понесся к чудовищу.

Каждый раз, меняя образ, колдун перенимал не только внешность, но и другие особенности новой личины – манеру разговора, движения, стиль боя. А раз так, не приобрёл ли он сейчас, изменившись, основную сущность нечисти – отсутствие жизни?

И если Андрей был прав, то он знал, что будет после того, как амулет встретится с телом нежити.

Меткий бросок – и цепь захлестывается на одной из верхних голов.

Чудовище затряслось, задергалось и пошло дымом.

Андрей подхватил меч и бросился в атаку – нанося вслепую удар за ударом по податливой массе.

Еще удар! Еще!

Опомнился он только в полете – отброшенный далеко на край поляны – за алтарь, за статую Чернобога, к кольям с черепами. Какая-то сила отбросила его подальше от колдуна.

Масса дымящейся плоти исчезла без следа. В центре поляны на коленях стоял, завывая, колдун. Его шею оплетал горящий серебром амулет. От колдуна валил дым.

Но выл ли колдун? – что-то было не так. Андрей попытался подняться на ноги.

Нет! Это был не вой, это был торжествующий смех!

Подхватив с земли посох, колдун при помощи него стянул с шеи амулет. Бросил на землю, рукой погладил обгоревшую кожу, посмотрел на Андрея:

– Попался, голубчик! Так и знал, ты попадешься на это! Сам отдал игрушку. Сам!

Андрей закричал и бросился в атаку – без меча, тот валялся в отдалении.

Старик усмехнулся.

– Дурачок! – даже как-то нежно сказал колдун. – Разве ты не знаешь, что такого, как я, не одолеть обычным оружием? Хватит, наигрались мы с тобой! – На конце посоха вспыхнул шар зеленого пламени. Мгновение – и он, сорвавшись с деревяшки, полетел в грудь Андрея. Тот никак не успевал увернуться.

Вспышка! Раздирающая все тело боль. Темнота.

Более не обращая внимания на мертвого воина, колдун, радостно улыбаясь, обошел по кругу валяющийся на земле амулет, затем принялся пристально его рассматривать. Амулет продолжал светиться и дрожать.

– Вот ты какая, киевская штучка! – произнес он с долей уважения в голосе. – Ну ничего… – Он почесал голову, затем еще раз с раздражением потрогал ожог от амулета. – И не такое ломали. Ну-ка, ну-ка…

Посохом он принялся чертить некие фигуры вокруг амулета. Полоса за полосой появлялись на гаревой поверхности, и, будто подчиняясь им, свет амулета начал тухнуть.

Колдун довольно хмыкнул, продолжил работу, затем внезапно замер, обернулся.

– Ну что тебе, болезный? Лежи, помирай спокойно, нечего людям работать мешать… – Как вдруг он осекся на полуслове.

Андрей все еще лежал за алтарем. Почему-то живой. Немилосердно болела грудь – то место, куда врезался огненный шар. Нет, болела не только грудь, болело все тело.

Не вставая, он повернул голову, посмотрел на колдуна. Тот возился с линиями и не замечал, что почему-то его жертва еще жива.

Очень тихо Андрей привстал. С шеи что-то посыпалось. Серебряные крошки. Оплавленные, почерневшие.

Вот почему его не убило!

Крест Алексия в очередной и последний раз сослужил службу, спас от погибели.

– Спасибо тебе, отец! – прошептал Андрей.

Он пошевелил левой рукой – та начала отходить, еле-еле, но шевелилась. Это было хорошо.

Взгляд Андрея упал на налуч, лежащий в центре поляны.

Эх, если бы он не потерял его да не сломал лук…

Правой рукой он забрался в колчан, к счастью оставшийся у него.

У него будет только одна возможность. Всего одна.

Найдя то, что искал, и дождавшись, пока колдун окончательно погрузится в рисование магической фигуры, Андрей медленно задвигался к центру поляны, сделав небольшой круг – в сторону алтаря.

Несколько минут – и он за спиной колдуна.

Тот услышал его в самый последний миг. Замер, обернулся – да и замолк на полуслове, глядя на Андрея.

В правой руке тот сжимал стрелу, в левой кинжал.

Стрела была самодельная – древко из лещицы, дара Лешего, наконечник – прекрасно знакомый колдуну – от стрелы, ранившей Ратибора, – стрелы, зачарованной самим колдуном.

Кинжал же Андрей взял с алтаря Чернобога, несмотря на то, что все тело кричало – не смей, не касайся.

Кричало не зря! Андрей с трудом продолжал удерживать матовый клинок – рука пылала, кожа на кисти вздувалась и лопалась…

Андрей не дал колдуну больше сказать ни единого слова. Ударил. Быстро и молча.

Стрелой в правый бок, кинжалом в левый.

Старик взвыл, на этот раз по-настоящему. Посох выпал из руки, колдун упал навзничь.

Стрела и кинжал оплавились, вспыхнули огнем. Из ран, нанесенных ими, ударило вверх зеленое пламя, оно же полилось из глаз и ушей колдуна.

Андрей бросился в сторону. Подхватил амулет, подобрал меч, подбежал обратно.

Старик, чье тело наполовину уже состояло из изумрудного огня, силился встать. Андрей не дал ему это сделать.

Засвистел клинок – и голова колдуна полетела в сторону.

И тут же всю поляну залило светом.

Андрей, в который раз за сегодня, рухнул на землю, прикрывая голову руками.

Когда он встал, все изменилось.

Факелы потухли, колья с черепами вырвало из земли и раскидало по сторонам. Железный идол рассыпался в прах. Аспидный алтарный камень раскололся пополам. Колдун исчез практически без следа – в том месте, где лежало тело, земля оказалась выпачканной в чем-то зеленовато-желтом, зловонном и еле дымящемся.

Андрей вернул амулет на шею, огляделся. Уже светлело.

Пора было уходить – искать выход из леса, затем дорогу на Киев.

Алексей Келин

Яга

Она как смерть. Приходит, когда не зовут, уносит, откуда не возвращаются. Она как жизнь. Дарит, когда пожелает, творит, что восхочется. Место ей бывшее – Менский лес. Место ей будущее – любимица княжья. От Нави и от Прави она, а имя ей – Гнев и Ужас.

Бояново пророчество. Стих первый

Яга сотворила знак Покоя, поддела носком сапога болотный огонек и запустила в мертвеца. Огонек полетел медленнее стрелы – ну, так и покойник тварь не самая шустрая. Тем более по поросшему лесом кочкарнику.

Хотя какой это, ко всем бесам, покойник?! Беспокойник это. С Радоницы по топям шастает, люд пугает. Уже почти седмицу колобродит. И зачем его только в трясине топили, дурачье? Прикопали б на буевище, сидела бы сейчас Яга у теплой печки, косу плела, а не пачкала сапоги вонючей тиной.

Дорогие, между прочим, сапоги! Не шьют таких в Менске,