Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков Страница 27

– Что на этот счет гласят правила поединка?

– Ничего, – огрызнулась Алатиэль, гибко выпрямившись. – Это уже не благородный поединок готангов, а какая-то мужицкая драка на ярмарке. Так нечестно!

Грайт наблюдал за нами со смешливым превосходством старого волкодава, пригревшегося на солнышке и снисходительно наблюдавшего за возней щенков. По его лицу ни о чем нельзя было судить, но, несомненно, он получил удовольствие от лицезрения «поединка».

– В каждом коэне свои обычаи и умения, Алатиэль, – мягко сказал Грайт. – Иди укладывай вещи, нужно пообедать и – в дорогу…

Она без единого слова подчинилась, но, прежде чем уйти в дом, послала мне выразительный взгляд, пожалуй, равнозначный затейливой матерной тираде.

– Ну что же… – сказал Грайт без улыбки. – Хорошо, что ты с нее чуточку сбил спесь. Многовато у нее самомнения – молодежь… Это не особенно и хорошо.

– Надеюсь, она меня не возненавидит на всю жизнь? Не станет злиться? – спросил я живо.

В маленьком коллективе вроде нашего, пустившемся в опасное и, как я уже уяснил, серьезнейшее предприятие, неприязненные отношения меж участниками способны здорово повредить делу…

– Не беспокойся, – усмехнулся Грайт. – Она умница. Правда, какое-то время будет на тебя всерьез дуться, но это быстро пройдет… – Он убрал с лица улыбку, как отдергивают занавеску на окне. – Трудность в другом. Алатиэль всего-навсего луган… человек, неплохо обучившийся владеть мечом. И не более того…

– У вас этому и девушек обучают?

– Если они сами пожелают, – сказал Грайт. – Луганов-девушек не так уж мало, и они участвуют в поединках наравне с мужчинами.

– А меж собой? – спросил я с неподдельным интересом, вспомнив то, что читал о дуэлях старинных времен, когда благородные дамы порой хватались за шпаги и пыряли ими друг дружку не хуже мужчин. – Скажем, не поделив какого-нибудь красавчика?

– Сколько угодно, – охотно ответил он. – Собственно, большинство поединков меж девушками-луганами как раз и происходит из-за мужчин. Мужчины гораздо реже дерутся из-за женщин – есть множество других поводов. Трудность в другом… Алатиэль еще не приходилось никого убивать. Участвовала всего лишь в двух поединках и оба заканчивала так, как это только что было с тобой. Это-то и заставляет чуточку тревожиться. Мало ли что может случиться на дороге. Ты, наверное, знаешь: в схватке не на жизнь, а на смерть и прекрасно владеющий оружием человек может себя повести непредсказуемо. Может драться хорошо, а может и дрогнуть, растеряться с самыми печальными для себя последствиями…

– Встречался с таким, – кивнул я, вспомнив два характерных примера (в одном случае обошлось, а в другой раз оплошавшего хоронили с воинскими почестями)…

– Так что беспокоит меня немножко Алатиэль, – доверительно признался он.

Меня так и подмывало спросить: «Так какого же хрена ты, битый волк, потащил на это дело девчонку, которой еще не приходилось никого убивать?» Но были подозрения, что он и сейчас увильнет от ответа, сославшись на те соображения высшей стратегии, которые младшим командирам до поры до времени – а то и никогда – не положено знать. И я задал другой вопрос, всерьез меня занимавший:

– А тебе случалось убивать?

– Случалось, – сказал он без малейшей рисовки. – Четверых на поединках, троих разбойников, двух шпионов Золотой Стражи и одного до определенного момента честного и верного, но однажды собравшегося предать. Был еще один случай, но мне не хотелось бы о нем говорить. Костатен, пойдем-ка обедать. Время чуточку поджимает…

Обедали в здешней столовой, за внушительным овальным столом, судя по пустовавшим креслам, рассчитанным на четырнадцать человек, – надо полагать, иные охоты были многочисленными. Подавал Лаг, с проворством опытного официанта, ловко и бесшумно (и сам, разумеется, за стол не сел). Обед был плотный, явно рассчитанный на то, что ужинать придется не скоро: суп в больших мисках, с мелко нарезанным мясом, квадратными пухлыми кусочками теста наподобие галушек и какими-то, без сомнения, неизвестными в нашем мире, но вкусными овощами. Ломти жареного мяса с красной кисловатой подливкой, в которой было много резаной травки. Разрезанный начетверо большой и круглый сладкий пирог с какими-то незнакомыми красными ягодами. Непонятный сладковатый, безусловно фруктовый сок в больших кружках. Когда мы сели за стол, Грайт заботливо предупредил:

– Ничего не оставляйте в мисках и на тарелках, съешьте до крошечки…

Чем крайне мне напомнил воспитательниц в нашем пионерлагере, всякий раз в столовой дававших то же напутствие.

– Особенно это тебя касается, Алатиэль, – добавил Грайт. – Мы не в замке, а в походе, капризничать не следует…

Она подчинилась без пререканий, и суп дохлебала до последней ложки, и красноватую подливку подобрала куском хлеба (так же поступил и Грайт, а глядя на них, и я – как я понимаю, здешний застольный этикет такое дозволял, может быть, лишь во время охоты).

Очередная интересная подробность этого мира: суп оказался в меру горячим, а жаркое, пирог и хлеб (те самые каравайчики, что я ел у Оксаны) – теплыми, но все казалось не свежеприготовленным, а просто разогретым. Меж тем у домика не было печной трубы. Появились подозрения (после знакомства с их интересными расческами и одежными щетками), что и здесь есть какая-то хитрушка, позволяющая обходиться без очага и пламени…

Забавно было смотреть на Алатиэль: она не удостоила меня пусть даже сердитым взглядом – держалась так, словно меня и не было: как и сказал Грайт, дулась, обиженная поражением. Ничего, нам с ней не детей крестить, оттает…

После обеда отправились к коням – Грайт распорядился проверить сбрую, я это проделал привычно, ничем здешняя от нашей, в общем, не отличалась, да и Алатиэль, я видел, не новичок в уходе за конем. Грайт дал мне чехол для топора и показал, как прикрепить его к седлу. Потом сказал:

– Слушайте внимательно…

Ага, последний инструктаж перед выходом на маршрут, дело знакомое. Правда, Грайт обращался исключительно ко мне, Алатиэль, надо думать, свои инструкции давно получила.

– Вот карта, Костатен, – сказал он деловито.

И развернул передо мной свернутую в тонкую трубку карту, выдернутую из-за обшлага (я забыл упомянуть, что у кафтанов имелись обшлага чуть ли не до локтя, довольно плотно прилегавшие к рукавам). Я посмотрел с нешуточным любопытством, опытным взглядом пограничника, привыкшего иметь дело с картами.

Сразу видно, что она не печатная типографским способом, а нарисованная разноцветными красками, и довольно искусно, без всякого примитива. Правда, без единой надписи – ну да, им же запрещено учиться грамоте… Неправильной формы зеленые пятна, синие извилистые полосы, определенно леса и реки, двойная светло-коричневая линия, довольно прямая, несколько изображений, в которых сразу